Страница 16 из 20
— Это неправда, — сказал Хрунин. — Мы и писали, и ходили, и с товарищами из комиссий многократно беседовали. И даже сами пытались, анализируя содержание писем, найти анонимщика.
— А вот это интересно, — подвинулся к нему поближе Александр Иванович. — В результате анализа к какому выводу вы пришли?
— Я стал все это уже помаленьку забывать. Вроде бы даже совсем забыл. Но вот занимаюсь сейчас на курсах английского языка — возможно, зарубежная командировка предстоит — и один слушатель каким-то образом опять заставил меня все это вспомнить. И вот что получается. Я уверен, что человек, который писал эти анонимки, в тресте не работает.
— Вот это новость! — искренне удивился Крымов.
— Вернее, так. Он когда-то работал в тресте. И вывод я такой делаю потому, что все его измышления относятся к прошлому. Может быть, не к далекому, но к прошлому. И еще — он, пожалуй, судя по тематике писем, работал не в самом тресте, а в одном из наших строительно-механизированных подразделений.
— Соображения ценные, — проговорил задумчиво Александр Иванович. — Да только от директора треста до этих подразделений слишком большая дистанция.
— Правильно. Тут и я в тупик зашел.
— Ну что ж, Кирилл Викторович, — Крымов подписал пропуск Хрунину, — спасибо за помощь. Извините, что оторвал от дел.
Они обменялись рукопожатиями, и Хрунин пошел к выходу из кабинета, вдруг остановился, обернулся, спросил:
— Александр Иванович, а вам не знаком Ник Адамс?
— Ник Адамс? А он кто?
— Наверное, ваш коллега.
— Это ошибка, Кирилл Викторович, — беспечно улыбаясь, говорил Крымов. — В нашей конторе иностранцы не работают.
Домой Крымов приехал около восьми.
В начале десятого за неимением лучшего лег спать. Но не прошло и часа, как он вскочил, принял душ, оделся и вышел из дома — просто так пройтись.
А еще через час он катил на автобусе по уже уснувшим улицам.
Крымов просунул голову в кабину водителя, что-то сказал. Тот кивнул в ответ, метров через сто двери с треском раскрылись.
Он довольно быстро дошел до будки телефона-автомата, набрал номер.
— Извини, что так поздно, Кузьмич, — говорил Крымов. — Да ничего не произошло… Одиночество случилось. О-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о. Жена в экспедиции, сын на сборах. А я тут ехал мимо… Что ты говоришь? Мимо тебя никуда уж не доедешь? Дороги нет? — Засмеялся. — Ну, тебя захотелось повидать… Нет, ты лучше спускайся вниз. Пройдемся немножко… Тебе хорошо — на воздухе часто бываешь, а я кабинетный работник. У меня гиподиномия… Ну, выходи.
Уже через несколько минут они неторопливо шли рядом по темной улице. Рядом с Агеевым Крымов казался старше своих лет.
— Хотел к вам завтра с самого утра зайти, — говорил Агеев. — Новость есть одна. Вроде, важная. Оказалось, что строительно-механизированная колонна, делами которой я занимался, подчинялась тому самому тресту, где директорствовал Мельников.
— Ну и что?
— Злоупотребления мы вскрыли очень серьезные. Конечно, все это требует еще серьезной проверки, но вряд ли Мельников совсем уж ничего не знал про все эти художества.
— Предполагаешь, что он к этому был причастен.
— Вы же учили не думать плохо о людях. Я стараюсь. Возможно, Мельников не имел с этого никаких дивидендов. Но зачем-то покрывал? Зачем? Или — за что-то?
— Дело ведет Киселев?
— Он самый.
— А как на курсах?
Агеев неопределенно пожал плечами:
— Пустая затея?
— Возможно, согласился Крымов. — Знаешь, не так давно один мой знакомый пригласил меня на просмотр американского фильма. Название не помню. Сюжет был такой. Капитан огромного пассажирского лайнера получает шифрованную телеграмму: «На борту вашего судна маньяк-убийца».
— В общем, фильм по нашей части.
— Именно. И вот все зрители начинают думать: кто же из пассажиров этот убийца. Вот, пожалуй, этот. Нет — тот. Нет — это, конечно, джентльмен в пробковом шлеме и в шортах. Нет, скорее дама с собачкой… Ну, и так далее.
— Вроде как я на лозановских курсах? — догадался Агеев.
— Похоже, — согласился Крымов. — А главное, понимаешь, два часа подряд ждешь, когда же он начнет убивать…
— И что? — не выдержал паузу Кузьмич.
— Не убивает. А лайнер тем временем уже приходит в порт назначения. Причал оцеплен полицией, и по решительному виду людей в штатском догадываешься, что каждый второй встречающий — агент ФБР. У них в руках фотографии убийцы.
— Но зрители, конечно, ее не видят?
— Молодец! — похвалил Крымов. — И вот, наконец, пассажиры спускаются по трапу и проходят через полицейско-фебеэровский кардон. Вот прошел один из подозреваемых — не схватили. Вот второй — тоже нет. Вот джентльмен в пробковом шлеме и шортах — не он. Вот дама с собачкой — тоже не она. Вот прошел последний пассажир, и он не — убийца-маньяк. Значит, думает в ужасе зритель, кто-то из команды? Но и вся команда спокойно сходит по трапу. Остается всего один человек.
— Капитан! — выдохнул Агеев.
— Да! — воскликнул Крымов. — Но вот незадача — и его пропускают. Более того, полицейские и агенты ФБР начинают покидать причал. И вот тут-то голос за кадром сообщает, что произошла ошибка — убийца-маньяк плыл на другом пароходе. Ей богу, Кузьмич, я никогда — ни до, ни после — не чувствовал себя таким обворованным.
— Понял, — сказал Агеев. — Я и говорю, что напрасно загружал себя английским.
— Ты знаешь, что скромность — штука хорошая, и я это знаю. Но на курсы ты ходил не зря. Ты даже превзошел мои ожидания.
— Как это?
— Ты расшевелил этих людей, — сказал Крымов. — Они при мирились со смертью Мельникова — ничего, мол, уже не поделаешь, а ты, именно ты, заставил их как-то встрепенуться.
— Ну и результат замечательный. Ноль целых и столько же десятых.
— Да ты что, Кузьмич? Мы на верном пути к разоблачению преступника. Смотри, как много нам уже известно. Мельников знал или, скорее всего догадывался, кто анонимщик.
— Если б еще можно было установить с ним связь, — усмехнулся Агеев.
— А связь есть. Ващенко вспоминает, что он сказал: «Это я виноват со своей беспринципностью». Сазонов рассказал, что Мельников обозвал анонимщика гадом ползучим и…
— И крокодилом несчастным, — дополнил Агеев.
— Правильно. А Мельников еще и добавил: «Как же я тебя, крокодилище, раньше не разглядел? Как же я поверил твоим крокодиловым слезам!»
— Я вас понял, — сказал Агеев. — Теперь мне в том тресте предстоит искать человека, похожего на крокодила, или того, кто ходит в туфлях из крокодиловой кожи или с сумочкой из нее.
— Ценю твое чувство юмора, — рассмеялся Крымов. — Но самые ценные показания нам дал Кирилл Викторович Хрунин. Я перечитал анонимки. Он прав. Тот, кто их писал, уже не работает в тресте.
— Но мы же проверяли и тех, кто ушел по собственному желанию, и тех, кого уволили.
— Ну, еще одну категорию людей мы не трогали, — проговорил Крымов.
— Какую?
— Об этом после. Сейчас ты займешься другим. Встретишься с секретарем Мельникова.
— Лидией Константиновной?
— Да.
— Но, Александр Иванович, она была так предана Мельникову…
— Я ее, Кузьмич, ни в чем не подозреваю, — перебил его Крымов. — Ты постарайся выяснить: не сохранились ли у нее какие-нибудь бумаги Мельникова личного свойства или даже служебные. Не исключено, что там найдем какой-нибудь след или намек на него.
— Но и это может не дать никакого результата.
— Согласен. И хотя мне очень не хочется беспокоить лишний раз вдову Владимира Ивановича, его дочь, но придется тебе тогда их навестить. Может быть, у него дома сохранились какие-то бумаги, которые им кажутся неважными, а для нас могут представлять интерес.
— Слушаюсь, товарищ подполковник, — сказал Агеев. Но судя по тону, каким это было сказано, он не разделял уверенности Крымова, что они близки к разоблачению преступника…
…День был ясным, жарким. Квартирка Лидии Константиновны была залита солнечным светом. Всюду — и на широком подоконнике, и на столе, и на старом комоде стояли цветы в горшках. Много цветов.