Страница 29 из 35
И вот теперь возникла новая разновидность историзма, не имеющая с ним ничего общего. Ее продвигают разработчики «Основ государственной культурной политики». Как они изъясняют свой «принцип историзма»? Национальная культура, по их представлению, не формируется как мозаика из локальных культурных сред, а является результатом длительного исторического развития данной социальной общности, отличающейся от других подобных. Поскольку она – результат длительного исторического развития, то вот и мотив для термина «принцип историзма». А разве «локальные культурные среды» – не результат длительного исторического развития? Стало быть, противоположное (мозаика) существует тоже по принципу историзма? Неувязочка получается. К тому же из комплекса черт, необходимого для констатации историзма, в этом странном рассуждении исчезает основное: принципиальное отличие нынешнего состояния от предшествующего. Оно подменяется отличием национальной культуры (государственной) от «локальных культурных сред», то есть местных субкультур – основы для диалектов, местных сепаратизмов и выделения возможных будущих суверенных государств. Это крайне неприятно для администрации данного государства, важно для его истории, но это не историзм.
Это, скорее, принцип традиционализма или консерватизма, принцип всемерного сохранения традиционного общества. Можно назвать это любовью к традициям предков, а можно косностью, реакционностью, консерватизмом. Но это нечто противоположное историзму. А поскольку сторонники этого очень странного «историзма» против «мозаики культурных сред», то они, стало быть, за конформизм, за всемерную унификацию, лучше всего достигаемую в казарме. Конформизм был свойственен крестьянской и ремесленной среде Средневековья, отчасти и мелкобуржуазной среде времен Контрреформации. Это было время охоты на ведьм, гонений на всех выделявшихся из общей среды – евреев, гомосексуалов, иноверцев, вольнодумцев. У Стругацких в романе «Трудно быть богом» – на книгочеев.
Культура зиждется на двух столпах – на традициях и новациях. Если одного из них нет, культура гибнет. Взгляните на нашу современную культуру и сообразите, сколько в ней от древнерусской и сколько от современной мировой. Я археолог, но мое представление о культуре – современное. Новации совершенно не предусмотрены в представлениях министерских разработчиков о культуре. Их представление о русской культуре – археологическое. Но что-то мне не доставляет радости такое пополнение археологического цеха.
Культура всегда состоит и должна состоять из мозаики культурных сред. С концентрацией основных черт в центре и с большим размахом колебаний, рассеяния, отклонений. Тогда при любом изменении условий обитания найдутся в культуре особи, готовые быстро приспособиться к изменившимся условиям и культура в целом выживет. А культуры узко специализированные, погубившие свою мозаику, неспособны выжить при изменении условий. Несмотря на кажущуюся мощь, они гибнут первыми.
И вывод: «Из такого подхода, в частности, следует, что при проведении ответственной государственной культурной политики следует поощрять и развивать только те культурные направления и „локальные культурные среды“, которые соответствуют принятой в данном государстве системе ценностей». Так система ценностей – в государстве или в культуре? Администрация – в государстве или в культуре?
Приводится выражение В.Р. Мединского: «пусть расцветают сто цветов, но поливать мы будем только те, которые нам полезны». Кому нам? Если остальные цветы не поливать, они засохнут. Это и требуется?
3. На каком континенте Россия? Займемся третьим разделом, который декларирован как «цивилизационный принцип». Если вы думаете, что он подводит к лозунгу «Даешь цивилизованность!» или «Обеспечить достижение высокой цивилизации!», то вы ошибаетесь. Культурная политика, по мысли разработчиков данного материала, не имеет ничего общего с учением о стадиях общественного развития, где цивилизация рассматривается как высшая ступень развития. Не имеется в виду и цивилизация как антипод духовной культуры (связанный с техникой) или как синоним культуры вообще (вообще-то есть и такие толкования).
Здесь, в «Материалах», цивилизация рассматривается как один из локальных вариантов культуры, замкнутый, обособленный и чуждый всем остальным. Такое учение среди научных течений есть, некоторые представители его и названы в «Материалах» – это Данилевский, Тойнби, Гумилев, Хантингтон. Список неполон. Почему-то пропущены Освальд Шпенглер («Закат Европы») и Питирим Сорокин, отнюдь не самые бледные из них, но чем-то они не устраивали разработчиков. Может быть, принадлежностью к Германии и США? Так Хантингтон с его учением о войне цивилизаций тоже американец. Да и Тойнби – с Запада, британец, к тому же ездивший к Гитлеру.
Это учение, инициированное славянофилом Данилевским в книге «Россия и Европа» (1869), рассматривает человечество как совокупность больших суперэтносов или параллельно развивающихся цивилизаций, локальных культур, изначально и навечно различных по своему характеру, по организации, по ментальности и системе ценностей, замкнутых и взаимонепроницаемых. Такова и Россия (причем разработчики настаивают на том, что «российский» и «русский» – одно и то же). Каждая из них, а Россия особенно, уникальна и самобытна. Они чужды друг другу и вредны друг для друга. Смешивание их и смешанные браки гибельны (на этом особенно настаивал Гумилев в своем тезисе об этносах-«химерах»).
Каждая из цивилизаций проходит, по этому учению, свой цикл развития, независимо от остальных, свои стадии, но в общем они одни и те же у всех – от зарождения через подъем к упадку и гибели. Каждый из ученых предлагал свое количество стадий и свою длительность для каждой.
Вслед за Данилевским нынешние его последователи, подготовившие эти «Материалы», повторяют, что «Россия не Европа», что она – не Запад и не Восток, она особая цивилизация. Что европейские ценности, ставшие мировыми (их восприняли США, Канада, Япония, Южная Корея, Сингапур, Австралия и другие передовые и успешные страны), для нас неприемлемы. Хотя эти идеологи все время повторяют, что мы не Европа и не Азия, но на деле все то, что они отстаивают, – это азиатчина в худшем виде (как показано выше, не все в Азии этого придерживаются): отсутствие демократии, несменяемость власти, вмешательство религиозных догм в жизнь государства, попрание прав меньшинств, бессилие справиться с коррупцией и т. п. На деле Россия расположена на стыке Европы и Азии, причем коренные земли русского народа относятся к Европе и всегда в ней были. Да, это земли (зона рискованного земледелия), не столь благоприятные для хозяйствования, как более западные, но в этом плане они не отличаются от скандинавских или канадских. Россию задержало в развитии татарское иго (в ней не было Возрождения, Реформации), но цари Алексей, а особенно Федор и Петр вернули ее в русло европейского развития. Хотя рецидивы отсталости сказывались.
Учение о замкнутых цивилизациях родилось в пореформенной России как реакция на досадную отсталость страны по сравнению с основными европейскими державами, наглядно продемонстрированную поражением в Крымской войне. Для одних это было стимулом к реформам, к революционной деятельности, к наверстыванию упущенного, к стремлению догнать европейские народы и встать вровень с мировой цивилизацией. Для других, консервативных и обиженных, – стремлением доказать, что нам Европа – не пример, у нас свои критерии, не очень-то и нужно кого-то догонять. Шпенглер, похоже, не читая Данилевского, выдвинул аналогичное учение в годы Первой мировой войны – по другим причинам. Его и его европейских последователей, включая Тойнби, поразил кризис европоцентризма перед лицом встающего с колен Востока. В Сорокине соединились разные традиции этого видения истории, и он старался поставить все это на научную базу – чертил таблицы, подводил статистическую базу. Наименее оригинальным из этих мыслителей, но наиболее поэтическим и популярным был Лев Гумилев. Апогея это учение достигло в писаниях Хантингтона – в пророчестве о неизбежном столкновении цивилизаций.