Страница 45 из 70
- Да, горе, - с хрипотой сказал Веденеев. - Как же не горе, когда уничтожается... - Он не сказал, что уничтожается. - Двадцать восемь лет. Ведь это что ж...
Папироса выпала из мундштука, рассыпалась по полу искрами. Он нагнулся поднимать ее и долго шарил по полу, пальцами туша искры и ища окурок.
Из задних комнат вышла женская фигура, постояла, спросила мужским голосом:
- Свет зажечь?
- Здоровайся, - сказал Веденеев, не отвечая на вопрос. - Нонна Сергеевна у нас.
Мариамна подошла - лица ее Нонна не видела - и сказала:
- Здравствуйте.
- Она! - тонко закричал Веденеев, указывая на Мариамну вытянутой рукой, и в сумраке было видно, как дрожит эта рука. - Она! Весь груз моего вдовства приняла на себя! Детей моих, сирот, пожалела и служила им всю жизнь, как родная мать, - на том и состарится, с тем и в гроб ляжет!.. Вы! образованные, в мужеских пиджаках, - вы ведь на такую бабу с высоты своей взираете, вы ее за самое бесполезное почитаете, за самое низменное, - вот вы как! вот вы как!.. А не подумаете, что она, не присевши, весь день по дому топчется, чтобы рабочему человеку существовать на высоте! Вы не знаете, что значит, когда трое детей за юбку держатся: тому нос утереть, того к доктору своди, тот штаны разорвал; и всех накорми, обшей, обмой!.. Свои дети - и то трудно, а когда чужие? У святой, я думаю, и то иной раз душа воспротивится: чего это я, - другая зачала, другая родила, а я им себя по кровинке отдавай! Да вам разве это понять! Вы это ни во что не ставите... А я вам скажу, что для меня она - первая из женщин. Потому что она моих сирот на своем горбу вынесла, все им отдала!.. Вы знаете, что она своих детей отказалась иметь - боялась из-за своего ребенка чужим детям мачехой стать?! (Мариамна стояла без движения у печи, прислонясь спиной к изразцам.) Она ничего не требует: ни спасибо, никакой другой награды! Но я, по сути дела, обязан вечно ей ноги мыть - за Марью, за Павла и за Андрю... Андрюшу... покойного сына моего!
Он уронил голову и зарыдал лающим рыданьем.
Женщины не шевелились, дыхания их не было слышно. Уже совсем стемнело. Полоска заката погасла за окном. Мариамна отделилась от печи, подошла, стала за спиной старика.
- Поди ляжь, - сказала она тихо, с такой мягкостью, какой не ждала от нее Нонна. - Ляжь. Что сделаешь...
- Она его не жалеет! - прокричал Веденеев, поворачиваясь к Мариамне. - Думаешь, потому пришла, что жалеет? От хорошего воспитания пришла! Полагается прийти, она и пришла! У нее для него и слезы нету! А он только ее одну и признавал...
Нонна встала и ушла к себе наверх.
У нее тоже было темно. Она прилегла на кровать, свесив ноги в туфлях, чтобы не пачкать покрывало. Она почувствовала себя разбитой. Не было даже сил нагнуться, чтобы расстегнуть туфли.
Тишина была в доме. Нонна неподвижно смотрела перед собой, и перед нею вдруг встало лицо Андрея. "Жизнь - благородное, вольно растущее дерево; незачем вешать на него елочные игрушки, оно и так прекрасно..." Она услышала этот молодой голос, забытые слова всплыли из памяти сами собой...
Она заплакала. Она плакала не о нем. О благородных жизнях, отданных за прекрасное?.. О стариках, убитых скорбью?.. О том, что в мире так много печали, когда должна быть только радость?.. Или о том, что большая любовь, которой она была окружена как воздухом, которую она чувствовала даже на расстоянии, - что эта любовь ушла навсегда, и пусто сердцу, и одиноко?..
Обо всем.
Глава десятая
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ НОННЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Это было и прошло. "Что прошло, то быльем поросло". "Что пройдет, то будет мило". Не все бывает мило. Есть дни, на которые и оглянуться не хочется: живешь, и сам перед собой делаешь вид, что не было у тебя этих дней...
Была девочка с аномалией - так ее называли в семье. Мальчики строят модели, а девочки играют в куклы и занимаются рукоделием. Эта девочка строила модели. Собственно, строили соседские мальчишки, а она командовала: сделаем то, сделаем это. По всей квартире валялись куски железа и проволоки. Соорудили светофор и поставили на окно: когда отец был дома, на светофоре горела красная лампочка. Построили мост, который разводился, как настоящий. Маша велела убрать его с рояля и вынести в переднюю. Сестра Соня споткнулась о мост, разорвала шелковый чулок и в сердцах вышвырнула проклятую игрушку на черную лестницу. Нонна и мальчишки издевались над Соней: психопатка. Подумаешь, чулок, велика важность. Захотим - построим десять таких мостов...
Детство было как детство: папа, мама, школа, летом дача, зимой коньки. Жили у Тверской, которая тогда еще не была переименована в улицу Горького, в тихом переулке. На Тверской было людно, по вечерам - свет, сияющие витрины, а в переулке - провинция: старые дома, прохожих мало, голубой снежок, зорька малиновая, как леденец, за ветхой церквушкой... Москва была - родной дом. Все было известно: что у Мясницких ворот заложили шахту для постройки метрополитена, что на Трубной вздорожали снегири, что Москвин заболел и неизвестно - пойдет во вторник "На дне" или что-нибудь другое...
О, чистые сны; о, горны и красные галстучки; о, старый дом в переулке с ветхой церквушкой!..
В пятнадцать лет вдруг стало ясно, что техника ерунда. И снегири ерунда, и горны, и спорт. Есть только одно дело, достойное того, чтобы о нем думать: любовь. Сладчайшие и горчайшие стихи написаны о любви. Откроешь книгу - в ней любовь, пойдешь в театр - говорят о любви, поют о любви, танцуют любовь. Ленский погиб от любви, Онегин страдал от любви, Демон убил Тамару смертельным ядом своего лобзанья, Отелло задушил Дездемону, Анна Каренина бросилась под поезд... И что такое любовь?! "Ветерок, шелестящий в розах, нет - золотое свечение крови..." Суламифь, Изольда, Джульетта, леди Гамильтон, Айседора Дункан... Тысячелетия назад как сегодня, и сегодня - как тысячелетия назад...
Любовь явилась раньше, чем предмет любви.
Когда никого не было дома, Нонна смотрелась в зеркало. Она могла смотреть часами: вот ее глаза; вот ее губы; вот она улыбнулась; вот закинула руки за голову и опустила ресницы...
Она была красива. Она это не столько видела, сколько чувствовала каждой клеточкой своего тела: я красивая! Любить меня - радость и счастье!.. Но все, все это пропадало зря: мальчики, которые таскали в дом проволоку и гвозди, а теперь смотрят издали с почтительным недоверием, это не объекты для той любви, о которой пишут в романах...