Страница 29 из 63
это обстоятельство достаточно ясно характеризовало отношение к образованному слою “сверху”. Отношение же к нему “снизу”
закономерно определялось тем, что он собой представлял по уровню своего благосостояния и степени отличия от остальной массы
населения. К 80-м годам утратила престижность даже научная деятельность. В 1981 и 1985 гг. из 2000 опрошенных ученых на вопрос,
является ли ваша работа престижной, “да” ответило только 24,1%, “отчасти” - 41,3, “нет” - 34,6%, на вопрос, хорошо ли она
оплачивается, ответы составляли соответственно 17,2 , 30,7 и 52,1% (340).
Образованный слой советского времени вследствие отмеченных выше своих свойств в целом закономерно утратил и в общественном
сознании те черты (уровень знаний и общей культуры), которые бы существенно отличали его от остального населения и которые в
принципе единственно и должны определять его как элитный социальной слой. По иному и не могло быть в условиях когда
преобладающая часть тех, кто формально по должности или диплому входил в его состав, по своему кругозору, самосознанию,
реальной образованности и культурному уровню ничем не отличалась от представителей других социальных групп, потому что этот
слой действительно был “плоть от плоти” советского народа. И в свете этого можно сказать, что коммунистические утопии о
“стирании граней” и “становлении социальной однородности” получили-таки в советской действительности некоторое реальное
воплощение.
Статусу “советского интеллигента” в обществе соответствовал низкий уровень его материальной обеспеченности. Сокрушающий удар
по благосостоянию интеллектуального слоя был нанесен сразу же - самим большевистским переворотом. После революции, в 20-х
годах, средняя зарплата рядового представителя интеллектуального слоя была очень невелика (см. табл. 151 (341)и 152 (342)). Она
сравнялась или была несколько ниже заработков рабочих, тогда как до революции была в 4 раза выше последних.
Наиболее трудным был период 1922-1924 гг., когда на жизненном уровне интеллигенции отразился НЭП и вздорожание рынка.
Отмена академических пайков при низком уровне зарплаты тяжело отразилась на положении научных работников (343). Хотя ставка
их в 1,5 раза превышала учительскую, но они не получали помощи из местного бюджета, в результате чего реальная зарплата
московского профессора оказывалась ниже учительской. В целом зарплата профессоров и научных работников составляли менее 50%
от средней ставки в мелкой и средней промышленности, профессор вуза получал 15 товарных рублей. В 1924-1927 гг. доходы
преподавателей и научных сотрудников сильно колебались по регионам, повысившись за это время, как правило, от 20-80 до 100-200
р. (см. табл. 153), но часто за счет большой перегрузки, как признавали и советские администраторы, “для получения культурного
минимума зарплаты научные работники были вынуждены работать с превышением норм нагрузки иногда в 4 раза. Что сводит на нет
разницу с рабочими и служащими и дает показатель вдвое ниже рабочего” (344). В 1930 г. профессора получали 300 р., доценты - 250,
ассистенты - 210 (см. также табл. 154) (345).
Благосостояние же некоторых групп интеллигенции не достигало прожиточного минимума. Таковой в 1925 г. составлял 29,38 р.
(средняя рабочая зарплата по стране составляли в 1923/24 г. 36,15 р., в 1924/25 - 45,24 р. (346)), а зарплата сельских учителей в Сибири
- 21,5 - 25 р. В 1927/28 г. они получали 30-37 р. (в 1928/29 - 40-46), тогда как средняя зарплата фабрично-заводских рабочих составляла
там 53,67 р., строительных - 56,80, мелкой промышленности - 50,75, металлистов - 68,94, средняя зарплата служащих учреждений -
56,50 (347). Исключение режим делал лишь для узкого слоя специалистов тяжелой промышленности и высших научных кадров,
“оправдывая” это отступление от идеологических постулатов временной острой потребностью в этих кадрах. В 1925 г. в
металлической промышленности чернорабочий получал 35 р., средняя зарплата рабочих составляла 60 р., квалифицированный
рабочий получал около 100, средняя зарплата специалиста в металлургической промышленности - 165, оклад председателя ВЦИК
СССР составлял 175 р., но высококвалифицированному специалисту платили и 500-600 (348).
Не считая жилищных и прочих условий (которые ухудшились неизмеримо вследствие политики “уплотнения”, повсеместно
проводимой в городах в отношении “буржуазии”, в результате чего квартиры превращались в коммунальные), только по зарплате
уровень обеспеченности образованного слоя упал в 4-5 раз. Причем наиболее сильно пострадали его высшие слои (если учителя
начальных школ получали до 75% дореволюционного содержания, то профессора и преподаватели вузов - 20%, даже в конце 20-х
годов реальная зарплата ученых не превышала 45% дореволюционной). До революции профессор получал в среднем в 15,4 раза
больше рабочего, в конце 20-х годов - лишь в 4,1 раза.
По мере “пролетаризации” и “советизации” интеллектуального слоя в конце 30-х годов его благосостояние относительно других
социальных групп было сочтено возможным несколько повысить; хотя и в это время зарплата работников ряда отраслей умственного
труда была ниже зарплаты промышленных рабочих, но, по крайней мере, зарплата ИТР превосходила ее более, чем вдвое, научных
сотрудников - на треть. Резко (в среднем на 268%) возросли после репрессий 1937-1938 гг. оклады комсостава армии (см. табл. 155)
(349), что было связано как с желанием крепче привязать к себе армию, так и с тем, что оставшиеся военные рассматривались как
вполне “свои” (каковыми и являлись).
В 40-50-х годах зарплата служащих превышала зарплату рабочих, причем наиболее значительно в конце и середине 50-х годов.
Однако в дальнейшем происходил неуклонный процесс снижения относительной зарплаты лиц умственного труда всех категорий,
процесс, не знавший каких-либо остановок и особенно усилившийся в 60-х годах, когда зарплата почти во всех сферах умственного
труда опустилась ниже рабочей. В начале 70-х ниже рабочих имели зарплату даже ученые, а к середине 80-х - и последняя группа
интеллигенции (ИТР промышленности), которая дольше другим сохраняла паритет с рабочими по зарплате (см. табл. 156, 157, 158)
(350).
При этом зарплата служащих с зарплатой ИТР практически не сближалась, а рабочих - сближалась довольно быстро, и именно это
обстоятельство вызывало глубокое удовлетворение советских идеологов. В социологических трудах, хотя и говорилось о “некоторых
негативных моментах на отдельных этапах” этого процесса (типа того, что ИТР стремятся перейти на начальственные должности),
подчеркивалась его “бесспорно позитивная направленность” как “одной из существенных сторон движения социалистического
общества к полной социальной однородности” (351). Дело дошло до того, что в качестве “дополнительного материального стимула”
для перехода специалистов сельского хозяйства на должности руководителей отделений, бригад, ферм и т.п. постановлением ЦК и
Совмина (ноябрь 1977 г.) “по некоторые видам оплаты труда эти работники приравнены к рабочим, на них распространены
соответствующие льготы”, об этом приравнивании к рабочим в виде поощрения говорилось как о нормальном и даже положительном
для интеллигенции явлении (352).
Естественно, что выпускники вузов старались по возможности избежать участи типичного рядового “молодого специалиста”,
предназначенной им распределением. До 80-90% выпускников гуманитарных и 60-80% естественных факультетов университетов
направлялись в школы, но закреплялись там лишь немногие (почему им предпочитали питомцев пединститутов). Лишь около 30%
инженеров и половина воспитанников сельскохозяйственных и педагогических вузов работали по вузовской специальности. Из 400