Страница 6 из 139
Непрерывно звенели стекла, пули нападающих щелкали в стены комнаты, с потолка сыпалась штукатурка. Аввакумов отстреливался. Осада длилась до утра. В седьмом часу, когда совсем рассвело, нападавшие - неизвестные молодые люди - скрылись. Это были прапорщики Чанышева в белых чалмах и в полосатых теплых халатах, украшенных золотыми погонами.
Тогда Денис Макарович вместе с матерью покинул квартиру.
Степных лежал во дворике около крылечка.
- Илья! Как ты очутился здесь? - окликнул его Аввакумов.
Илья не отвечал. Аввакумов нагнулся к нему. Губы, нос, череп - все было разбито.
- Жив ты, друг? Или нет? Илья! - Он опустился на корточки и приложил ухо к груди солдата.
Солдат был мертв.
- Ильюша! - закричал Аввакумов.
Мать дернула его за плечо.
- Уходить надо, Денис! - строго и в то же время испуганно сказала она сыну. - Боюсь я.
В переулок завернула богатая коляска с лакированными крыльями. Аввакумов подскочил к экипажу и, угрожая револьвером, остановил его. В экипаже ехали два человека. Один - закутанный в толстую шубу, другой бородатый, в кавказской бурке и кубанке, - оба они спрыгнули с пролетки. Юноша узбек остался сидеть на козлах. Аввакумов, втолкнув мать в коляску, сам остался на подножке.
- Пошел! - сказал он кучеру.
Гнедая сильная лошадь понесла экипаж. Два человека, опомнившись, побежали вслед за экипажем, выкрикивая ругательства по-русски и по-узбекски. Аввакумов махнул на них маузером. Тот, что повыше и посолиднее, упал в лужу. Это был Мустафа Мамедов, глава Кокандской автономии. Денис Макарович узнал его. Военный принялся поднимать Мустафу.
- А кто второй? - спросил Аввакумов у кучера.
- Полковник Чанышев, - пропищал перепуганный, лиловый от страха Юсуп.
Широкая, длинная улица вымерла. Аккуратные домики, каменные, в один или два этажа, на высоких фундаментах, с большими широкими окнами, с железными крышами, сверкающие, побеленные будто вчера, были окружены мертвыми садами. Здесь жили русские из царских чиновников, агенты крупных торговых фирм и специалисты, работавшие на местных заводах, принадлежавших бухарскому еврею Вадьяеву. Во всех домах окна были наглухо закрыты выкрашенными в белый цвет ставнями.
Коляска пронеслась мимо садов. Аввакумов приказал кучеру повернуть на Розенбаховский проспект.
Везде было тихо. Жители спрятались за ставнями. Лишь кое-где выходили из ворот на улицу дворники-узбеки, поглядывали на восток и наклонялись над мутными арыками, пробегавшими по обе стороны проспекта. Побрызгав воду на лицо, дворники утирались либо полой халата, либо рукавом. Из Старого города выполз ишак, сверх меры нагруженный корягами саксаула. Сбоку шел вразвалку дехканин. Животное упрямилось, узбек непрестанно пихал его в бок короткой толстой палкой. День начинался как обычно. Казалось, что ночь, наполненная тревогой, просто приснилась…
На углу Розенбаховского и Скобелевского стояли две женщины - одна в серой, другая в синей парандже. Их лица были закрыты черной сеткой из конского волоса. Увидав мамедовский экипаж, они перепрыгнули через арык навстречу лошади. «Пикет!» - подумал Аввакумов и ткнул кучера в бок:
- Сворачивай к вокзалу! Живо!
Кучер быстро срезал угол, коляска качнулась влево, но сейчас же, при следующем рывке, выпрямилась. Она проскочила под носом у женщин, чуть было не подмяв их под колеса. Одна из женщин отпрянула, задрав паранджу и рубашку. Кучер и Аввакумов заметили на ней офицерские военные шаровары защитного цвета, заправленные в ичиги.
Промчавшись до середины Скобелевского проспекта, юноша оглянулся. Женщины все еще стояли и смотрели им вслед. Он поправил на голове тюбетейку, сильно стегнул лошадь вожжами и, свесившись с козел к Аввакумову, мигнул ему:
- Видал, хозяин?
- Что видал?
- Баба? Солдат-баба? - засмеялся мальчик, щелкая языком. - Сарбаз!
11
Площадь перед вокзалом была совершенно пустынной. Аввакумов, оставив экипаж на площади, взбежал на широкий каменный подъезд. Двери распахнулись. Показались железнодорожники и во главе их телеграфист Муратов, еще молодой человек, невысокого роста, коренастый, с ласковым и хитрым взглядом. Увидав Аввакумова, он радостно подбросил вверх свою форменную черную фуражку с желтым кантом. Винтовка, висевшая у него на плече стволом вниз, хлопала его по бедру, боковые карманы тужурки, до отказа нагруженные патронами, тяжело отвисли, будто два вьюка. Он был в высоких сапогах и в красных чикчирах, неизвестно каким путем доставшихся ему. Чувствовалось, что, несмотря на тревогу, он любуется немножко сам собой и даже в минуту опасности не забывает о щегольстве.
Муратов бросился навстречу Аввакумову.
- Скорей в контору, Денис! Дело корявое! Там все наши. А ты с кем? спросил он. - Неужели с Агнией Ивановной? Да, так и есть! Ребята! закричал он железнодорожникам. - Макарыч с мамашей к нам приехал.
Старуха гордо сидела в коляске. Услыхав, что говорят про нее, она улыбнулась и поправила шерстяной платок.
- Мамаша, вот это здорово! Молодец мамаша, что не испугались! говорил Муратов, все еще суетясь и волнуясь. - Ну, милости просим! Приехали!
Агния Ивановна по-хозяйски оглядела площадь, увидала знакомых, раскланялась. Казалось, что она кого-то ищет.
- А где же ваши бабы? - спросила она Муратова.
- Дома.
- Дома? - Она удивилась. - В такое время?
Старуха сказала это недовольно, рассердившись даже, и вылезла из коляски.
12
Телеграфные аппараты молчали. Везде на станции - и в служебных помещениях, и на путях, и у пакгаузов, и на каменном перроне - толпились рабочие некоторых местных заводов и железнодорожники. Аввакумов всех созвал в станционную комнату при буфете. Комната оказалась битком набитой людьми.
- А посчитаешь… - Аввакумов усмехнулся, - в обрез народу! И до обреза-то, по правде говоря, многого не хватает… Ну что же, биться будем? - тихо добавил он, оглядев собравшихся.
- Будем, Макарыч! А как же иначе? Под нож, что ли, лезть буржуям! Как бог даст! Авось справимся! - заговорили со всех сторон железнодорожники.
- Если у кого есть сомнение - уйди, ребята! Помощи ждать трудно, нарочно громко сказал Аввакумов. Ему стало душно. Он скинул полушубок, спросил: - Есть кто из узбеков - агитаторы?
- Есть, есть! - раздалось несколько голосов.
- Мало! - с горечью сказал он. - Ну ладно! Мало, да здорово! Ребята, вам придется в Старый город пойти. Вы там должны сказать трудящимся, что нападаем не мы. Автономисты напали. Они напали на нас в эту ночь. Расскажите трудящимся узбекам, что вместе с узбекской буржуазией работают против советской власти и русские царские чиновники и офицеры. Вот кто их враг! Скажите бедноте, что мы сегодня всех зовем к себе в крепость!
- Не послушают. Муллы народ сбивают… грозятся богом, - заговорили узбеки.
- Мало что грозятся! А вы все-таки скажите! - упорно стоял на своем Аввакумов. - Да прибавьте: как забьет сегодня набат в крепости колокол пусть идут к нам.
- В крепости чего-то неладное… - перебил Дениса Макаровича Муратов.
- А что? - Лицо Аввакумова сразу посерело, в черных провалившихся глазах показалось беспокойство.
- Я не знаю точно, что такое… - ответил телеграфист. - Тут есть один узбек… Он рассказывает…
- А где этот узбек? - Денис Макарович вытер лицо, почувствовав, что оно сразу стало влажным.
- Артыкматов! - крикнул кто-то из толпы. - Ты здесь?
- Зде-есь!
Посмотрев на узбека, бледного и тощего, с раскрытой почти до пупа рубашкой, в кожаных опорках. Аввакумов покачал головой, как бы не доверяя ему. Человек этот казался Аввакумову переодетым лазутчиком. Его ветхий халат как будто нарочно был разодран в клочья.
- Что же неладного в крепости? Ты сам оттуда? - спросил он Артыкматова.
Нищий быстро заговорил по-узбекски. Из перевода Аввакумов узнал, будто комендант Зайченко расстрелял важного посла, присланного в крепость автономистами. Офицеры в Старом городе кричат об этом.