Страница 4 из 16
Теплый дрожащий кусочек тепла мигал мне откуда-то из-за стволов деревьев. Свет, пронзая ночь, как кинжал убийцы пронзает камзол жертвы. Этот свет от обыкновенного огня, который, наверное, сейчас с веселым треском поедал дрова в очаге, наполнял мое уставшее тело радостью жизни. Свет пульсировал, словно какое-то волшебное сердце, стучался в мое сознание, приглашая прийти к нему, отбросить все беды и горечи.
Я втянул носом воздух. Дым. Пахнет дымом! Как же я сразу не почувствовал? Наверное, охотники или браконьеры. А может, я наткнулся на избушку лесника или какого-нибудь отшельника, открестившегося от этого мира?
Я так устал, что даже не подумал о возможной опасности. Вдруг там республиканцы? Я наплевал на все, послал к Дьяволу осторожность и, словно выбившийся из сил мотылек, устремился к весело дрожащему огню. С тропинки пришлось сойти. Я продвигался сквозь густые заросли колючего можжевельника, уже высохшего, но все равно опасного. Он цеплялся за одежду ветками-руками, пытаясь задержать, остановить, не дать дойти до ждущего меня огонька. Я выругался, когда особенно настырная ветка с колючками, стегнула меня по ноге. Но, стиснув зубы, и не обращая внимания на рвущуюся одежду, я упрямо двинулся вперед, ломая колючую преграду и издавая шум кабана носящегося по сухому кустарнику.
Кусты кончились, деревья резко расступились в стороны, и на маленькой лесной полянке, под большой и высокой елью, верхушка которой терялась где-то высоко в ночном небе, я увидел дом. В маленьком окошке, через которое не смог бы пролезть даже ребенок, мерцал свет. Я подошел к дому и постучал кулаком в тонкую деревянную дверь. Странно. Обычно в лесу надо ставить двери покрепче. Эту я вынесу одним ударом плеча. Кто бы там не жил, он обязан впустить усталого путника. На стук не ответили. Может хозяин глухой? Ночь, подступала, она просто дышала мне в затылок, и ночевать на улице из-за глухого хозяина, было вдвойне обидно.
Я застучал сильнее. Опять тишина, затем за дверью послышались шаркающие шаги.
— Кого Дьявол принес? — раздался сухой старческий голос.
— Путник. Пусти переночевать.
— Путник? Какой путник? В такое время только разбойники шляются по лесу! Да и то, самые свирепые. Откроешь таким дверь и получишь по голове дубиной!
— Слушай, дед, — пререкаться через дверь с упрямым стариком мне совершенно не улыбалось. — Я тебе еще раз повторяю, я никакой не разбойник, а просто усталый путник, который хочет переночевать.
— Переночевать? Чудесно! Вот и ночуй на пороге! А то много вас тут таких безобидных овечек, — услышал я сварливый ответ.
— Добрый хозяин, я не собираюсь ночевать на улице, либо ты открываешь дверь, и я заплачу тебе за ночлег, либо я наберусь сил и вышибу дверь, и тогда на улице ночевать придется тебе.
За дверью смолкли. Видно, дед решал, что лучше. Молчание все длилось и длилось и когда мне это все уже наскучило, раздалось старческое бормотание.
— Ладно, твоя взяла, сейчас отопру.
Я услышал, как сняли засов, а затем дверь распахнулась. На меня, держа в руке горящий тусклым светом масленый фонарь, подслеповато щурился старик.
— Действительно, путник, — пробормотал он себе под нос. — Ну что ж, входи.
Старик отступил в сторону, открывая мне дорогу в дом, и дружелюбным жестом предложил войти.
— Я человек небогатый, но накормить накормлю. Ночь длинна, сейчас ужинать будем, а затем поговорим, коли спать не захочешь, — старик добродушно улыбнулся.
— Поговорим? О чем? — я вошел в маленькую прихожую. К стенам прижимались поленья дров и вязанки хвороста. Тут же, перед второй, массивной и дубовой дверью, к стене было прислонено старое ружье. Да. Эта дверь была намного мощней и крепче первой. Такую нужно рубить топором часа два, старик вполне мог запереться в избушке и не обращать внимания на выбитую первую дверь.
— О-о-о! Я знаю множество историй, и, если у тебя возникнет желание послушать, с радостью расскажу, — в голосе, раздавшемся за моей спиной, послышалась скрытая насмешка.
Я вошел в единственную комнату избушки. Маленькие окошки на северной и западной стене, очаг с весело горящим и освещающем все уголки комнаты огнем. На огне стоял котел с чем-то призывно бурлящим. Массивный деревянный стол, кровать в углу, тяжелый сундук и три табурета возле стола. Вот и весь интерьер, уж точно не будуар королевской фаворитки. Обычная скромная обстановка, такая встречается в сотнях крестьянских домов по всей Франции.
— Проходи к столу, — произнес старик, выходя из прихожей. — Сейчас ужин будет готов.
Только теперь, в ярко освещенной комнате я смог как следует рассмотреть хозяина. Старый, за семьдесят, хотя возраст определить сложно, седые волосы, чисто выбритое лицо, всего лишь несколько морщин в уголках глаз, массивный лоб с кустистыми белыми бровями над серыми глазами, и тонкие губы придавали старику вид старого тролля из детских сказок. Невысокого роста, с тонкими сухими старческими руками и шагающе-подпрыгивающей птичьей походкой дед был забавен и добродушен. Если бы не…
— Что не? Что мне не нравится в этом старике? — спросил я себя. Обычный добродушный и немного свихнувшийся дед, живущий один-одинешенек в лесу. Нет в нем ни змеиной подлости, ни жестокости. Таким мог бы быть дедушка целого выводка внуков, который вечерами рассказывал им сказки у пылающего очага.
— Ты отшельник? Поэтому и живешь здесь? — спросил я, подходя к столу и стягивая с рук перчатки.
— Да, да, — поспешно кивнул головой дед. — Отшельник, Отшельник. Ты садись, я сейчас котелок сниму.
Я отодвинул массивный табурет на трех ножках и уселся лицом к двери. Старая привычка, довольно глупая, тут кроме деда опасаться некого, но исправить себя я уже не мог. Окна, оказавшегося за моей спиной, опасаться не стоило, оно было слишком мало, чтобы в него кто-нибудь смог пролезть. Сейчас на улице стемнело, и в окошко заглядывала ночь.
— А вот и ужин, — отшельник, кряхтя, поставил на стол котелок, из которого до моих ноздрей доносился приятный запах вареного мяса в картофельной похлебке. В моем животе требовательно заурчало.