Страница 18 из 35
Все это накладывается на нищенскую зарплату преподавателей в вузах и повальную коррупцию. Все имеет цену – реферат, зачет, оценка на экзаменах, диплом, диссертация.
В этих условиях платное образование превращается в узаконенную взятку. Платный вуз легально продает не знания, а дипломы. Дипломы эти фигурируют в жизни наравне с настоящими и дискредитируют их. Снабженные такими дипломами выпускники претендуют на места в науке и в управлении наукой, не имея реальных знаний. Отсюда разговоры о перепроизводстве людей с высшим образованием. У нас не перепроизводство специалистов, а перепроизводство пустых дипломов.
Я понимаю, что моя заметка вызовет раздражение у многих преподавателей, для которых платное отделение – это единственная возможность свести концы с концами, прокормить детей, довести зарплату до прожиточного минимума. Так ведь не в легализованных взятках выход, а в борьбе за повышение основной зарплаты. Чтобы наш преподаватель чувствовал себя за Высоким Столом в нашем обществе.
4. Мое золотое время
Читал я как-то книгу впечатлений хрущевского министра сельского хозяйства Мацкевича о поездке во главе советской научной делегации за рубеж (ездили набирать опыт по экономике). Там было описано посещение лабораторий Тиссена, где им обещали предоставить возможность исследовать очень редкие сплавы. Советские академики высвободили целый день, так как знали, что шлифы нужно долго готовить, прежде чем можно будет разглядывать их в микроскоп. Но когда они пришли в лабораторию, шлифы были уже срезаны, обработаны и подготовлены к показу – каждому оставалось только повернуть окуляры, приспосабливая их к своему глазу. Руководитель делегации поблагодарил капиталиста за экономию времени. Тот недоуменно ответил, что знал о приезде крупнейших ученых – не самим же им шлифовать металлы…
– Ну, вы богатые хозяева, – объяснился министр, – можете себе позволить держать подсобный персонал для своих ученых (цитирую по памяти).
– Да нет, – возразил капиталист, – это вы неимоверно богатые люди, если можете тратить на простые операции время высоко квалифицированных специалистов! А мне мои ученые очень дорого обходятся! Их время, оплаченное моими кровными деньгами, – это же буквально золотое время! Я могу его тратить только на самые сложные проблемы, а для простых операций у меня достаточно дешевой рабочей силы. Это же законы экономики!
Законы экономики были написаны не для нас. Урок не пошел впрок. Они и сейчас нашим государством не воспринимаются.
Все дело в том, что правят бал у нас чиновники. А чиновник знает, что если он на чем-то сэкономит, начальство его наградит, потому что эффект виден сразу. А то, что от этого пострадает дело, так ведь это будет видно только много лет спустя, когда ответственным будет уже другой чиновник. И скорее всего, никто отвечать не будет. Вот и экономят на всем, на чем экономить глупо. Глупо для нас. А для чиновника совсем не глупо.
Экономят на науке вообще, а в самой науке экономят прежде всего на подсобной рабочей силе – на ассистентах, лаборантах, секретарях, библиотекарях, подсобных рабочих. На всех тех, кто, не требуя большого образования (а то и опыта), мог бы освободить ведущих ученых от рутинного труда, высвободить им время для решения труднейших проблем, для новых открытий. Так обстоит дело в точных и естественных науках, а уж в гуманитарных и подавно. Кто из профессоров-гуманитариев имеет личного ассистента на кафедре? А кто может себе позволить нанять личного секретаря?
Помню, как профессор Петр Николаевич Третьяков тащил самолично лоток с черепками древней керамики из подвала, где располагалась камеральная мастерская, в свой отдел – своего кабинета у него не было (потом он уехал в Москву и стал референтом ЦК – вероятно, там у него уже не было недостатка в секретарях, лаборантах и кабинетах).
Часть этой проблемы решила компьютеризация. Среди ученых Петербурга я обзавелся компьютером одним из первых (привез из Германии в 1990 году). Эффективность моего труда сразу возросла втрое (я специально подсчитывал). Компьютер стал делать многое из того, что должен был бы делать мой секретарь – собирать и упорядочивать данные, вести статистические подсчеты, рассчитывать по формулам, превращать черновики в чистовики (а то ведь сколько было работы на машинке – перепечатывать раз за разом рукописи, правя и переставляя куски).
Но секретарь мне очень полезен был бы и сейчас. Много рутинной работы, где не нужны мои знания, способности и опыт. Где нужны просто образование, а лучше – хорошее профессиональное образование и желательно знание языков. Розыски в библиографии, сходить в библиотеки сделать выписки, сверить цитаты, справиться о наличии заданных фактов в литературе, отыскать и купить указанные книги, списаться с учреждениями, рассчитать по заданным формулам нужные параметры, сканировать тексты и рисунки и так далее.
Кто подсчитает потери нашей науки от глупой экономии?
Нередко мои ученики добровольно помогали мне в этой работе, брали на себя функции моих секретарей (я всегда с благодарностью отмечал их помощь, но редко был в состоянии обеспечить им достойное материальное возмещение). Меня утешает то, что сама эта работа их чему-то научила – все они ныне успешны в науке.
Владимир Познер вспоминал, что его многому научила работа личным секретарем Самуила Маршака.
Но скверно, что я не мог своим импровизированным секретарям оплачивать их труд, а мне их помощи было просто мало. Они ведь не могли сделать это своей основной задачей. И я был вынужден тратить свое золотое время, огромную долю своего золотого времени на рутинную работу, для которой не были нужны ни мои знания, ни мой опыт, ни мои способности, ни мои (прошу прощения за нескромность) дарования. А это значит, что огромная часть моего времени потрачена зря. Что я не сделал многих открытий, которые мог бы сделать. Для которых я был рожден.
5. Мой большой саббатикал
В этом году [2009] исполнилось ровно тридцать лет с выхода моей первой книги. Смешно, но мне тогда перевалило за пятьдесят. Статей у меня было много, а книги ни одной – и не предвиделось. Во-первых, к моим писаниям относились настороженно (это было не то, что требовалось), а во-вторых, у меня была огромная преподавательская нагрузка в университете. Зимою – курсы лекций, семинары, заседания, курсовые и дипломные работы, консультации, практические занятия, отчеты. А летом экспедиции…
Так бы и шло, но помог случай. Какие-то конъюнктурные изменения произошли в политике, и чья-то сверхактуальная книга тотчас вылетела из плана. Издательство дало знать по факультетам, чтобы подыскали готовую рукопись – заполнить брешь. У меня рукописи не было, но я сказал, что готов дать книгу в срок, а она должна была пойти в печать через полгода. В издательство я отнес «куклу» – толстую стопку случайно собранных листков с красиво отпечатанным названием книги на верхнем. В издательстве работали мои однокурсницы, они закрыли глаза. На кафедре мне на полгода уменьшили нагрузку, и за это время – дым из ушей – я сделал книгу. Она тоже была не совсем «то, что требовалось», но – то, что было востребовано. Шесть тысяч экземпляров разошлись враз.
После чего я снова включился в преподавательскую рутину. Но через три года я был арестован, а поскольку дело мое вело КГБ, то когда я еще через полтора года вышел на свободу, я обнаружил, что лишен степени и звания и меня никуда не берут на работу – даже учеником на завод. Безработным я был три года до выхода на пенсию в 1987 году, а еще через три года стал периодами преподавать в зарубежных университетах приглашенным профессором, еще через четыре года восстановлен в родном университете.
За это десятилетие перерыва в преподавании я написал почти все свои книги – у меня их сейчас больше двух [теперь, в 2016, уже четырех] десятков. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я поднял и разработал совершенно новые темы, даже забрался в смежные науки и овладел ими профессионально – мои труды в них не считаются дилетантскими.