Страница 4 из 54
— Ваша личная жизнь интересует этого господина в последнюю очередь, — вставил Уильям. — Он скорее хотел бы поговорить с вами о Флеминге.
Услышав такое, Бонд смягчился.
— Как хорошо вы его знали? — спросил я.
— Достаточно хорошо — насколько хорошо можно было знать такого человека, как Флеминг.
— И вы не были против того, чтобы он писал о вас в своих книгах?
Бонд выдержал паузу.
— М. дал добро на то, чтобы я рассказал вам об этом?
— Да.
— Невероятно. Что ж, в таком случае и у меня нет возражений, хотя в реальности они есть. Я расскажу вам. Но не думайте, что я согласился на использование меня в книгах Флеминга из тщеславия. Если б вы знали, сколько проблем доставили мне эти книги.
— Однако в своё время они были неплохим тактическим ходом, — вновь вмешался Уильям. — В некотором смысле даже спасли вам жизнь. Разве не так?
В ответ Бонд лишь фыркнул.
— Каковы ваши планы? — спросил его я.
— Мое будущее, вы имеете в виду? — пожал плечами Бонд. — Хоро
ши
IIимеется в виду советский разведчик Рудольф Абель/
— От кого?
— В основном от сэра Джеймса Мэлони. Помните такого? Флеминг о нём писал. Главный психиатр Секретной службы и профессионал своего дела. Моё будущее — в его руках. Скоро он прибудет сюда. Если он решит, что я уже годен к службе — я пулей помчусь в Лондон.
Понизив голос, Бонд уставился на океан за окном. Маяк на холме вспыхнул и погас.
— А дело, в принципе, не в возрасте, — продолжил он. — Да, с возрастом ты уже не так вынослив, но зато становишься хитрее. Вся суть в том, чтобы хватило смелости. Что же касается вашего дела, то я хотел бы закончить его как можно быстрее. Билл*, что ему можно говорить? /
/уменьшительное от «Уильям»//
— Всё. У него высшая категория допуска.
— И главный офис будет проверять то, что он напишет?
— Конечно.
— Это облегчает дело. Когда начнём?
— Завтра утром, если это вас устраивает, — ответил я.
— И с чего вы хотите, чтобы я начал?
— С самого начала.
Бонд оказался пунктуальным человеком (позже он скажет мне, что пунктуальность — обычное качество шпиона, хотя, возможно, она была также и чертой его характера). Ровно в девять тридцать утра мой телефон зазвонил.
— Если вы готовы, мы можем начать.
Я как раз заканчивал свой завтрак.
— И где вы предлагаете этим заняться?
— Прямо у вас.
Мне было интересно увидеть, где живёт Джеймс Бонд, но возразить я не смел. Через две минуты в дверь раздался уверенный стук. Бонд, которого я увидел сейчас, отличался от того, который предстал передо мной прошлой ночью. Былая напряжённость исчезла. Он был свежим и подтянутым, глаза его были ясными. Обут он был в эспадрильи* I
/матерчатые тапочки на верёвочной подошве//,
— Сегодня я уже успел поплавать, — сказал он. — Плавание — один из моих любимых видов спорта.
— Как и гольф? — спросил я.
— Было бы слишком смело называть гольф спортом, — ответил он. — И я уже давно в него не играл.
Разговаривая, он ходил по комнате, отыскивая себе наиболее удобное место. Наконец он сел на бамбуковый стул на балконе, с которого хорошо была видна морская гавань, глубоко вдохнул и вытянулся, уставившись на горизонт.
— Ну-с. И каков ваш первый вопрос?
— Флеминг никогда не упоминал о том, где вы родились.
— Зачем вам это знать?
— Потому что я хотел бы начать с самого начала.
Бонд улыбнулся и выдержал паузу.
— Я думал, вы знаете. Я родился в Руре. В Ваттеншайде, под Эссеном. В 1920 году, в День перемирия*, 11 ноября. Спешу добавить, что немецкой крови во мне нет — насколько, конечно, можно быть уверенным в подобных вещах. Как уже упоминал Флеминг, мой отец был шотландцем, а мать — швейцаркой.
//имеется в виду 11 ноября 1918 года — окончание военных действий в Первой мировой войне//
— И каким же образом их занесло в Рур?
— Мой отец Эндрю Бонд работал инженером в компании «Метрополитен-Виккерс». В 1920 году им было поручено демонтировать империю наших старых друзей «Альфред Крупп и сыновья». У него был дом в Ваттеншайде — я, конечно, не помню его, а после Второй мировой увидел, что это было большое и уродливое место. Моя мать всегда говорила, что ненавидит его. Я родился там из-за забастовки на железной дороге. Мать говорила, что собирается рожать меня в Англии, но из-за этой забастовки мы так и не смогли выехать туда. К тому времени, как я появился, забастовка как раз закончилась.
— Это создало вам определённые проблемы?
— Вы имеете в виду факт моего рождения у фрицев? Конечно. Правительственные ведомства всегда с осторожностью относятся к подобным вещам. Это едва не поставило крест на моей службе на Королевском флоте. Кроме того, это сделало меня несколько раздражительным по отношению к нашим друзьям немцам. Будем так говорить, я не питаю к ним особой любви.
Разобравшись с вопросом о своём рождении, Бонд несколько расслабился и предложил заказать нам кофе — чёрный и крепкий — такой, какой он любил, судя по романам Флеминга. Потом мы пробежались по родословной Бондов. Флеминг упоминал о ней лишь вскользь — в романе «На Секретной службе Её величества», говоря о том, что Джеймс Бонд мог происходить от Бондов, в честь которых была названа улица Бонд-стрит. Однако сам Джеймс подобное утверждение отклонил, сказав, что оно предназначено скорее для «замыливания глаз», и сообщил, что его отец является уроженцем Гленко в Аргайле, а мать — Моник Делакруа — была родом из швейцарского кантона Во.
Меня несколько удивило то, что Бонд гордился своим шотландским происхождением и с ностальгией говорил о своём каменном доме в шотландском высокогорье. «Мои настоящие корни оттуда, — сказал он. — Я всегда чувствовал и чувствую себя шотландцем. В Англии мне не так комфортно. Перед своей смертью я завещаю развеять мой прах в Гленко».
Также он рассказал мне кое-что и о своих более древних предках — жёстких, воинственных людях, происходивших от Макдональдсов и проживавших в Гленко на протяжении нескольких поколений. Трое братьев Бондов были убиты там во время резни 1692-го. Их потомки сохранили свою независимость, процветая в течение восемнадцатого века, а в девятнадцатом произвели на свет миссионера, нескольких известных докторов и адвоката. Всё же цепляясь за свою идентичность, многие из них оставались отчаянными и непокорными. В частности, прадед и тёзка Джеймса Бонда был награждён Крестом Виктории за битву под Севастополем*
//имеется в виду крымская война 1853–1856 годов
Также Джеймс Бонд сказал, что мужчины в его роду склонны к меланхолии. От них он унаследовал замкнутость и задумчивость. И ещё — жёсткость и решительность, смешанные с солидной долей кальвинизма. Бонды, как истинные шотландцы, верили в грех, были аккуратны с деньгами, а также считали, что каждый человек должен утвердить себя в жизни сам.