Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 57

- Ну что, не вышло по-твоему? - Святослав, еще не остывший после жаркого боя, бросил сердитый взгляд на хазарского воеводу. - Видишь, сколько народу зря положил!

Джабгу еще ниже склонил обнаженную голову с лысым теменем, будто отдавая ее во власть победителя. Час назад князь, не задумываясь, приказал бы срубить эту голову и надеть на копье, как сделал это Джабгу с Гроном, теперь же он принял ключи от ворот, мельком глянул на поднесенные дары и едва заметно усмехнулся: сильна торговая жилка в хазарах, привыкли они торговать. Даже сейчас, после такого разгрома, надеются откупиться от победителей! Отвернувшись от пленного темника, князь поманил Вуефаста:

- Ты будешь тут воеводой, хозяином в Саркеле, пока войну не закончим. Воев тебе оставлю. Соберешь дань и вместе с полоном под охраной в Киев ее отправишь. Сам суд тут правь. А я дальше иду - на Итиль.

Свенельд, стоявший за спиной князя, спрятал улыбку в пушистых седых усах. "Клянусь Одином, - он всю жизнь был верен своим варяжским богам, молодой князь начинает показывать когти! Давно ли Ольга посадила его на Киевский стол, а сын ее начал поход, какой и Игорю был не под силу. Вятичей, болгар успел покорить, глядишь, и вся Хазария склонит перед ним голову..."

Старый воевода с нежностью смотрел на своего питомца. Странно сложилась жизнь Свенельда, он, безвестный варяг, совсем юным воином попал на Русь и очень скоро сумел показать себя, стал в Киеве самым молодым воеводой. Когда Игорь погиб, самый час был Свенельду - первому человеку на Горе после князей - брать всю власть в свои руки. Люба была ему с молодости княгиня Ольга, да время ушло. Оглянулся Свенельд: и Ольга уже не та, и сам он не тот. Осталась привязанность к молодому княжичу Святославу - что-то в нем от молодой Ольги - такой же смелый, решительный, взгляд открытый, дерзкий.

Сейчас, когда закончился штурм Саркела, Свенельда заботило, как завершить успешно начавшийся поход. Еще не до конца разбиты хазары, готовится к бою их столица Итиль, где каган-бек собирает воинов от всех своих веж. Нужно дать отдохнуть, собраться с силами уставшим дружинникам. Воевода сказал об этом князю.

- Нет, - сердито блеснул глазами Святослав. - Отдыхать в Итиле будем. Надобно поспешать к хазарской столице. Ни одного лишнего часа не дам Иосифу на сборы его войска!

Свенельд молча наклонил голову. Да, князь прав. Как ни трудно, а нужно торопиться, ковать железо, пока оно не остыло.

С рассветом русское войско ускоренным маршем двинулось на юго-восток, к Итилю. Князь Святослав не брал с собой обозов, он и пеших ратников посадил на коней, отбитых у неприятеля. Сильный конный отряд во главе с воеводой Бориславом ушел вперед, вслед за дозорами.

Чем дальше от Дона, тем беднее и суше становилась степь. Куда делись буйные травы в рост человека, зеленые дубравы и заросли кустарника? Вокруг только чахлый ковыль, серебристый пахучий емшан, да еще какие-то колючки. Временами конские копыта стучали по совсем голой, растрескавшейся от зноя земле. Но степь и здесь не была безжизненной - на горизонте то с одной, то с другой стороны появлялись и подолгу маячили группы всадников. При виде русских дозоров они, не принимая боя, уходили в степь. Это были исконные недруги Русской земли - печенеги, одновременно враждовавшие и с хазарами. Иногда появлялись небольшие отряды кочевников гузов, проносились вдалеке и скрывались в знойном мареве. Степняки, будто волки, издали следили за русским войском, выжидая, чем кончится единоборство между Русью и Хазарией. Кто бы ни победил, они в любом случае надеялись поживиться.

Воевода Вуефаст знал, что не лежит к нему сердце молодого князя. Язычник Святослав недолюбливал христиан - их вера пришла из враждебной Руси Византии. Наказывая Вуефасту остаться в покоренном Саркеле, князь хотел избавиться перед дальним походом от неугодного ему человека. Недоброжелательность звучала в его голосе, когда он отдавал свои распоряжения Вуефасту. В другое время воевода, может, и обиделся бы, а сейчас встретил этот приказ с тайным облегчением: разболелась голова, на которой какой-то ретивый защитник Саркела едва не надвое разрубил железный шелом. Да и весь воевода как-то расклеился, чувствовал себя разбитым. Старость подошла, что ли?

Однако отлеживаться ему было некогда - едва ушло войско со Святославом, как Вуефаст увидел, что дел у него непочатый край. Надобно разбираться с полоном, с данью, взятой у хазар, да и малой своей дружине дать передышку: среди воинов много раненых, ослабевших от потери крови. А тут еще Войт, князь вятичей, поглядывает на него странно, дружинники его шепчутся по углам. Может, что лихое задумали? У Вуефаста воинов мало, куда меньше, чем вятичей. Хорошо еще, что болгары, сделав свое дело, сразу же ушли домой. Но и с Войтовым войском незадача...

На всякий случай воевода решил занять со своими людьми внутреннюю, самую труднодоступную часть Саркела, велел перенести туда самое ценное добро из захваченного у хазар. Пленники почти все незнатные, о них тревожиться нечего. Только за Джабгу можно получить добрый выкуп, поэтому его Вуефаст держал при себе, под особой охраной.

Усиленную стражу выставил воевода у ворот внутренней стены, разделявшей крепость на неравные части: меньшую, занятую Вуефастом и его людьми, и большую, где расположились вятичи шумным и беспокойным табором. Себе воевода выбрал покои в нижнем этаже башни, той самой, где до последнего оборонялся от русичей Джабгу.

- Слава те, господи, самое главное сделано, - истово перекрестился он, оставшись наедине с двумя верными слугами - сотником Глебом и десятником Кириллом, в одно время с ним перешедшими в христианскую веру. Теперь помоги рабу твоему Василию уберечь от козней вражеских все это добро, что князь нам доверил... Вуефаст при крещении наречен был Василием, но и князь и его приближенные звали его прежним, языческим именем.

- Бог милостив, - отозвался Глеб, - да и наша дружина еще чего-то стоит. Убережем добро, что нам оставлено!

Кирилл молча кивнул, соглашаясь с сотником.

Вуефаст оглядел пышное ложе, прикрытое барсовыми шкурами, приготовленное, видимо, для хазарского воеводы, злорадно подумал о том, что строптивому Джабгу теперь не скоро доведется понежиться на мягкой постели. Пусть прикорнет на сырой землице.