Страница 15 из 16
А потом я вошла в дом.
Мой сын был в гостиной. Я спросила:
– Где Фелисия?
Мое сердце колотилось от волнения, в кулаке за спиной я сжимала брелок. Лео спросил, что происходит. Я сказала, что мне нужно видеть Фелисию, и подмигнула. Он позвал ее, она прибежала с радостным криком «Бабушка!» и повисла у меня на шее.
Я сказала:
– У меня есть для тебя кое-что очень важное.
Она непонимающе уставилась на меня:
– Что?
Я напомнила о ее последнем разговоре с мамой и о брелоке для ключей:
– Кажется, я его нашла.
– Где? – спросила девочка, явно растерявшись.
– Не важно где. Мне просто было сказано привезти его тебе.
Я дала ей брелок, и малышка заплакала, а потом показала подарок отцу.
Я сказала:
– Не понимаю только, почему на брелоке написано АНГЕЛ. Разве твоя мама не говорила, что там должно быть твое имя?
Лео проговорил:
– О Боже, мама, ты ведь не знаешь! Когда Фелисия родилась, Селеста хотела назвать ее Энджел – Ангел, но я ее отговорил!
Тогда заплакала я. Я поняла, что это Святой Дух говорил со мной, чтобы доставить Фелисии брелок от мамы.
Евангелие от Луки, глава 16
И Он начал говорить им: ныне исполнилось Писание сие, слышанное вами.
Я сидела на церковной скамье. Слушать пастора становилось все труднее. Я пыталась прогнать из памяти сцены того ужасного дня, моля Бога помочь мне сосредоточиться на проповеди.
Прошло всего несколько недель после аварии, и я была совершенно без сил. Меня преследовали картины трагедии, в которой погиб мой муж Макс. Мы были женаты всего два года. Я не понимала, почему Бог это допустил, ведь нет на свете ничего, что произошло бы без Его ведома.
Я пыталась прислушаться к пастору, держа на руках свою десятимесячную дочку Брианну, и молила о покое и освобождении от ужасных воспоминаний.
Пока я сидела и молилась, эти воспоминания постепенно вытеснила настоятельная потребность открыть Библию на шестнадцатой главе Евангелия от Луки. Я не понимала, что нового я могу узнать из этой главы, поскольку читала ее много раз.
Тем не менее я решила, что Бог, должно быть, хочет показать мне что-то конкретное, и стала перелистывать страницы…
Я заплакала и рассмеялась одновременно, когда на правом поле книги, рядом с 16 главой, оказались слова, написанные почерком моего мужа: «Я люблю тебя! Макс».
Кладбищенские шутки
Он еще наполнит смехом уста твои и губы твои радостным восклицанием.
Прошло больше года с тех пор, как я в последний раз побывала на сельском кладбище Тен-Майл. Когда-то я ездила сюда каждую неделю, но время шло, моя сердечная боль стихала и визиты случались все реже.
Когда я вышла из машины, жаркое летнее солнце обожгло мне шею. Откуда-то доносился гул газонокосилки, и воздух был напоен ароматом свежескошенной травы. По другую сторону дороги несколько ленивых коров прекратили свое неторопливое шествие к кормушке и уставились на меня. Я смотрела на них, пока мне не надоела вонь коровьих лепешек; тогда я повернулась и прошла через главные ворота на ухоженную территорию кладбища.
Внутри меня происходила странная борьба эмоций. Поскольку я давно здесь не была, какая-то часть меня спешила поздороваться со старыми друзьями. Другая часть погружалась в скорбь, бремя которой я влачила так долго. Но я пришла, чтобы выразить свое уважение умершим, поэтому проглотила ком в горле и пошла дальше, шаг за шагом, к трем могилам, которые когда-то навещала так часто.
Вот тогда-то я и заметила спринклер для полива. Очень большой, поистине фермерских размеров, он возвышался над землей, вращаясь и поливая траву на кладбище – круг за кругом, периодически выбрасывая длинную, прямую струю воды. Я остановилась и постояла, наблюдая, насколько сильно и близко к тому месту, куда я шла, бьет струя. Я наблюдала ее вращение в четыре или пять полных оборотов, прежде чем решила, что у этих трех могил она меня не достанет.
У меня был заведенный порядок. Я всегда начинала с могилы моего бойфренда Шэннона, затем делала два шага вправо, к его матери Бекки, и, наконец, три шага назад, к его бабушке, которую он называл Нэнни. Подойдя к Шэннону, я начала с обычного приветствия: «Привет, малыш! Как у тебя дела там, наверху? Сегодня здесь внизу ужасно жарко…» Дальше шла легкая болтовня на любые темы, какие только приходили в голову, чтобы на пару секунд отсрочить приход прежней, привычной печали. Я опустила голову, чувствуя, как ее волна поднимается в груди… и тут это случилось. ПЛЮХ! В меня выстрелила струя воды из спринклера. Но ведь я только что убедилась, что он не дотягивал до этого места!
На самом деле не стоило удивляться. Шэннон всегда был остряком, и такого рода шутки вполне в его духе. Но ведь Шэннон, в конце-то концов, мертв! Правда, при жизни он потрясающе умел смешить всех вокруг. Он мог растормошить даже незнакомого человека, и делал это с легкостью. Он веселил подавальщика в окне автозакусочной, людей в очереди в продуктовом магазине или в банке – где угодно. Всего минута – и собеседник уже хватается за живот от хохота.
Помню, Шэннон решил заявиться в ближнюю таверну прямо в купальном халате и шлепанцах – просто ради смеха. Как обычно, всем присутствующим это страшно понравилось, и в два часа ночи он шествовал домой в сопровождении полудюжины попутчиков. Они танцевали, смеялись и пели несколько часов!
Ему было двадцать три, а мне – восемнадцать. Он был моей первой настоящей любовью. Мы собирались пожениться. Я была просто раздавлена, когда к нам домой пришел полицейский и сообщил, что Шэннон попал в смертельное ДТП. Еще сильнее горевали его дядья и милая Нэнни. Они были очень привязаны друг к другу с тех пор, как мать и отец Шэннона умерли – это случилось раньше, чем ему исполнилось восемнадцать. Для Нэнни это был такой удар, что она умерла через три месяца после Шэннона.
Так в свои восемнадцать я завела этот порядок – надеюсь, это приходится делать немногим восемнадцатилетним… Раз в неделю я приезжала на сельское кладбище Тен-Майл навещать троих своих друзей. Я всегда шла вначале к могиле Шэннона, начинала с короткого приветствия и чувствовала, как внутри меня вскипает печаль. Потом переходила к его матери и бабушке…
Но никогда прежде, ни разу, со мной не случалось ничего подобного!
Сначала я решила, что это, должно быть, какая-то глупая случайность. Поэтому я уставилась на спринклер, наблюдая, как он вращается. Больше он не стрелял водой так сильно, она даже близко ко мне не подобралась. Тогда я снова повернулась к Шэннону с новым приветствием и опустила голову, ощущая нарастающую грусть… ПЛЮХ! Меня опять обдало водой. Вытирая мокрое лицо, я увидела, как мой обидчик-спринклер как ни в чем не бывало продолжает вращаться и больше никуда не стреляет. Я недоверчиво покачала головой и отступила вправо, к могиле матери Шэннона.
Я постояла еще с минуту, наблюдая за спринклером, исправно поливавшим землю далеко от меня, а потом сказала: «Привет, Бекки». Но стоило мне опустить голову и погрузиться в печальные мысли, как… поверите ли? ПЛЮХ! Я снова была мокрая с ног до головы!
На этот раз я только хмыкнула, гадая, как такое могло случиться. Я окинула взглядом все кладбище, пытаясь понять, кто мог сыграть со мной такую шутку. Что за глупости – издеваться над скорбящим человеком! Кому такое могло прийти в голову? Но вокруг никого не было. Только я, коровы на той стороне дороги и этот несчастный спринклер!
Мне оставалось подойти к еще одной могиле, позади надгробия Шэннона. Я покачала головой и, уже посмеиваясь, пошла туда, наблюдая, как вращается такой далекий и безобидный спринклер. Поздоровалась, опустила голову, и… ПЛЮХ! Умойся снова!