СердцегрыZы

Ему казались недостаточными обвинения: уклонение от уплаты налогов на сумму 4 000 000 долларов, незаконные операции с ценными бумагами, хищение бюджетных средств.

— А если даже и так, ты уже вряд ли что-то сможешь сделать.

— Ага, прокурор сегодня выступал и сказал: «Мы их там всех пересажали по сути. Но хотелось, конечно, большего».

— Что, так и сказал?! Ха-ха-ха! Не паникуй, — лениво ответил Олег и нажал на красную кнопку.

Увидев трехъярусный потолок с хитро подсвеченными зеркалами, Олег некоторое время разглядывал себя, а потом громко крикнул: «Беру!!!»

Тут же нарисовался счастливый риелтор, который принялся переводить желание Олега на французский язык.

В шикарно обставленной гостиной в стиле девятнадцатого века, похожей на салон для светских приемов, Олег поставил свою закорючку на договор в сумму 18 000 000.

Через несколько минут риелтора и след простыл. Олег позвонил маме и теперь бродил по свежеприобретенному дому, описывая ей, что видит перед глазами.

— Мамулечка, тебе больше всего понравится парк 3000 метров, фонтаны, огромный бассейн с гейзером, статуи такие симпатичные!

— Сколько комнат, Олежек?.. — возбужденно восклицала мама.

Она очень гордилась своим сыном, так как это был единственный нормальный мужчина в ее жизни. Алкоголик-муж умер от цирроза печени, успев хорошенечко подпортить ей жизнь постоянным накатыванием оплеух и скандалами. Его смерть была единственным добрым делом, которое он совершил для жены за всю свою жизнь. Ее брат, мягко скажем, был не в себе. Он любил палочкой косить крапиву на даче, разговаривал с соседскими собаками, пытался постричь свою овчарку под пуделя, а вечерами сидя в кресле-качалке пел почему-то немецкий гимн.

После смерти нелюбимого мужа у мамы был еще один кавалер, пристрастившийся к Олеговым деньгам. Кавалер хотел жениться на пятидесятипятилетней тогда маме и мочкануть ее где-нибудь по-тихому. К счастью, мама была женщиной капризной и замуж за него решила не ходить. План альфонса обломился, а мама продолжала тратить денежки Олега, разъезжая с молодыми любовниками по иностранным курортам. Секс ее волновал уже мало, но само осознание того, что она в любой момент могла его купить, давал силы жить.

— …Десять комнат, плюс пять ванн, еще салон-гостиная, столовая, еще теннисный корт, тренажерный зал, сауна и крытый бассейн! — перечислял Олег.

Ему очень нравилось делать маме приятное.

— О, корт, как это шикарно! Я давно мечтала играть в теннис… В Chanel как раз появилась новая коллекция для тенниса. Олежек, я вылетаю! Тебе надо помочь, нам же еще прислугу нужно нанимать!..

— Мамулечка, давай послезавтра, ладно? У меня тут очень много дел!

— Милый, я тебе не буду мешать. Бегу собирать вещи. Какой ты у меня молодец!

Через несколько минут мама перезвонила: «Говори адрес, записываю!»

И, торопясь забежать к подружкам перед отъездом, окончила разговор.

«Черт!»

Мама была единственным человеком в его жизни, которого он не мог поставить на место…

радостно напевал песенку Никита, приближаясь к бутику Mercury в «Третьяковском проезде». Он долго разглядывал изыски ювелирного искусства, остановив взгляд на часах De Grisogono. Белое золото, весь корпус осыпан брильянтами, браслет из белой кожи ската. «Вот это настоящий подарок!» Но, помявшись немного, понял, что это чересчур расточительно. Слишком.

«Пока еще неизвестно, что там и как получится в конце концов! — оправдывал он свою жадность и нерешительность. — Надо купить серьги — это как-то попроще, но очень даже недешевый подарок! И вообще — не хрена торопиться?..»

«Вот эти! Она блондинка, ей точно пойдет!»

Никита жадно разглядывал вызывающе яркие сережки из белого золота с аквамаринами, халцедонами, хризопразами, опалами, топазами, розовыми и голубыми сапфирами, аметистами и гранатами. Не каждый нашел бы такую аляповатую безвкусицу в ассортименте De Grisogono. Но обладающий «тонким и непревзойденным» вкусом Никита остановился именно на этих сережках.

Радостно размахивая своим портфельчиком, в котором спряталась дорогущая коробочка, Никита засел в кафе и принялся названивать Вале, чтобы похвастаться покупкой.

— Ты знаешь, у нее вообще-то уши не проколоты. Она как бы не носит сережки! — говорил Валя, скрывая удовлетворение. «Вот дурень! Какие все-таки мужики невнимательные!»

— Ну, знаешь, ради таких сережек можно и уши проколоть! — обиделся Никита. — Между прочим, четыре тысячи. Не хухры-мухры.

— Лучше бы кольцо купил, это круче, помпезней и дешевле. У нее этих сережек знаешь сколько?! Все дарят и дарят! А уши она не прокалывает! — издевался агрессивный Валя.

У него сегодня выдался плохой день.

— А! — злился Никита. — Но кольцо обязывает.

— А чего ты боишься? Ты к ней, только чтобы трахи-трахи, да? — подкалывал Валя.

— Нет! — снова обиделся Никита. «А даже если трахи-трахи — что в этом плохого? Я же мужик, в конце концов?! Природа зовет!» — А как ты думаешь, может, мне с ней сегодня встретиться, устроить как бы ужин перед отъездом и заодно подарить сережки?

— Ой, ой! Не получится. Она в Монте-Карло улетела на В-а-l de-s Fle-urs! — протянул с жутким акцентом Валя. — Оттуда сразу полетит в Лондон, в Москву даже не заедет, она у нас лягушка-путешественница!

— С кем улетела? — не удержался Никита. — Какой бал? Ты что, он же в августе проходит!

— А в этом году в мае, — вредничал Валя.

— Нет, ты что-то путаешь… Мой приятель его организует в августе, я точно знаю. С кем она? — рассвирепел Никита.

Он на эту прошмондовку четыре штукаря выложил, а на ней пробу, оказывается, негде ставить. Никита судорожно чесал лоб, убирая с глаз отросшую челку, которую он никак не мог постричь. Ну времени просто нет.

— Да одна она улетела! — растерялся Валя…

Красота, изысканность, искусство. Созерцая это, понимаешь, что существует на свете духовная пища, наслаждение для глаз.

Тонкая шпилька элегантных туфелек Manolo Blahnik впивалась в гравий парковой дорожки виллы Ротшильд, по которой ступали тысячи знаменитостей и коронованных особ. Разодетая и разукрашенная Кристина стояла на этой дорожке и наслаждалась водопадом фонтана под музыку Чайковского, разглядывала прекрасный сад, где сохранился ландшафтный дизайн в стиле Марии-Антуанетты. Рядом с шикарными, благоухающими розовыми кустами здесь, как на грядке, росли листовой салат и помидоры.

Кристина в восхищении оглядывалась по сторонам. Вот и она попала сюда! Попала как гостья бала, самого светского и грандиозного, который посетят избранные не только из России, но и со всей Европы. Прекрасный, изысканный, роскошный мир. Она тоже прикоснется к нему, как это делают каждый день люди с экранов телевизора, с обложек глянцевых журналов…

«Что стоит за красотой и шармом этого дворца? По каким розам или шипам прошел Ротшильд, чтобы достичь вершины успеха? Чтобы создать эту красоту и даже не жить в ней? Стоило ли строить все это, чтобы потом отдать государству? Стоило ли вообще так жить, или лучше все-таки быть зайцем? Жена Ротшильда собирала антиквариат со всего мира, чтобы обставить эту виллу. И… отдать ее государству, ее муж умер, не успев насладиться этой красотой…»

«Шарман, бля!

Ну вот, все испортила».

Через некоторое время Кристина вернулась из сладких грез на грешную землю, догадавшись, что никакого бала здесь не намечается. К вилле все подъезжали и подъезжали автобусы. Разношерстные туристы в кепках и шортах активно щелкали фотоаппаратами, по парку гуляли семьи с детьми в джинсах и спортивных маечках. А Кристина стояла в этот обычный, ничем не примечательный день напротив музея в красном вечернем платье от Oscar de la Renta, в пол, с огромным декольте и таким же огромным вырезом на спине, с маленькой вечерней сумочкой, шикарной высокой прической и искусно выполненным ярким макияжем. Казалось, будто она прилетела с другой планеты. Вскоре Кристина начала замечать недоумевающие взгляды людей, осторожно обходивших ее стороной.