Страница 10 из 22
…7 сентября штаб дивизии был поднят по тревоге. Комдив полковник Фурсин и полковой комиссар Бурылин были вызваны к командарму 4-й армии В. И. Чуйкову. В этот же день В. Маргелов получил приказ вскрыть конверт. Распоряжение гласило: «Поднять войсковые части на большие учебные сборы по литеру “А”», что соответствовало проведению скрытой мобилизации. Слово «мобилизация» категорически было запрещено употреблять как в устных, так и в письменных приказаниях, что вовсе не меняло сути процесса приведения дивизии в полную боевую готовность.
НО-2 трудился в поте лица. По существу, отдел, который он возглавлял, и его подчиненные в полках в считанные дни, в условиях строжайшей секретности и скрытности должны были поставить в строй тысячи бойцов и командиров, сотни единиц автотранспорта, расконсервировать весь комплект боеприпасов и вооружения, развернуть тыловые части, медсанбат, хлебозавод, склады ГСМ.
Но… Маргелов с грустью смотрел на «Сведения об укомплектованности дивизии». Хотя вины за собой капитан не чувствовал, итоги скрытой мобилизации были неутешительны. Цифры говорили о том, что к более-менее серьезным военным действиям страна не была готова. Из запаса так и не прибыло 30 процентов офицеров, в отделениях и расчетах не хватало половины младших командиров. Внушителен недокомплект медиков и техников. Из народного хозяйства так и не поступили 200 машин, не было никакой возможности наладить выпечку хлеба, тылы дивизии растянулись на семьдесят километров, в дивизионе противотанковых орудий – ни одной пушки, нет танков, радиостанций – ничтожно мало, командирских биноклей – всего 150 штук.
Маргелов с утра до ночи мотался по военкоматам, слал телеграммы руководителям советских и партийных органов в Бобруйск, Рогачев, Жлобин…[18] Но дело продвигалось «со скрипом» – люди и техника повсеместно были задействованы на уборочной страде. «Государственное задание», так на официальном языке называлось развертывание частей и соединений, явно срывалось. Никто не полагал, что речь идет о подготовке к серьезным военным действиям. Эти настроения хорошо иллюстрируют слова рядового резервиста из колхоза имени Молотова Жлобинского района Петра Афанасьева: «Наш колхоз поработал в этом году хорошо, моя семья полностью до нового урожая обеспечена хлебом, кое-что думаю продать. Я с большой радостью пришел на сбор». К этому надо добавить, что политотдел дивизии получил также расплывчатые указания относительно цели сборов. Но, как и водится, все «формы и методы» политической работы были приведены в действие: под лозунгом «Проявим образцы большевистской организованности!» закипело соцсоревнование, вовсю трудились редакторы боевых листков, стенных газет, бодро звучали марши полковых радиостудий. На политработников возлагалось не только создание комсомольских и партийных организаций в новых подразделениях, но и отслеживание неблагонадежных. На «политически сомнительных» (так в одном из донесений. – Á. Е.) заводилось особое досье.
Неожиданно выявился казус: некоторая часть красноармейцев, прибывших из запаса, не была приведена к присяге. Комдив и комиссар поручили ее организацию Маргелову. К этому моменту дивизия вышла в район сосредоточения. Ритуал был торжественным и волнующим и, как сообщала дивизионная многотиражка, «могучее красноармейское “ура” в честь мудрого Сталина, в честь любимого наркома тов. Ворошилова далеко и гулко прокатывалось по сосновому лесу».
10 сентября 8-я стрелковая дивизия, доукомплектовываясь, начала погрузку в эшелоны. Для переброски соединения к государственной границе их требовалось ни много ни мало 48 единиц. Сразу выяснилось, что железная дорога не способна выдержать такого напряженного графика работы. И все же к исходу 14 сентября части дивизии сосредоточились в районе Большая Раевка – Дубровичи – Конотоп – Пруссы. К этому времени их общая численность, которая по штатам военного времени должна была составлять 16 126 человек, достигла 15 011 человек.
14 сентября в «Правде» была опубликована передовица «О внутренних причинах поражения Польши». Как выяснилось спустя три дня, она содержала основные положения, которые были высказаны в ноте Правительства СССР, врученной польскому послу В. М. Молотовым 17 сентября:
«Господин посол!
Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность польского государства. В течение десяти дней военных операций Польша потеряла все свои промышленные районы и культурные центры. Варшава, как столица Польши, не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, Советское правительство не может нейтрально относиться к этим фактам.
Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, оставались беззащитными.
Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.
Одновременно Советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью. Примите, господин посол, уверения в совершенном к Вам почтении».
Советский исследователь майор И. П. Мариевский обстоятельно проанализировал расстановку сил накануне похода Красной Армии в Западную Белоруссию:
«Польское командование держало все свои силы в оперативных группах численностью до 15 дивизий.
Белорусский фронт составляли 4 армии и отдельный стрелковый корпус.
3-я армия действовала на правом фланге в направлении Полоцк – Вильно.
11-я армия южнее – в направлении Молодечно.
10-я армия – в направлении Костаново (Дзержинск) – Новогрудок.
4-я армия – Барановичское направление.
23-й стрелковый корпус развернут был в Полесье на Пинском направлении и служил связующим звеном между Белорусским и Украинским фронтами.
Резерв фронта – 29-я стрелковая дивизия.
Немцы взяли Брест 14 сентября, Белосток – 15 сентября, и поляки вынуждены были перебросить часть сил на эти направления.
Согласно оперативному плану и директиве фронта (Боевой приказ № 01 от 15.09.39 г.) “ближайшая задача фронта – уничтожение и пленение вооруженных сил Польши”».[19]
К тому времени в состав 4-й армии входили 31-й батальон охраны, 8, 55, 143-я стрелковые дивизии, 29 и 32-я танковые бригады, два батальона связи, армейские части. К окончанию мобилизации в состав армии была включена 122-я стрелковая дивизия. От Смоленска до Минска Белорусский военный округ напоминал человеческий муравейник, в котором все было подчинено одному: к началу боевых действий части и соединения должны доукомплектоваться до полной штатной численности и иметь все необходимое для успешного выполнения задачи.
Вряд ли будет уместным назвать поход «военной прогулкой», как это сделал Сталин.
15 сентября во второй половине дня в район сосредоточения 8-й дивизии приехал командующий 4-й армией В. И. Чуйков. Устраивать разнос дивизионному начальству за очевидные проблемы в укомплектовании он не стал – в других соединениях дела обстояли не лучше. А вот с танками командарм помог, передав в поддержку дивизии 29-ю танковую бригаду. Комдив вздохнул облегченно – будет чем прорывать проволочные заграждения. Переход советско-польской границы был намечен на 5 часов утра 17 сентября в полосе пограничных столбов № 855–887 у населенных пунктов Оступ – Дегтяны[20].
18
Техникой дивизию комплектовали Московская, Воронежская, Харьковская области, где в это время шла уборка урожая.
19
РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 556.
20
Здесь и ниже названия населенных пунктов даются по картам Генштаба 1939 года.