Страница 13 из 34
Возвышение Англии, позволившее ей стать «мастерской мира», связано со многими факторами. Начиная с эпохи нормандского завоевания, Англия по уровню институциональной зрелости (меньшая степень феодальной раздробленности, более раннее создание национального государства) опережала ряд других западноевропейских обществ. В XVI–XVIII вв. страна постепенно перешла на другой виток самоорганизации, важнейшим принципом которой были уже не средневековые регламентации, а законы конкуренции. В эти столетия произошло укрепление частной собственности, расширение сферы наемного труда, увеличилась свобода перемещения основных факторов производства – труда и капитала.
Английское государство играло весьма существенную роль в создании стабильных и гибких институтов, в установлении и реализации четких законов, уходящих корнями в римское право, в формировании различных элементов инфраструктуры (транспорта, связи и т. п.), в совершенствовании тарифной системы. Английское государство вплоть до завершения первичной индустриализации (30–40-е гг. XIX в.) проводило жесткую политику протекционизма: стимулировало вывоз и ограничивало импорт готовых изделий, запрещало экспорт новейших технологий, регулировало уровень оплаты труда, цен и условия работы. Островной характер британского государства способствовал ограничению масштабов военных, непроизводительных расходов и разрушений на территории королевства, а также благоприятствовал развитию внешних связей и морских, т. е. наиболее эффективных, коммуникаций, которыми Англия прочно овладела в результате ряда войн XVI–XVIII вв.
Отмечая исторические, географические и иные особенности Великобритании, способствовавшие тому, что она стала «колыбелью промышленной революции», не следует забывать о соответствующей «помощи» континентальных держав – о немалом трансферте капиталов, технологий, квалифицированных специалистов и предпринимателей из Голландии, Франции, Германии и Италии, многие из которых у себя на родине были нонконформистами (например, гугеноты). В Великобритании в 1760–1830 гг. на долю религиозных меньшинств и диссидентов, составляющих 7 % населения королевства, приходился 41 % ведущих предпринимателей и инноваторов. Среди иммигрантов и британских нонконформистов было немало талантливых умельцев, внесших существенную лепту в национальный фонд изобретений, общее число которых после принятия патентного права в 1624 г. значительно выросло (в среднем за десятилетие) и составляло: во времена правления Вильгельма и Марии (1689–1701) – 80, королевы Анны (1702–1713) – 21, Георга I (1714–1727) – 70, Георга II (1727–1760) – 76, Георга III (1760–1820) – 801, Георга IV (1820–1829) –1355 человек.
Помимо указанных факторов, действовавших в основном «на стороне предложения», промышленный переворот в Англии был обусловлен также ростом внутреннего и внешнего спроса (увеличением продуктивности сельского хозяйства, повышением уровня урбанизации, укреплением внешнеэкономических позиций королевства), а также усилением дефицита и удорожанием традиционных источников энергии и сырья (лес), относительно более высоким, чем в целом на континенте (хотя и не завышенным, как в Голландии), уровнем зарплаты, стимулировавшим замещение труда капиталом. Индустриальный «вызов» Великобритании его демонстрационный эффект, стремительное проникновение британских изделий на внутренние рынки других государств, а также общее расширение платежеспособного спроса в континентальных странах Европы и США, связанное с демографическим бумом XIX в. и ростом производительности аграрного сектора, способствовали сравнительно быстрой диффузии промышленной революции в ряд стран Старого и Нового Света. Имитация и творческая адаптация британских технологических достижений были во многом облегчены в силу близости культурных традиций и уровней экономического развития.
Во Франции условия промышленного переворота окончательно сформировались в эпоху Первой империи (1804–1814). Благодаря протекционистской политике наполеоновского режима, в т. ч. континентальной блокаде Великобритании, французская промышленность получила мощный толчок для развития и технологического обновления. Однако крах империи, огромные человеческие потери в революционных и наполеоновских войнах, выплата контрибуции и территориальные уступки не позволили Франции сравняться по темпам развития с Англией. Сказалось и тормозящее воздействие парцеллярного крестьянского землевладения, сохранявшего в деревне патриархальные экономические и социальные отношения. Заметный прогресс в промышленности наметился лишь к 20-м гг. XIX в., когда началось широкое технологическое переоснащение текстильного, а затем и металлургического производства. Так, например, выплавка чугуна и железа с использованием каменного угля началась во Франции только в 1818 г., но уже в 1825 г. почти треть всего произведенного металла была получена таким способом. Тогда же появились и первые машиностроительные предприятия, началось железнодорожное строительство. Пик французской промышленной революции пришелся уже на период после Июльской революции 1830 г. и охватил почти все отрасли промышленности. В середине XIX в. Франция уверенно занимала второе место в мире по промышленному производству после Англии, отличалась быстрым ростом банковской системы, особым размахом кредитно-финансовых операций. Захват Алжира символизировал и возвращение Франции в число лидирующих колониальных держав.
Для стран «второго эшелона» (Германия, Италия, промышленно развитые регионы Австро-Венгрии и России, а также Япония), вставших на путь индустриализации только в XIX в., был характерен совершенно иной тип модернизации. Процесс закрепления капиталистических отношений носил здесь менее сбалансированный характер, сопровождался реформаторскими рывками и консервативными «откатами». Это предопределило более значительную роль государства в активизации процесса индустриализации, в том числе в обеспечении ускоренного накопления финансового капитала, в строительстве инфраструктуры и сети коммуникаций, в стимулировании (и субсидировании) развития средств производства, а также в формировании человеческого капитала – в создании национальных систем образования и подготовки кадров. При этом, Германия, Италия, Россия были вынуждены форсировать свое развитие уже в условиях наиболее капиталоемкого витка промышленной революции. Поэтому доля государственных инвестиций в отдельные периоды достигала 20–25 % всех капиталовложений.
Показательной для стран «второго эшелона» была динамика промышленного переворота в Германии. Ключевую роль для ускорения индустриализации здесь имело решение аграрного вопроса. Реформы в этой сфере начались в Пруссии еще в 1807 г. и в целом завершились лишь к середине века (соответствующая модель аграрных преобразований получила впоследствии название «прусского пути» развития капитализма в сельском хозяйстве). Уничтожение сословной основы землевладения и установление свободного перехода земли от одного собственника к другому сопровождались массовым изъятием крестьянских участков. «Освобождаясь», крестьяне оказывались связаны огромными выкупными платежами, либо должны были уступить помещику от 1/3 до 1/2 своего участка. Барщина и другие повинности при этом сохранялись и переводились на денежную основу, приравниваясь юридически к государственным налогам. Естественно, что такими условиями «освобождения» смогло воспользоваться очень мало крестьян. Началось разорение основной массы крестьян, быстрое расслоение деревни, в том числе выделение фермерского слоя гроссбауэров. Но основная часть земельного фонда оказалась в распоряжении помещиков-юнкеров, использовавших дешевый труд батраков. Интеграция такого латифундиального хозяйства в капиталистическую систему производства происходило довольно медленно, но уже во второй половине XIX в. она принесла заметные результаты. Площадь посевных площадей достигла максимума (в начале XIX в. – 33,5 % всей территории Германии, в 1878 г. – 48,3 %). Произошел переход к интенсивному земледелию, в том числе механизация сельскохозяйственного труда, все более широкое использование минеральных удобрений, модернизация традиционной трехпольной системы. В итоге продуктивность сельского хозяйства выросла за XIX в. в 2–3 раза, а Германия превратилась в одного из лидеров мирового сельскохозяйственного экспорта.