Новая Луна

Подготовка к Луне мне понравилась. Я бегала, я плавала, подымала тяжести и бегала кроссы. Я была худощавой, целеустремленной и очень, очень спортивной. Я обожала свои мышцы. Думаю, я была весьма влюблена сама в себя. Я сделалась не просто Железной Рукой, а Железной Женщиной.

Южноамериканский тренировочный центр находился в Гвиане, неподалеку от космодрома ЕКА. Во время пробежки я слышала, как ревут, включаясь, двигатели межорбитальных транспортных аппаратов. От них я так тряслась, что глохла. От них тряслись Земля и Небеса. Потом я видела инверсионный след, который изгибался, уходя вверх, увенчанный маленькой темной иглой разгонявшегося космического корабля. Вверх, прочь из этого мира. Они заставляли меня плакать. Каждый раз.

Вот в чем суть тренировок для Луны: ты не тренируешься для Луны. Ты тренируешься для запуска. Луна не нуждалась в моем фантастическом теле. Она должна была его медленно сожрать. Она собиралась превратить меня в себя.

Я была не единственной женщиной, но все же нас оказалось мало. Станция Куро походила на ДЕМИН на стероидах. Луна должна была стать чем-то вроде гигантской университетской футбольной команды в космосе. До меня дошло, что Луна – небезопасное место. Она знала тысячу способов убить тебя, если ты сглупишь, если проявишь невнимательность, если поленишься, но реальную опасность представляли окружающие люди. Луна была не миром, а подводной лодкой. Снаружи поджидала смерть. Я окажусь в замкнутом пространстве с этими людьми. Никаких законов, никакого правосудия; только руководители. Луна была фронтиром, но по ту сторону фронтира простиралась пустота. Бежать некуда.

На подготовку к Луне ушло три месяца. Тренировка в центрифуге, тренировка в невесомости – в воздухе, на древнем A319 над южной Атлантикой, и меня рвало каждый раз, когда мы уходили в нырок. И тренировка в скафандрах – они были огромными звякающими штуками по сравнению с пов-скафами, которые у нас есть теперь: попробуй завернуть винт в таких рукавицах! У меня получалось хорошо. Хорошая мелкая моторика. Тренировки при низком давлении, тренировки при нулевом давлении. Производство при малой силе тяжести, производство в вакууме, робототехника и кодирование 3D-печати. Три месяца! Трех лет бы не хватило. Трех жизней.

А потом остались три недели до дня запуска. Я снова отправилась домой. Папа устроил вечеринку на крыше. Он всегда хватался за любую возможность устроить шуррасерию. Все говорили мне, как я здорово выгляжу. Это была великолепная вечеринка, радость, пронизанная саудади. Это были поминки по усопшей. Все знали, что я никогда не вернусь.

Кайо умер за три дня до запуска. И мысли мои были не об утрате или скорби. Мои мысли были: почему ты не смог подождать? Неделю, может, пять дней? Почему тебе понадобилось дать мне повод для эмоций, когда я думала лишь о громадной Луне там, наверху, и о звезде в утреннем небе, что делалась немного ярче с каждым днем – то был циклер, приближавшийся к Земле, – а в самую первую очередь о черной птице, которая ждала возможности выкатиться из ангара номер шесть на взлетную полосу.

Итак, гнев, а вслед за ним – угрызения совести. Я попросила внеочередной отгул по семейным обстоятельствам. Мне отказали. Нельзя было рисковать подцепить инфекцию так близко ко дню запуска. Любая бацилла устроила бы хаос в замкнутом пространстве циклера и станции. Луна была огромной стерильной комнатой. Нас ежедневно проверяли на ОРЗ, паразитов, насекомых. Никаких вредителей на Луне.

И вот они сожгли Кайо, чтобы убить Белую Леди, а меня в это время везли в герметичном автобусе к космическому самолету. Мы дюжину раз репетировали посадку в ангаре, но все равно прижались лицом к затемненным окнам, чтобы в первый раз увидеть МТА, черный и блестящий в лучах солнца. Он излучал мощь и безграничные возможности человеческого разума. Многие мужчины плакали. Мужчинам так легко расчувствоваться.

Одетые в костюмы и шлемы, мы пристегнулись и выключили экраны. Мы делали это раньше двадцать раз, но я все равно копошилась с ремнями, с проверочным списком безопасности. Я была не готова. К такому невозможно подготовиться. Я не переставала думать о резервуарах с водородом впереди и позади себя, о резервуаре с кислородом под ногами. Я вся одеревенела от страха. Но потом я обнаружила место за пределами страха и нашла там не спокойствие, не красоту, не покорность или беспомощность, но непоколебимую решимость.

Потом МТА выкатился из ангара и поехал по рулежной дорожке – бряк! бряк! бряк! – шины местами расплющились, пока он стоял. Пятьдесят лет прошло, а я все помню так четко. Я почувствовала, как мы повернули к взлетной полосе. Я почувствовала, как космический самолет замедлился, а потом включились двигатели. О боже! Какая мощь! Вы бы не смогли ничего подобного ощутить, даже воспользовавшись БАЛТРАНом. Казалось, что каждая часть моего тела вопит. И я обнаружила, что лежит за той решимостью, которая прячется за страхом. Восторг. Чистейший восторг. Это была самая сексуальная вещь, которая когда-либо происходила со мной.

Двигатели отключились. Космолет вздрогнул: отделился отсек с полезной нагрузкой. Наступила невесомость. Я ощутила, как желудок выходит из строя, едкая желчь обожгла мне горло. Вырвать в собственный шлем не просто мерзко. От этого можно захлебнуться. Потом я почувствовала, как центробежная сила тянет желудок вниз, и поняла, что фал нас держит и раскручивает, чтобы зашвырнуть на промежуточную орбиту, к циклеру. «Же» достигла пика, кровь прилила к пальцам моих ног. Опять невесомость. В следующий раз я почувствую свой вес в центрифуге циклера.

Вибрация. Рывок, громкое дребезжание, стук, вой сервомоторов. Мы пристыковались к циклеру. Ремни безопасности расстегнулись. Я оттолкнулась и полетела к открытому шлюзу. Он казался слишком маленьким даже для маленькой меня. Но я прошла, и остальные прошли, все двадцать четыре человека.

Я немного задержалась в шлюзе, вцепившись в стойку, борясь с тошнотой, глядя сквозь окошко на космолет, висевший напротив огромной голубой Земли. Планета была слишком большая, слишком близкая, чтобы можно было ощутить движение циклера, который уносился от нее прочь. Но я его ощутила. Я находилась на пути к Луне, я: Адриана Мария ду Сеу Мано ди Ферро Арена ди Корта.

Четыре

Два поцелуя для Адрианы Корты, по одному в каждую щеку. Маленький подарок, упакованный в японскую печатную бумагу, мягкую, как ткань.

– Что это?

Лукас любит преподносить матери подарки, когда приходит в гости. Он неутомим: по меньшей мере раз в неделю приезжает на трамвае в Боа-Виста и встречается с матерью в павильоне Санта-Барбары.

– Открой, – говорит Лукас Корта.

Он видит, как восхищение разливается по лицу матери, когда она аккуратно разворачивает бумагу и улавливает красноречивый аромат подарка. Ему нравится управлять эмоциями.

– Ох, Лукас, не стоило. Это же так дорого.

Адриана Корта открывает маленькую жестянку и вдыхает густой запах кофе. Лукас видит, как на ее лице отражаются годы и сотни тысяч километров.

– Увы, он не бразильский.

Кофе дороже золота. Золото на Луне дешево, ценится лишь за красоту. Кофе дороже, чем алкалоиды или диаморфины. Принтеры могут синтезировать наркотики; ни один принтер ни разу не произвел кофе, который не был бы дерьмом на вкус. Лукас не любит кофе – слишком горький и еще лживый. Вкус совсем не похож на запах.

– Я его сберегу, – говорит Адриана; закрывает жестянку и на миг прижимает ее к сердцу. – Это нечто особенное. Я выберу подходящий момент. Спасибо тебе, Лукас. Ты звонил Аманде?

– Я подумал, на этот раз можно и пропустить.

Адриана не выражает чувств ни словом, ни взглядом. Брак Лукаса с Амандой Сунь давным-давно превратился в формальность.

– А Лукасинью?

– Я перекрыл ему финансирование. Думаю, Ариэль ему что-то дала. Грязную наличность. Что это говорит о семье?

– Он образумится.

– В какой-то момент мальчику придется взять на себя хоть какую-то ответственность.