По исчезающим следам

Я вошла, прикрыв за собой дверь. Открытый погреб все так же зиял темнотой, закрытый холодильник блестел стальными дверями, на пороге кладовой стояла не дотащенная до места назначения упаковка банок зеленого горошка. Из кухни тянуло маринованным луком и терпкими специями плова. Столбы стояли там же где утром, молчаливые часовые по обе стороны каждой из находившихся здесь дверей. Я подошла к ближайшему.

Завитушка, скошенный круг под ней, перевернутая «п» следом, и наклонная волнистая линия. Резные знаки – буквы древнего языка терялись в ярком рисунке декора. Заметили ли их Пашка и Мартын? Если да, то почему не насторожились? Пусть явидь в инописи не сильна, но целитель подобной неграмотностью не страдал, его владение языком древности было на уровень выше, то есть: «читаю и перевожу со словарем».

Я прислонила жало Раады к покрытой лаком поверхности, чуть нажала и провела, снимая тонкий слой стружки вместе с частью букв. Столб остался равнодушен к вандализму. Я перехватила атам снова, на этот раз намереваясь поковыряться в дереве острием, но из-за удара в плечо промахнулась, и каменное лезвие оцарапало стену.

За спиной стоял Ахмед, не особо одобрявший столь наглую порчу его имущества. В отличие от помощника он был суховат, и еще не обзавелся вальяжным брюшком и вторым подбородком. Смуглая кожа, глаза маслины, вытянутое лицо, волнистые черные волосы и золотой зуб вместо правого клыка. Он постоянно смотрел мир с прищуром. Очки в толстой роговой оправе торчали из нагрудного кармана рубашки, но пользовался он ими редко.

– Эй, чевой творишь? Деньга платить будешь, да?

Смуглое лицо было полно показного негодования, другой посетитель уже бы рассыпался в извинениях. Но не я. В мире нечисти нужно видеть куда глубже тех эмоций, что хотят показать. Я забыла об этом в мире людей. Потому что от них подвоха никто не ждал. Глупая ошибка, но исправимая.

Фальшь, я не увидела, а услышала. В громком крике мужчины было лишь притворство, к тому же не очень умелое. Лицо полного показного возмущения, сквозь которое проступало равнодушие и скука.

Хотя я могла ошибаться, выдавая желаемое за действительное, видя черную кошку там, где ее нет.

На слова не было ни времени, ни желания, и я обошлась без них, молча резанув атамом по мужскому предплечью. Это был риск, потому что человек мог заорать и поднять на ноги всех завсегдатаев и праздных прохожих.

Рукав окрасился кровью. Не рана, а всего лишь царапина, но Ахмед разом посерел, схватился за грудь, тяжело дыша, привалился к стене и грузно осел на пол. Атам пьет жизненные силы, и для этого совсем необязательно наносить раны в корпус. Если держащая его рука, моя рука, я захотела, нож выпил бы всю силу через эту царапину. Но я не хотела.

Вру. Даже себе иногда вру, иначе лишусь сна. Когда лезвие прошло по его коже, ладонь кольнула теплая искра чужой жизни, так старый знакомый с радостью жмет тебе руку. Я помнила, каково это — пить чужую жизнь. Наверное, именно так и становятся маньяками, убивающими всех подряд. Убийство ради убийства, ради удовольствия, без цели и смысла. Но я сдержалась. Он нужен был живым. Пока.

Я присела на корточки, заглядывая мужчине в лицо.

– Будет хуже, – честно предупредила я, – Второй удар скорей всего убьет тебя. Где они Ахмед?

Он дернулся, и на миг показалось, что я переборщила, и загнется сам от сердечного приступа, или внезапно открывшейся язвы желудка. Спазм сотряс его грудь снова, но мужчина не умирал, он смеялся.

– Убьет? Наконец-то, – хозяин чайной поднял взгляд. – Бей, человек.

Столько презрения в одном слове. И все сразу встало на свои места. Кем был хозяин чайной, и кем стал.

– Нечистая кровь, – пораженно прошептала я, раньше за мной таких ошибок не водилось, а уж за Пашкой и Мартыном подавно, не опознать нечистого они не могли, если только… Если только Ахмед больше не был нечистым.

– Был когда-то давно, – он задрал голову, обнажая шею. – Режь.

Его акцент пропал, я вспомнила круглые ровные строчки в журнале заказов. Ахмед прекрасно владел русским, роль, которую он играл, была частично списана с Мусы, а частично отвечала тем ожиданиям, что неосознанно предъявляли к чайной, посетители.

Сейчас на полу сидел серый, выцветший, словно старая фотография, человек. Я могла резать его со спокойной душой, но не ради сведений, а ради ощущения биения чужой жизни. Только ни Пашку, ни Мартына это не вернет. Ахмеда выбросили из внутреннего круга времени, как рыбу из воды. Он задыхался вдали от нашей тили-мили-тряндии. Он не боялся смерти, и подозреваю боли тоже. Во всяком случае не той, что способны причинить мои руки. Перед ним был не палач, и не пытарь.

– А знаешь, ведь есть способ сделать кровь снова нечистой, – сказала я, вглядываясь в пепельное лицо, кровь из царапины и не думала останавливаться.

– Знаю. У меня для тебя новость, человек. Вестник порченые души к оплате не принимает, только те, что родились чистыми.

– Что ж, действительно новость, – жало вернулось под рубашку, – Только я не об этом. Существует другой способ вернуть в тело магию.

– Предположим, – мужчина закрыл глаза, восстанавливая дыхание, – Предположим, кто-то другой не развел тебя, скармливая небылицу. Но во что я никогда не поверю, так это в бескорыстность, даже человеческую, иначе давно бы ускакал на единороге по радуге, – он демонстративно плюнул на пол, – Что ты хочешь взамен своей сказки, человек?

– Сделку, – я встала.

– Сделку? Человек с человеком, – он хрипло рассмеялся, – Даже ваши выдуманные боги не могут отучить людей от вранья, куда уж мне, – Ахмед растер раненую руку, и опустил голову.

Я ему не мешала, не прерывала молчания, прекрасно зная, что уже зацепила его, предложила мечту. Можно вытянуть из нечисти магию, но даже в уязвимом человеческом теле она останется нечистью, будет думать, как нечисть, реагировать, как нечисть и принимать решения, как нечисть. Я задела ту струну нечистой души, что заставляет их совать голову в пасть к левиафану, чтобы пересчитать зубы и убедиться, что у тебя больше. Та самая черта, что подтолкнула Мартына к дому номер «23» и к клетке. Любопытство? Авантюризм? Дурость? А может, все вместе? Нечисть всегда рада сунуться в логово к волку, особенно если «волк ждал».

Я стояла и ждала.

– Представим, – мужчина подобрал ноги и чуть распрямил плечи. – что я согласен. Условия?

– Мои спутники. Верни их.

– Не за себя просишь. Все-таки альтруизм. Ненавижу, – он оперся о стену здоровой рукой и стал медленно подниматься, – Какие гарантии, что ты выполнишь свою часть.

– Никаких.

– Все лучше и лучше, – он отвернулся.

– Мало того, я требую предоплату.

– Требуй, никто не запрещает, только подальше от моего заведения.

– Мы заключаем сделку, – я заставила себя остаться на месте, а не кинуться вслед возвращающемуся в зал Ахмеду, – Ты возвращаешь одного из них. Я помогаю тебе вернуть в кровь магию, и с этого момента, – щелчок пальцами и мужчина замер.

– Сделка становится настоящей, потому что становлюсь настоящим я, – тихо закончил Ахмед, разворачиваясь. – Логичнее сразу вернуть мне магию, и тогда наш договор вступит в силу сразу.

– Может быть, – согласилась я. – Но я не верю тебе в большей степени, чем ты мне. Считай это страховкой. Вывернуть меня наизнанку и заставить отказаться от сделки, если рядом будет кто-то третий, немного сложнее, чем один на один.

– Что мешает мне, – он оперся рукой о стену, – сделать это прямо сейчас? И ты расскажешь все, что знаешь без всяких обязательств?

– Валяй,– я коснулась ножа, но доставать не стала. – Получиться или нет еще бабка надвое сказала. А сделка, это сделка, зависимые обязательства.

Из зала раздались громкие крики, или это были тосты, на незнакомом языке, и требование «хозяина» на знакомом. Ахмед отлепился от стены и снова направился в зал, но через пару шагов оглянулся, дав ответ, по сути, не давая его.

– А если, – он облизнул губы, – Если один из твоих друзей уже не в моей власти?