Страница 20 из 35
Король Пруссии Фридрих II был странным сочетанием вольнодумца и любителя наук (особенно в молодости) с солдафоном и агрессором (особенно ближе к старости). Для отдохновений и забав (не всегда благонравных) он удалялся в свой загородный дворец, который назвал по-французски Сан-Суси (sans souci – в переводе: без забот). Там он окружил себя философами (в их числе был и Вольтер), либертинами и учеными. Они жили там действительно без материальных забот, были снабжены книгами и инструментами для исследований. Но вполне без забот там мог себя чувствовать только сам король, и то не всегда. Прочие должны были заботиться о том, чтобы ему угождать.
Для ученых я мечтаю о Сан-Суси, где король не предусмотрен…
7. Неприличный анекдот
Мой молодой приятель пришел ко мне растрепанным и расстроенным.
Что стряслось?
Да получил нагоняй от зава кафедры.
За что?
Прогулял несколько дней.
Как же так?
Так ведь с ее же разрешения. Подрабатывал. Деньги позарез нужны. Жениться надумал. Зав разрешила, а пока меня не было, я понадобился…
Приятель окончил один из престижных питерских вузов – со звучным именем, расположенный в одном из дворцов, известных по всей России. Приятель не коренной питерец, прибыл из провинции – и вот же, оставили в штате вуза! Значит, оказался очень успешным и перспективным. Действительно, его первые лекции нашли очень теплый прием у студентов, а помещенные в Интернет вызывают поток писем. Статьи его принимают лучшие питерские журналы. На кафедре он ведает компьютерным обеспечением. Словом, парень современный и интересный.
Между тем собрались гости. Поздравляли приятеля с предстоящей женитьбой: невеста очень хороша, тоже чрезвычайно успешная студентка, только другого вуза. Это какие же способные будут дети! Вот достойное решение демографической проблемы, о которой говорили и президент, и премьер. Только свадьба все откладывается и откладывается: самим на жизнь не хватает, да и негде жить.
– Так ведь для таких, как вы, придумана ипотека!
– Ну, сказали! Это с моей-то зарплатой… Мне и прожить-то самому хватает только на неделю, и то если о-оооочень экономить. Вот в сентябре утвердили новые тарифные ставки. Ректор всем разослал уведомления. Хотите взглянуть?
Читаем:
«Во исполнение постановления Правительства РФ от 05.08.2008 г. № 583 „О введении новых систем оплаты труда работников федеральных бюджетных учреждений“… должностной оклад… по должности… отнесенной к профессиональной группе № 3 квалификационному уровню № 2, установлен в размере… при условии полной отработки месячной нормы рабочего времени…»
Не понял.
– А зарплата-то изменилась по новой тарифной сетке? – спрашиваю.
– Да нет, – говорит, – зарплата осталась прежней.
Зарплата действительно анекдотическая. Я говорю:
– Ну, Вас же, конечно, взяли на четверть ставки, как это сейчас водится. Наверное, нужно добиваться, чтобы взяли на полную ставку…
Приятель посмотрел на меня задумчиво и сказал:
– Хотите анекдот? Только предупреждаю: анекдот неприличный.
– Ну, здесь все взрослые. Иногда можно и неприличный.
– Летит в самолете старичок. Сходил он в туалет и забыл застегнуть ширинку. Подходит к нему смущенная стюардесса и тихонько говорит: «Простите, у Вас там внизу кончик торчит». Старик тоже смутился, опустил голову и говорит: «Смейтесь – не смейтесь, но это не кончик. Это весь».
А теперь самое время назвать зарплату, официально положенную молодому парню с высшим образованием, начинающему читать лекции в одном из лучших петербургских вузов: 3900 (прописью: три тысячи девятьсот) – рублей, не долларов. В месяц!!! Это чуть больше 120 долларов. Когда один квадратный метр жилплощади стоит несколько тысяч долларов.
Естественная реакция на такое сообщение – недоверие и догадки: срезание зарплат, вероятно, есть результат кризиса. Нет же, зарплата осталась та же, что и до кризиса. А может быть, кризис неплатежей пришел к нам вовсе не из-за рубежа, а стал естественным результатом таких вот зарплат массе населения? Им просто не из чего было платить и покупать товары. Все в долг, в кредит. Накапливалось, накапливалось и – ррраз! Кризис.
А приятелю остается радоваться тому, что академики получили надбавку, и их зарплата увеличилась до 60 тысяч. Но если откладывать свадьбу до того времени, когда он станет академиком, то будут ли академики решать демографическую проблему? Боюсь, что в этом они окажутся значительно слабее рядовых научных работников. Как тот старичок. По крайней мере, в среднем.
Я не называю вуз, чтобы не смущать бедного старичка-ректора.
Анекдот оказался действительно неприличным. Все очень смеялись.
А надо плакать.
8. Чаепитие в Кембридже
Чаепитие в Англии – не такой ритуал, как в Японии, но это обычай, не менее устойчивый и распространенный. У нас в магазинах полно английского чая, хотя растет-то он не в Англии. «Пиквик», «Грей», «Брекфест ти»… Чай пьют англичане и утром, но чаще – кофе. Сразу после обеда тоже, и заедают сыром. Но зато через несколько часов господствует чай – трапеза файв-о-клок даже свое повсеместное название получила именно от английского обозначения ее времени. В университетских городках уйма не только пабов, но и маленьких уютных кафе, где достаточно просторно, чтобы вдвоем или целыми компаниями посидеть за чашкой чая минут пятнадцать-двадцать. В Кембридже, разумеется, тоже. А где чай, там беседа…
Получил я новую книгу из Кембриджа. Автор – моя старая знакомая Памела Смит. Называется книга «Великолепная особенность» (A splendid idiosyncrasy) – так один философ фигурально обозначил первобытную археологию, бурным развитием которой в первой половине XX века Кембриджский университет отличался от всех других университетов Англии и мира. Вот Памела Смит и захотела выяснить, что привело к такому доминированию Кембриджа в этой сфере, почему данная дисциплина получила там такую возможность и как реализовала ее.
Книга начинается и заканчивается описанием и анализом совместного чаепития, и на всем протяжении книги не раз заходит речь о чае. Дело в том, что исследование Памелы Смит выполнено в манере (или лучше сказать в методике), называемой у нас «исторической антропологией науки». Это изучение быта ученых, их, так сказать, субкультуры и стереотипов поведения, и стремление выяснить, как эти условия отражаются на успехах науки.
Мне повезло. В свои аспирантские годы я, будучи одним из молодежных активистов, входил в круг молодежи, группировавшейся вокруг ректора Александра Даниловича Александрова, впоследствии академика. Мы бывали у него дома. Это было в 1960-е годы. Знал я и его сына Даню. С тех пор Даня вырос и стал исследователем истории науки, как раз в духе «исторической антропологии науки».
В 1994 году Даниил Александрович Александров, профессор Европейского университета, опубликовал пионерскую статью этого направления в «Вопросах истории естествознания и техники». Взяв термин у Арона Яковлевича Гуревича, развивавшего идеи французских историков культуры, он рассматривал роль литературных салонов XVIII–XIX веков, философских и научных кружков, меценатства и коллекционерства. В недавнем докладе в клубе «Контекст»[4] он развил эту идею применительно к бизнесу, обращая внимание на роль неформального общения при заключении важных сделок и союзов – например, в России роль совместных поездок в баню. За ним последовала Ирина Владимировна Тункина, заведующая Архивом РАН. Она опубликовала в 2002 году толстую историографическую книгу «Русская наука о классических древностях Юга России», в которой показала, как отражались на состоянии науки внутренние коллизии разных групп ученых – столичных и провинциальных, приближенных ко двору и захолустных, чиновных и непричастных к государственному аппарату, профессионалов и любителей, коренной национальности и эмигрантов и так далее
4
См. contextclub.org/.