Тантамареска

Глава VIII. Венецианская ночь

Расположенный в самом центре Венеции роскошный Дворец дожей в любое время года переполнен туристами. Тысячи людей со всего мира стремятся посмотреть на удивительный памятник готической архитектуры, место, откуда в Средние века вершили судьбы мира могущественные венецианские правители.

Восхищенный многоголосый шепот множится бесконечными арками, прорезающими высокие потолки, украшенные богатой лепниной и шедеврами Тициана, Веронезе или Тинторетто. Туристический поток не ослабевает ни на минуту, это не зависит ни от погоды, ни от времени года, ни от политических катаклизмов, сотрясающих наш бренный мир (обитатели роскошного дворца видывали и не такое). Но ровно в 18.00 двери Дворца дожей закрываются. Проворные местные работники, совсем не похожие на российских музейных бабушек, твердо и непреклонно сгоняют зазевавшихся туристов во внутренний двор, откуда те, немного побродив взад-вперед, вынужденно отступают на площадь Сан-Марко. За ними захлопываются большие старинные ворота, настолько старинные, что дерево, из которых они сделаны, само по себе кажется музейной древностью.

Еще несколько часов туристы оживленно бродят вокруг Дворца дожей и рассматривают его снаружи. Потом наступает темнота, и гости разбредаются по многочисленным венецианским ресторанам, тратториям, пиццериям и сувенирным магазинчикам. На площади Сан-Марко начинают играть оркестры у маленьких кафе. Люди тянутся к огню, музыке и комфорту. Ближе к полуночи возле Дворца дожей вы не найдете никого. Разве что влюбленная парочка прошмыгнет между колоннами аркадной галереи и тут же направится к набережной. Там, у роскошных старинных фонарей, пришвартован десяток гондол, на которых расположились невероятно обаятельные гондольеры в причудливых шляпах и широких тельняшках. Но если не брать в расчет влюбленные парочки, Дворец дожей остается с черной венецианской ночью один на один, и самое популярное в мире место ночью становится совершенно безлюдным.

Впрочем, сегодня Дворец дожей мог быть совершенно спокоен, он был не одинок. По его галереям твердым шагом шла красивая девушка в облегающем черном кожаном одеянии. Было очевидно, что девушку совершенно не волнуют громкоголосые гондольеры, расположившиеся возле пристани Пьяцетта, шум волн и крики чаек, звездное небо или очаровательный вид, открывающийся отсюда на церковь Санта-Мария делла Салюте, расположенную на другом берегу лагуны.

Девушка шла по галерее первого этажа Дворца дожей и внимательно смотрела на резные колонны, как будто очень давно их не видела, но, очевидно, помнила каждую. Ее черные волосы перебирал северный ветер, чувственные губы были приоткрыты, а в ясных голубых глазах стояли слезы. Но, несмотря на эти слезы, взгляд у девушки был счастливый, а походка уверенной. Если бы у старинного дворца вдруг оказался случайный прохожий, он бы сказал, что девушка, наверное, возвращается в родной дом после долгой разлуки.

Впрочем, прохожий был. Облаченный в величественную красную мантию и будто шагнувший сюда, на набережную, с какой-то средневековой картины, он появился в том месте, где дворец соединялся с собором Сан-Марко, около Порта делла Карта, так называемой «Бумажной двери». «Бумажная дверь» была на самом деле большими массивными воротами, над которыми нес многовековую вахту грозный крылатый лев, заставивший склониться перед собою мраморного персонажа в одежде венецианского дожа. Человек в красной мантии неожиданно вынырнул из темноты, склонился почтительно перед девушкой и произнес:

– Уважаемая Глафира, Совет Десяти ждет вас.

Глафира чуть наклонила голову, приветствуя говорившего, потом достала из кармана небольшой блестящий медальон. Лев, изображенный на медальоне, был точной, только многократно уменьшенной копией льва, охранявшего «Бумажные ворота».

Девушка вставила медальон в старинную скважину, и древние ворота вдруг очень легко и бесшумно открылись. Глафира сделала решительный шаг вперед, и дверь закрылась за ней так же бесшумно и быстро, как только что открылась.

Она пошла вверх по лестнице Гигантов, целиком вырубленной из каррарского мрамора много-много столетий назад. Абсолютную тишину венецианской ночи, которую многократно усилили стены закрытого внутреннего двора Дворца дожей, прорезал только размеренный стук каблучков поднимавшейся по исторической лестнице девушки. На самом верху, между огромными статуями Марса и Нептуна, Глафиру ожидал еще один человек, одетый в такую же красную мантию, как и тот первый прохожий у «Бумажной двери».

– Уважаемая Глафира, спасибо за то, что вы здесь. Вас ждут.

Глафира еще раз кивнула и пошла за этим человеком. Они прошли второй этаж и роскошный зал заседания Большого Совета. Лунный свет, проникавший сквозь огромные, заостренные кверху, окна, таинственно блестел на паркетном полу, иногда освещая сотни лиц венецианских дожей, портретами которых зал был украшен уже не одну сотню лет. Глафира привычно скользнула взглядом по одному портрету, который был замазан черной краской. Надпись под ним она знала наизусть: «Здесь должен был быть портрет дожа Марино Фальеро, обезглавленного за совершенные преступления». Глафира вспомнила, что человек, встретивший ее на лестнице Гигантов, стоял как раз на том месте, где в 1355 году связанному дожу Марино Фальеро, по решению Совета Десяти, отрубили голову. Это был один из тех сюжетов, которые, по мнению Мастера, Глафира никогда не должна была забывать. Мятежный дож пошел против Совета Десяти и жестоко за это поплатился.

Они прошли еще несколько полутемных роскошных залов и оказались перед большими дубовыми дверями, которые освещали несколько чадящих факелов. Глафира хорошо помнила эти двери. Эти двери вообще, наверное, хорошо запомнили все, кто томился перед ними в ожидании приговора могущественного Совета Десяти. Когда-то перед этой дверью стоял в ожидании приговора Джордано Бруно и все надежды молодого талантливого человека оказались похоронены одним росчерком пера секретаря Совета. Сидел перед этой дверью и знаменитый любовник Казанова, с ужасом выслушавший приговор о вечном заточении в страшных венецианских «Пьомбах». Неоднократно бывала перед этой дверью и Глафира, ежегодно сдавая экзамен на право оставаться Хранителем. Всю ночь они отвечали на запутанные вопросы членов Совета, изредка отвлекаясь на рукопашные схватки во внутреннем дворе дворца. А ранним утром, когда испытания и допросы заканчивались, каждого из них вызывали к этим дверям. И никто не знал, кого Совет оставит в живых, а кого – нет.

Однажды Глафира позорно провалила подряд несколько схваток на ножах, и решающая должна была состояться с юношей-индусом по имени Атул. Этот Атул был чертовски гибок и быстр, как молния. Его холодные жестокие глаза девушка запомнила на всю жизнь, как и позор, который сопровождал ее каждый раз во время спаррингов с Атулом. Глафира никак не смогла его «считать» и тогда очень быстро оказалась на каменном полу внутреннего двора Дворца дожей, а Атул прижал к ее горлу холодное лезвие. Если бы Учитель не остановил схватку, ее бы убили, но Учитель схватку остановил и посмеялся: «Живи пока, до утра еще у тебя время есть!» С побелевшими губами, с тяжелым уханьем в сердце входила на рассвете Глафира в эти двери. Долгим молчанием встретил тогда ее Совет. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем прозвучало спасительное: «Испытание пройдено». Глафира летела обратно, по Золотой лестнице, как будто рожденная заново! А вот Атула никто из их группы больше никогда не видел. Воистину удивительно и непредсказуемо принимал решение Совет Десяти, движимый только ему понятными мотивами и предсказаниями!

Человек, который привел Глафиру, исчез где-то в полутемных коридорах дворца. Она стояла, как и много лет назад, совершенно одна перед этими страшными дверями. Воспоминания накатывали на нее все с новой и с новой силой.

Вдруг двери распахнулись, и низкий мужской голос сказал по-итальянски: «Входите».

Глафира зажмурилась и шагнула в распахнутую дверь, как в бездну.