По исчезающим следам

Дернулся в путах, оглянулся, но не нашел ни поддержки, ни ответа. Его ждал песок.

Рука Простого шевельнулась, путы на теле исполнителя желаний пришли в движение. Три стекловидных отростка погрузились в песок, утягивая за собой джина. Только эти три и только его.

– Джараш, простите.

Фляжка так и осталась в крепких мозолистых руках, ладонях, словно созданных для обычного физического труда. Мы проводили его с тишиной, граничившей с отчаянием. Психарь дергался, горящие фиолетовым глаза не отрывались от застывшего лица памятника. Он не верил, что умрет. Никто из нас не верил. Каждый подошедший к черте не в силах осознать и принять собственную смерть. Каждый чувствует себя главным героем книги под названием «жизнь». А главных героев не убивают, других – пожалуйста, но не нас, потому что это не может закончиться именно так, не имеет права.

– Вы тоже желаете сначала поговорить? Или ускорим? – пальцы памятника ласково скользнули по сохранившейся части скулы фарфорового лица Киу.

– У вас нет тела, – только и смогла выговорить я. – Вас не существует!

– Значит, поговорить. Я не отказываю в последнем желании, – он поднял слепую безглазую голову, на которой не шевельнулось ни волоска. – У меня есть тело. Замок – мои руки, ноги и голова, весь океан песка, существующий на земле, - мое тело.

– Вы нас слышали, – устало проговорил парень, – с самого первого дня вы знали, зачем мы пришли.

– Я редко обращаю внимания на муравьев, ползающих по ногам.

– И тогда они начинают кусаться, – парень чуть шевельнул плечами, но лента из стекла осталась неподвижной.

– Прошедшие тропой иллюзий бывают настойчивы, – мужчина стал снова смотреть на останки лица девушки. – Я стараюсь казнить их сразу. Не надо было отступать от правила.

– Тропа иллюзий? Вот как это называется, да? Вы вытащили на свет, – мой голос стал тонким и писклявым, я сглотнула подступившие слезы, – наш дом и испоганили его.

– Не надо патетики. Это всего лишь испытание.

Простой разговаривал с нами спокойно и неторопливо, как с умственно отсталыми детьми или животными, понимающими лишь интонации, но не смысл слов. От этого демона не шло той волны животного иррационального страха, что внушал Седой, не было благоговейного болезненного восхищения, что вызывала Прекрасная. Он был отстранен от действительности. Но и вместе с тем тот, кого не существовало, выглядел и вел себя как человек, в нем было что-то… простое. Джар Аш говорил, не испытывая брезгливости или превосходства, он был равнодушен, так могла отвечать на вопросы компьютерная программа.

– Гости редко спрашивают разрешения на вход. Слухи о моей сокровищнице будоражат каждое поколение. Они подкупают слуг, ищут подземные ходы, притворяются посыльными, поставщиками. Некоторые пытаются спасти Киу от злого и нехорошего меня. Я устал. Давно. Теперь сюда попадают только достойные.

– Достойные казни? – я потерла начинающие зудеть глаза.

– Хотя бы. Большинство не заслуживают даже ухода. Вы заслужили. – мужчина взмахнул рукой, и изломанный потолок рухнул нам на головы.

Закричать я не успела, только набрать воздух, чтобы с безвольным отчаянием выпустить его в песчаник, внезапно выросший со всех сторон настолько близко, что можно сделать слепок с тела, а потом отлить в броне. Как раз вместо надгробия. Нас запихнули внутрь замка буквально. Я не стояла в коридоре, я очутилась в его внутренностях, в стене, полу или потолке. В песке. Сухость сменилась влажностью, потом снова сухостью. На пять гулких ударов сердца меня погребли заживо. Сам Простой не пугал, его магия справилась с этим куда лучше.

Темнота отступила, песок разошелся в стороны, из груди вырвался судорожный вздох, тут же перешедший в кашель. Ругань Мартына слышалась чуть дальше. Я несколько раз моргнула, стараясь избавиться от песка, стряхивая его с рук, лица, волос, шеи.

Потолок не рухнул. Он даже не шевельнулся. Магия Простого не затягивала нас внутрь, она сделала нечто иное. Подняла сквозь перекрытия, протащила через этажи, переместила так быстро, что мы этого даже не почувствовали. Не было ни ощущения движения, ни чередования света и тени, ни звука. Удушливая ловушка из песка вытолкнула скованных стеклянными лентами пленников в залитое сероватым светом нового дня помещение. Лифт в демонском исполнении.

Мы оказались в продолговатой комнате с длинным рабочим столом вдоль правой стены. Затертая деревянная поверхность была заставлена колбами и ретортами, весы у самого края, поддон со зловещего вида железками разом напомнил последний визит к стоматологу. Тишину нарушал лишь размеренный стук черного пластикового маятника, отбивающего одному ему понятный ритм. Тик-тик-тик…

Не маятник — метроном, – вспомнила я название, – у нас такой стоял в классе пения. Святые, кому тут петь? И о чем?

За столом сидел целитель и презрительно морщил нос, разглядывая мою рваную одежду, грязное исцарапанное тело, простенькое белье. Тот самый, что еще недавно отказывался видеть в человеке живое существо, тот, чьи пальцы деловито сантиметр за сантиметром осматривали кожу, не оставив мне места ни для стеснения, ни для стыда.

Ленты никуда не исчезли, по-прежнему привязывая нас к полу. Вокруг пленников просто сменили декорации. Мартын продолжал ругаться, глаза целителя Востока вспыхнули, и парень подавился очередным «чтоб вам», дергаясь уже молча. Ошейник не давал ему скинуть чужую магию. Еще одна лента вылезла из стены и обхватила лоб, зафиксировав голову Мартына. Глаза парня бешено вращались в глазницах.

У окна на куче песка сидел еще один заключенный, которым целитель занимался до нашего появления. Вернее, сидела. Страх тут же сменялся злостью.

– Пашка, – прошептала я.

Но явидь предпочитала ничего не видеть и не слышать. Кандалов не было, но бежать она не собиралась. Змея ничего не собиралась делать, только сидеть на куче песка и раскачиваться из стороны в сторону, обхватив колени тонкими, потерявшими силу руками.

– Они убили моего визирга, – сказал Простой поднимающемуся целителю. – Пришла пора возместить. Вырежи из них души, мне нужны новые советники. А эта, – он кивнул на меня, – твоя. Ты просил материал для опытов.

– Я ничего не сделала. Скажите, за что? – тихо спросила я, зная, как это глупо, но все равно не в силах сдержаться, да никто бы не смог. Он может ответить, может изобрести тысячи причин, а может промолчать, реальность от этого не изменится. Но это был Простой, и что-то в нем позволяло мне спрашивать, позволяло открывать рот. – Не я разрушала Цитадель, не я сломала Киу. Я хотела помочь, пусть и не по своей воле.

Я снова посмотрела на монотонно раскачивающуюся Пашку. Так-так-так - сопровождал каждое ее движение маятник на столе. Лучше бы лгуна закончила казнь, потому как в конце ее изысков стояла точка. Смерть. Вряд ли теперь стоит на это рассчитывать. Судьба заспиртованного в банке образца, возможно, не худший вариант развития событий. Самое время позавидовать спутникам, но тело человека не годилось для переселения души.

– Ничего?– повернулась ко мне безглазая голова. – Ты уничтожила якорь Киу.

– Неправда.

Целитель вопросительно посмотрел на хозяина, но тот мотнул головой, оставляя человеку голос. Да, Простой отличался от других хозяев и, не намеревайся он нас казнить, сказала бы, в лучшую сторону.

– Цветок Осени дала обещание похоронить одного из ошеров10 Кайора. Но когда я снял с него голову, некоторые части тела растащили на амулеты. Она была настойчива. Она искала. Даже после собственной смерти. Невыполненное обещание тоже было якорем. Вы принесли в мой дом последнюю часть того глупца. Ты, – песочная рука сжалась в кулак, – дала обещание отнести эту тысячелетнюю падаль к месту захоронения. Ты разрушила якорь, – он повернулся к слуге. – Сделай так, чтоб она пожалела.

Памятник рассыпался с тихим шорохом, вновь став тем, из чего был создан, мусором под нашими ногами.

Задрожав, я упала на пол. Пережатые стеклянными лентами ступни начали неметь. Все зря! Все, что мы сделали, все, на что надеялись, все впустую. Именно сейчас в этот момент, я вспомнила слова Пашки, сказанные у начала дороги из желтого песка: «У меня есть для чего жить». Потеря Юкова была невозможно болезненной, утрата дома, исчезновение бабки, Веника… Больно, но не смертельно. От этого можно оправиться. У меня тоже было для чего жить. Для кого.