Страница 65 из 75
— Но позвольте, ни одна их целей не была достигнута: Меч не нашли, этого Николая не ликвидировали, руководство секцией не заменили. И я сильно подозреваю, что из-за негодяя Колоссовского.
— Назначать магистров на местах — Ваша прерогатива, но я бы посоветовал остановиться как раз на кандидатуре этого строптивого поляка.
От удивления Рыжеусый открыл рот:
— Как так, он же поломал нам всю игру? Может уместнее будет полицмейстер?
Бородатый снисходительно улыбнулся:
— В последних событиях Колоссовский проявил решительность и изобретательность. Он — достаточно авторитетная фигура среди местного зверинца. Поэтому, как только этот малолетний негодник Арсений по нашему приказу ликвидирует Козятина и место Магистра станет вакантным, не задумываясь, назначайте Колоссовского. Тем более, он был использован втемную, и его энергия сослужила нам хорошую службу.
Рыжеусый взмолился;
— Позвольте, князь, я не успеваю за ходом Ваших мыслей.
— Он предупредил детей, это факт. Но он, в конечном счете, сыграл нам на руку. Мальчишка оторвался от девчонки, пусть и ценой побега. До того как они встретятся, дело будет уже сделано. К тому же мне вовсе не улыбалось отдать юношу, столь щедро наделенного талантами, в лапы полиции. На воле он целее будет, чем на каторге. Убирать его также было бы в высшей степени неразумно для интересов Братства. Неизвестно еще как все сложиться, и еще один человек, имеющий контакт с Мечом Тамерлана нам сможет пригодиться. А Наследница вернулась к родителям и самое позднее, чем через неделю будет вместе с ними в Москве.
— А что нам это дает?
— Мелко мыслите, господин барон! Мечом может владеть лишь тот, кто получил его из рук Девы. Фроляйн Наталья — Дева Дарующая Меч. Чем из меня, потомка Древних, не жених, несмотря на мои преклонные лета?
Такого номера Рыжеусый не ожидал и аж подпрыгнул на месте;
— Да, но…
— Никаких но! Папаша столько нам должен, что готов дочку продать взамен уплаты долга. Да, я думаю, и ей лестно будет из захудалой провинциалки стать княгиней Священной Римской империи. Мезальянс говорите? — Рыжеусый робко кивнул. — Я цивилизованный человек и не буду ограничивать ее приватную жизнь, ведь она так молода! Главное для меня — Меч! И могущество, которое он дает. А там пусть делает, что хочет.
— Сколько же у нас времени, князь? — спросил Рыжеусый.
— Немного. Мои агенты доносят, что война может начаться в любую минуту, самое позднее к началу августа. — авторитетным тоном проговорил Бородатый. — Поэтому стоит торопиться. К моменту объявления войны фройляйн уже должна стать моей супругой, потом нам нужно будет дней десять, чтобы покинуть эту страну навсегда.
— А мне, что надлежит делать?
— Обычную рутинную банковскую работу. Не мне Вас учить, барон, в финансовых вопросах вы дадите мне фору. А как Магистр вы должны будете отладить взаимодействие между секциями, оставить людей для связи. Тогда и можете отъехать в фатерланд. Ведь Россия все равно обречена — она не переживет войну. Новый мир будем строить без нее!
Глава 18. Наталка
«Прости, любезное село,
Столица мира дорогого;
Прости ключ чистый, как стекло,
И ты, тенистая дубрава,
. . . . . .
Простите вы, мои друзья, -
Из недр спокойства и свободы
я еду в мрачный гроб природы, -
Простите, в город еду я.».
Москва встретила Наталку криками носильщиков и извозчиков, шумом огромной толпы людей, как казалось двигающихся совершенно хаотично, звяканьем трамвайных колокольчиков и малиновым перезвоном тысяч колоколов, которым обменивались бесчисленные храмовые звонницы и колокольни. После обычной вокзальной суеты, наконец удалось нанять извозчика, и Воиновы поехали в свой старый заброшенный фамильный особняк. Тихоныч пока был оставлен на вокзале — распоряжаться насчет доставки багажа.
Девушка испытывала ни, с чем не сравнимое, радостное возбуждение, как будто встретилась вновь со своим старым, подзабытым другом, а она вновь вспоминает его. Диво, но папенька и маменька, казалось, тоже разделяют приподнятое настроение дочки. Александр Олегович жадно смотрел по сторонам и его возбужденный взгляд выхватывал мелькающие мимо них трактиры, рестораны и иные увеселительные заведения. Он думал, что наконец-то заканчиваются трехлетние мытарства с отцовским наследством, и он вскоре станет полноправным владельцем всего Заломовского состояния, а не одного занюханного васильевского поместья. Прощай вынужденное затворничество и да здравствует свобода! В мечтах уже он, одетый по последней моде, увешанный блестящими столичными мамзелями, не чета захудалым провинциалкам, и с неизменной тросточкой в руке, хозяином заходит в гостеприимные двери виденных по дороге заведений. По иной причине вращала головой по сторонам Екатерина Михайловна. Наташина мать обращала внимание на бесчисленные храмы, колокольни и часовенки, щедро разброшенные по Москве. При этом она мелко и часто крестилась на каждый, попадающийся на пути культовый объект. Ей в этот день не хотелось думать о плохом: о вечном безденежье, о ветрености и пьянстве мужа, о необеспеченности будущего дочери. А еще не хотелось думать о своем грехе, грехе страшном и, пожалуй, единственном непрощенном: она, мужняя женщинаи добропорядочная мать, возжелала другого мужчину. Не хотелось верить рассказам о Москве как о городе греха и столице удовольствий. Москва предстала перед ней как центр русского Православия, как Третий Рим, где все демоны прошлого забудутся, развеются как дым.
Извозчик, плут, видя в своих седоках унылых провинциалов, выехав с Каланчевской площади[45], нарочно повез их не по Сретенке, или на худой конец по Моховой и Охотному ряду, а по кружной дороге. «Хоть Москву посмотрят, да и я в накладе не останусь!» — здраво рассудил он. Пролетка через Армянский переулок свернула с Мясницкой на Маросейку. Далее мимо храма Ильи Пророка, что на Ильинке, он выкатил на Красную площадь. Древний Кремль встретил приезжих во всем своем великолепии. Словно тысячелетняя Империя своими кремлевскими стенами, храмами и башнями, вместе со всем, собравшимся в тот час на Красной площади московским людом[46], приветствовала своих гостей с далекой волжской кручи.
Немало времени потолкавшись в сутолоке пролеток, телег, фаэтонов и авто и вдоволь поругавшись с такими же возницами и франтоватыми шофёрами в кожанках и крагах, извозчик, наконец, через Моисеевскую площадь, выехал на Тверскую улицу. По широкой Тверской он прокатил пассажиров лихачом. Только и пролетали мимо них доходные дома и ресторации, гостиницы и магазины. Бульвар, куда они вскоре свернули, напротив, встретил их мягким шелестом деревьев и почти лесной прохладой. Здесь, в лабиринте кривых улочек, тиши переулков начиналось царство дворянских особняков. Возле внушительного четырехэтажного доходного дома, знаменитой Романовки, пролетка свернула на Воскресенку, где и был конец их путешествия[47].
— Все, барин, приехали! — заявил возница, затормозив коляску возле небольшого, старенького, но уютно расположенного особнячка в стиле ампир, модном в начале девятнадцатого века.
Наталка с замиранием сердца смотрела на дом. Как же она могла его забыть! Ведь здесь она родилась, здесь прошли первые три года ее жизни. Пока был дед, он старался хоть раз в год привезти ее сюда. Однако не только ее охватило волнение при виде их московского гнезда. Александр Олегович тихо подошел к дому, погладил его шершавую стену, постоял, задумавшись, вспоминая.
— Слава Господу! Доехали! — шумно выдохнула, перекрестившись, Наташина мама, подошла к мужу и встала рядом с ним.
А тот от волнения поначалу не мог сделать и шагу. Наконец успокоившись, он достал ключ и подошел к двери. Однако дверь оказалась опечатанной и на замочной скважине висела наклеенная бумага, на которой красовалась большая сургучная печать…
45
Каланчевская площадь — ныне Комсомольская, знаменитая площадь трех вокзалов.
46
«вместе со всем, собравшимся в тот час на Красной площади московским людом» — в начале двадцатого века Красная площадь была доступной для пешеходов и транспорта, по ней даже проходили трамвайные пути.
47
Моисеевская площадь — ныне Манежная, Бульвар — ныне Тверской бульвар, Воскресенская улица, или Воскресенка — ныне Малая Бронная.