Невеста лорда Кэрью

Боже! О Боже, все это и вправду случилось! Он чувствовал ее рядом с собой. Чувствовал ее теплое, мягкое тело, его плавные изгибы. Чувствовал ее руки, крепко обвившие его талию, ее локоны, мягкой, густой волной прильнувшие к его щеке. Он вдыхал запах ее волос и тонкий, едва уловимый аромат фиалок – на этот ее фиалковый аромат он обратил внимание еще в Хаймуре.

А потом… Боже мой, потом!..

Потом она подняла голову и посмотрела на него с такой теплотой и любовью, и он поверил, что это любовь. Подтверждением тому было его собственное чувство – он знал, что оно отражается в его глазах.

«Поцелуйте меня!» Маркиз закрыл глаза, снова вслушиваясь в ее шепот. Желание, страстное желание звучало в ее голосе. Желание было в се глазах.

И он поцеловал ее, а она вернула ему поцелуй, припав к его рту теплыми раскрытыми губами. Она мягко и нежно поцеловала его. Его сердце, его плоть почувствовали эту нежность, хотя он и не сразу определил это словами.

Она по нему скучала! Она сказала об этом раньше, до того, как они поцеловались. Он старался не думать о том, что случилось после поцелуя. Хотя знал – это случилось! Но об этом нельзя даже вспоминать, это слишком дорогой подарок. В это невозможно поверить и уж тем более принять.

«Я люблю вас, очень люблю».

Нет, нет. Она не то хотела сказать. Она хотела сказать, что чувствует к нему симпатию. Не надо прочитывать слишком многое в ее словах. Может быть, поэтому он приложил палец к ее губам, когда она, сделав поразительное признание, ужасно растерялась и хотела что-то ему объяснить. Может быть, он испугался, что она признается, что сказала не правду?

«Я люблю вас, очень люблю».

Друзья – мужчина и женщина – не говорят так друг с другом. Так говорят только любовники. Даже Доротея не говорила ему такое, только незадолго до смерти призналась ему.

Нет, он не станет принимать на веру эти слова Саманты. Она ослепительно красива, она – само совершенство. С тех пор как он приехал в Лондон, он видел ее с тремя мужчинами – красивыми, молодыми, элегантными. Она что-то другое имела в виду, когда произнесла эти слова. Нелепо думать, что она призналась ему в любви…

– Она любит меня! – прошептал маркиз в полумрак освещенной свечами спальни и смутился, хотя никто не мог его услышать. – Она любит меня! – сказал он громче и более уверенно. И смутился еще больше – как глупо он себя ведет. – Очень любит! Так нужно ли ему завтра отправляться обратно в Йоркшир? Или сначала он должен попытаться увидеться с ней? Но как это сделать? Фланировать завтра днем по фешенебельным улицам в надежде увидеть ее? Или посетить вечером еще чей-нибудь прием и улучить минуту-другую, чтобы сказать ей что-то и услышать ее ответ?

А может быть, нанести ей визит? Он знает, она живет у леди Брилл.

Осмелится ли он? Не вызовет ли это удивление у леди Брилл и у других – а быть может, даже и у самой Саманты, – если он вдруг явится к ним? Не станут ли они над ним подсмеиваться? Но он маркиз Кэрью; он только теперь вспомнил, что так и не открыл Саманте свое настоящее имя. И при всем при том она искренне обрадовалась, увидев его сегодня. Больше чем обрадовалась.

«Я люблю вас, очень люблю».

Маркиз снова крепко зажмурился. Он должен поверить! Слова говорят сами за себя. Все в этой невероятной встрече вело к этим словам и подтверждало, что они искренни.

Случилось чудо.

Она любит его.

Они не извещали, что принимают в тот день, а намеревались во второй половине дня сами нанести несколько визитов, захватив с собой леди Софию. Предполагалось, что это будет ее первый объезд знакомых после случившегося с ней несчастья. Под вечер Саманта собиралась покататься по парку с лордом Фрэнсисом, но шел дождь. Лорд Фрэнсис прислал записку, в которой спрашивал Саманту, желает ли она посетить царство уток. В таком случае он облачится в непромокаемый плащ и отправится сопровождать ее. Или же она окажет ему честь и поедет с ним кататься завтра утром, естественно, если позволит погода. Саманта послала Фрэнсису ответную записку, в которой сообщала, что, к сожалению, она не обнаружила у себя между пальцами перепонок, а потому принимает его предложение и с удовольствием поедет с ним кататься завтра утром – если позволит погода.

А затем последовала записка от леди Софии, которая высказывала свои соображения по поводу того, что сырая погода может неблагоприятно подействовать на ее недавно сломанную ногу и не окажут ли ей любезность Агата и мисс Ньюман, не навестят ли ее ближе к вечеру, поскольку после ленча ей придется отдохнуть по причине все той же сырой погоды.

Так случилось, что середина дня у них оказалась свободной, и они уютно устроились в гостиной – леди Брилл с пяльцами в руках, – а заодно занялись обсуждением вчерашнего бала. В основном говорила тетя Агата, Саманта ей не мешала, она предпочла бы вовсе не вспоминать о вчерашнем бале. Неужели это она, Саманта, так странно себя вела? Совсем забыла о приличиях – ведь она на самом деле даже мало знакома с мистером Уэйдом. Саманту угнетала мысль, что эта их встреча в Лондоне будет единственной. Навряд ли они вращаются в одних и тех же кругах. О Лайонеле и о том странном влечении, которое она испытывала к нему и которое вызывало в ней отвращение, Саманта старалась не думать.

Он приснился ей ночью. Ужасный, страшный человек! Он был с ней на кровати. Навис над ней, упершись руками в подушку по обе стороны ее головы, смотрел на нее горящими глазами, губы у него влажно блестели. Мягким, вкрадчивым голосом он говорил ей, что он знает: она хочет его, и глупо бороться с этим влечением.

«Теперь вы женщина, Саманта. Я не могу глаз от вас отвести».

Она почувствовала, как томительно сжалось сердце, и поняла, что вот-вот сдастся, признает свое поражение. Она хотела его! «Ну прижмись же ко мне», – подумала она, и тут же ее охватило отвращение, оно было сильнее, чем желание, и она уперлась руками в его груде, отталкивая его.

Правая рука у него подвернулась, и он упал на нее – но это был уже мистер Уэйд.

«Вы не должны смущаться», – мягко сказал он.

Вздох облегчения вырвался у нее из груди, она крепко обняла его, успокоилась и погрузилась в сон.

Она проснулась, крепко прижимая к себе подушку.

Ей неприятно было вспоминать этот сон.

К счастью, до тети Агги, как видно, не дошел слух о том, что на балу появился Лайонел. Они уже, наверное, целый час сидели в гостиной. Наконец тетушка вздохнула и сказала:

– Пожалуй, пора собираться. Ужасно не хочется выходить из дома, когда за окном льет, не правда ли, дорогая? Но бедняжка Софи так страдает от одиночества, что я просто не могу не навестить ее.

В эту минуту раздался стук в дверь, и еще одну минуту спустя в комнату вошел дворецкий с серебряным подносом в руках, на котором лежала чья-то визитная карточка.

– Вы не сказали, что мы не принимаем сегодня днем? – спросила тетя Агата.

– Сказал, мадам, – ответил дворецкий, – но джентльмен попросил меня передать вам, что просит вас сделать исключение.

Тетя Агата взяла карточку. Брови ее поползли вверх, затем сдвинулись к переносице.

– Ты не поверишь, Саманта! – воскликнула она. – Каков наглец! Я и не знала, что он вернулся в Англию. И еще смеет являться к нам в дом!

Лайонел! Внутри у Саманты все перевернулось.

– Граф Рашфорд, – презрительным тоном произнесла леди Брилл и обратила сердитый взгляд на дворецкого. – Скажите ему, что нас нет дома. И не будет до конца сезона.

– Вчера он танцевал со мной, – спокойно сказала Саманта.

Гневный взгляд тетушки обратился на нее, и дворецкий остановился в дверях.

– Он воспользовался моим замешательством, – сказала Саманта, – и был очень учтив. Было бы невежливо с моей стороны… – Саманта машинально свернула вышивку и положила рядом с собой на кресло. – Я танцевала с ним.

– Боже мой, Саманта! – всплеснула руками тетушка. – И это после того ужасного скандала, когда он сознательно подверг нашу дорогую Дженнифер такому позору! В результате ее отец избил ее тростью.