Страница 59 из 63
Франкфуртский ресторан «Уланд экк» известен среди местных национал-демократов. Здесь довольно уютно и всегда большой выбор отличного пива. Посетители «Уланд экк» чувствуют себя здесь непринужденно. Быть может, это объясняется еще и тем, что владелец ресторана Карл Штекк, служивший в свое время шеф-поваром на судне «Ганзеатик», понимает толк в посетителях и всегда отдает предпочтение солидной клиентуре, к которой относит и верхушку НДП. Многие члены правления пришли сюда в воскресенье 11 марта заранее и, сытно отобедав, наслаждались теперь приятной свежестью пива «Пильзнер Урквель». Фридрих Тилен подкатил к ресторану на черном «мерседесе-250». Было 17.40. К машине бросилась толпа журналистов. Однако Тилен сейчас менее всего был заинтересован в рекламе и дал газ. Явился он вновь через 50 минут и едва прорвался в зал сквозь толчею и драку, возникшую у входа. Курт Штекк не знал его в лицо и встретил довольно подозрительно. Вначале он не хотел пускать его в зал.
В конце концов его поколебала самоуверенность Тилена, который все еще держал себя как настоящий председатель партии.
В отдельном зале, где собрались члены правления НДП, Тилена встретил его заместитель Вильгельм Гутман.
— Господин Тилен, — четко выговаривая каждое слово, обратился он к вошедшему, — ваша собственная земельная организация исключила вас из Национал-демократической партии. Мы хотели бы просить вас оказать партии последнюю услугу и добровольно оставить свой пост.
Тилен вспылил и наотрез отказался пойти навстречу своим соратникам по движению. Объяснение длилось всего четверть часа. Тилен был явно взбешен, когда покидал «Уланд экк».
Члены правления единодушно утвердили решение бременской организации об исключении Тилена из партии и утвердили председателя земельной организации НДП в Баден-Вюртемберге Вильгельма Гутмана временно исполняющим обязанности председателя партии.
Тилен сделал заявление для печати, в котором он настаивал на своем праве не признавать решения федерального правления и объявлял, что он подает жалобу в бременский суд.
Фон Тадден не зря потратил последние два года на тщательную работу по подбору и расстановке верных людей на ключевые посты в партии. Он знал настроения каждого из них. И, что тоже было немаловажно, все они знали о расстановке сил в НДП. Поэтому барон счел за лишнее присутствовать на заседании правления партии. Будучи абсолютно уверенным в исходе дела, он мог позволить себе такую роскошь.
В то время как в «Уланд экк» исключали из партии Фрица Тилена, Лотара Кюне и Фрица Винкельмана, фон Тадден кутил со своими приятелями в ресторане «Савой». В номер барона, где уже сидел Рихард Грифе, ввалились несколько человек. Компания была уже явно навеселе. Фон Тадден милостиво отвечал на энергичные рукопожатия и принимал поздравления. Адольф Зарг, председатель земельной организации НДП в Сааре, с трудом втащил в номер тяжелый ящик.
— Мой личный подарок уважаемому тезке, — тяжело отдуваясь, самодовольно произнес он.
Веселое оживление на минуту стихло.
Адольф Зарг, заранее предвкушая эффект, широким жестом открыл ящик и вытащил оттуда увесистые бутылки. Появление на столе шампанского вызвало новый взрыв энтузиазма. Зарга одобрительно хлопали по спине.
— Молодец! Вот это предусмотрительность!
— Нет, это, пожалуй, другое. Это уверенность в победе Адольфа.
— «Поммери» — чудесное шампанское!
— О-о! «Хайдсикк» — моя любимая марка.
— Господа, я предлагаю тост за нашего уважаемого лидера, за Адольфа фон Таддена — подлинного главу и надежду партии!
— Господа, я протестую. Вы обижаете Вильгельма Гутмана. С сегодняшнего дня он исполняет обязанности председателя.
Адольф фон Тадден сделал укоряющее выражение лица. Но его выдавала самодовольная покровительственная улыбка.
— Но господин фон Тадден, ведь каждый грамотный человек в партии знает, что Гутман временная фигура. Он только до следующего съезда, — под одобрительные возгласы присутствующих сказал саарский Адольф.
— Тем не менее правила игры должны быть соблюдены до конца. Прозит, господа! — и фон Тадден поднял свой бокал на уровень глаз.
На следующий день новое руководство НДП было встречено аплодисментами на предвыборном съезде земельной организации Рейнланд-Пфальца в Майнце.
Вильгельм Гутман в своем выступлении, которое неоднократно прерывалось восторженными выкриками и бурными овациями, уверенно заявил:
— Национал-демократическая партия подобна каменной глыбе, о которую некоторые еще расшибут свой череп.
Фридрих Тилен, однако, продолжал бороться за явно ускользавшую власть. Он подал жалобу в бременский суд и, используя все связи, добился решения суда в свою пользу.
Создалась довольно комичная ситуация. Согласно судебному постановлению Тилен мог и дальше осуществлять свои права председателя партии. В то же время земельные организации НДП одна за другой заявляли о своей поддержке фон Таддена. Вокруг номинального председателя образовалась пустота. Зарубежная и западногерманская печать в один голос утверждала, что внутрипартийные распри закончились победой откровенно экстремистской группировки фон Таддена. Объединение лиц, преследовавшихся при нацизме, и другие демократические организации ФРГ требовали от правительства запретить неонацистскую партию. В ответ на это премьер-министр Баден-Вюртемберга Ганс Фильбингер предостерег от переоценки НДП и ее политического влияния. Выступая на пресс-конференции в Штутгарте, он говорил о признаках ослабления Национал-демократической партии, которое скажется уже на очередных выборах в ландтаги земель Рейнланд-Пфальц и Шлезвиг-Голштейн.
Несмотря на успокоительные заверения властей, НДП одержала на выборах 23 апреля очередную победу, набрав около шести процентов голосов. В ландтагах Рейнланд-Пфальца и Шлезвиг-Голштейна обосновались коричневые фракции.
Ободренные успехами, национал-демократы объявили о проведении в мае в Висбадене внеочередного съезда своей партии.
Шаг назад, два рывка вперед
Вернер Прункман плакал. По его полному, одутловатому лицу текли крупные пьяные слезы. Никто, даже он сам, не мог сказать теперь, сколько он выпил за этот вечер. Сначала он пил с друзьями, потом, когда они ушли, он продолжал пить один. Когда он набрался по самый узелок галстука, ему вдруг стало так жалко себя, что слезы градом брызнули из глаз. Несколько лет жизни в самом расцвете сил и энергии были отданы политической карьере. Он стоял у колыбели новой партии, пользовался полной поддержкой и благосклонностью ее лидера, принимал первые заслуженные излияния в преданности районных и окружных функционеров НДП. И в тот самый момент, когда, казалось, совсем близок был момент федерального триумфа, когда вполне реально вырисовывалось министерское кресло на земельном уровне, когда имена руководителей партии все прочнее обосновывались на первых полосах центральных газет, он оказался вышибленным из седла. На полном скаку, совершенно неожиданно.
И все только потому, что он необдуманно сделал ставку на Тилена, на этого самодовольного бегемота, которому на блюдечке преподнесли председательское кресло. А он даже не почесался, чтобы удержать его. Обида на Тилена горячей волной нахлынула на него. Ах, если бы он поступил, как Грифе! Ведь никто не мешал ему поставить на фон Таддена. Но кто мог предвидеть, что прусский барон окажется хитрее и умнее бременского фабриканта бетона. Кто мог предположить, что, оставаясь в тени все эти годы, он так искусно и незаметно будет плести интригу и в то же время так скрупулезно создавать свою собственную партию за широкой, неповоротливой спиной самовлюбленного бременца?
Вернеру Прункману было безумно жаль себя, своих несбывшихся надежд и планов. Зачем он выбрал эту неблагодарную политику, где никто не ценит личной преданности и верности долгу, где все решают слепой случай и злой рок? Прункман тихо покачивал головой, как при зубной боли. В который раз он решал сойти с зыбкой почвы политической деятельности и целиком предаться сладкой жизни производителя пудингов. Он клялся и божился навсегда распрощаться с неблагодарной политикой, хотя в глубине души он знал, что все это бесполезно, ибо вкусивший однажды этого плода будет на всю жизнь отравлен. И горький вкус власти бередит кровь и душу, как приторный запах фимиама, воскуриваемый льстецами…