Страница 1 из 7
РАССКАЗЫ СО СМЫСЛОМ
Поезд жизни
(автобиографический рассказ о том, как важно ценить каждый миг с близкими, пока они живы)
Посвящается моей бабушке Дине, человеку, "который научил меня всему доброму и чистому, что во мне есть…осталось".
Поезд жизни мчался по бескрайним просторам России от одной остановки к другой мимо полей ржи и пшеницы, мимо стад коров и покосившихся домиков вдоль железной дороги, мимо деревень и городов. Он несся с бешеной скоростью, быстрее птиц, быстрее ветра, но очень плавно. Стук колес, убаюкивающее покачивание. За окном мелькают пейзажи и отрывки человеческих жизней, как кадры, вырванные из фильма, печального и нескладного.
Поезд стал постепенно сбавлять скорость, стал двигаться утомительно и невыносимо медленно, пока, наконец, резко не остановился. Огромный зеленый тролль поднял металлическую щеколду и, пыхтя, раздвинул тяжелые чугунные двери детского вагона.
Город Клинцы в Брянской области. Большая привокзальная площадь. Заборчики ближайших домов покрыты сотым слоем белой краски. Старое просторное здание вокзала в стадии капительного ремонта. Мы с бабушкой вышли из поезда. Какая ностальгия! Здесь я часто бывала в детстве. С 5 лет и каждое лето. И каждый раз всё здесь приводит меня в восторг. Какая-то особая атмосфера!
Мы обошли вокзал и поспешили к остановке, чтобы успеть на автобус №5. Не сказать, что они ходят очень редко, но зачем ждать следующего, если можно успеть на тот, что приходит ровно к приезду поезда. Все автобусы здесь древние, небольшие коробочки с закругленными углами, тарахтящие, с пухлыми сиденьями, набитыми поролоном. Между сиденьями ходит кондуктор со старыми отрывными билетиками, счастливыми и не очень, и проезд стоит раза в 4 меньше, чем в столице.
Едет автобус неспеша. Не секрет, что в России дороги не подарок. И хотя автобус старается объезжать все ямы, всё равно бесконечно трясется, и волей-неволей тебя подбрасывает на пару сантиметров в воздух.
От нашей остановки надо немного пройти вверх по крутой горке, и вот он старый коричневый кирпичный дом в 5 этажей, который издалека сложно даже разглядеть за пышной листвой деревьев. Вход в подъезд свободный. Охраняется только тремя зоркими старушками, сидящими на «детской площадке». Собственно, детской площадки-то и нет. Осталась только огромная треугольная конструкция, которая когда-то, очевидно, была большими качелями.
Каждое лето забываю, в каком подъезде, на каком этаже и в какой квартире, мы живем. Помню только визуально, пока вновь не посмотрю на цифры. Лестничные проемы даются бабушке тяжеловато. Лифта нет, а ступеньки высокие. Каждый раз она останавливается возле окна перед последним лестничным пролетом. Стекло двойное, и, сколько себя помню, одно все время разбито. Одна и та же треугольная дырка. А на подоконнике один и тот же фиолетовый цветок в одном и том же горшке. Бабушка ставит сумку на подоконник достает ключи, набирается сил и делает последний рывок до деревянной двери, на которой мелом нарисован крест.
И вот мы дома. Для меня эта квартира всегда была необычной. Она как будто пропитана добром, уютом, запахом высушенных трав, вкусным чаем и чистой детской фантазией. Моей фантазией. Узкий и очень короткий коридор, ведущий на маленькую кухню, в маленькую ванную с маленьким узким окошком на кухню и в маленький туалет в форме трапеции с прямым углом. Стены были покрыты синей глянцевой краской. А на полах узкие половые дорожки. Холодильник в «прихожей».
И сразу с порога виден вход в зал, где дверь всегда открыта, но в проеме висят занавески. Здесь тоже ковер, но цвета морской волны, а стены покрыты нежно салатовой матовой краской с бежево-коричневым редким узором из цветов, спускающихся широкими полосками от потолка до середины стены. В углу телевизор, который показывает только 1ый и 2ой канал, вдоль стен два дивана, туалетный столик, бабушкина швейная машинка и соответствующий арсенал катушек с нитками (в детстве бабушка частенько шила мне наряды), а также длинный шкаф, где хранились по большей части посуда, таблетки и старые ненужные документы, давно утратившие свою ценность. Помимо этого, шкаф был набит занимательными фигурками, статуэтками, старыми брошками и альбомами с пожелтевшими от возраста фотографиями. Наиболее запоминающейся оказалась однажды извлеченная оттуда подушка с медалями прадеда. Крайний к углу стеллаж уставлен иконами и свечами. На шкафу стоит огромная икона Божьей Матери в деревянной раме, покрытая белым льняным рушником с ручной вышивкой. Фотографии близких людей на стене. Самый необычный предмет в зале – это стиральная машина. Впрочем, она так ловко замаскирована, что совсем не привлекает внимания.
Из зала дверь в спальню, которая, как правило, закрыта на ключ и тоже спрятана за занавеской. В спальне две раздельные полутороспальные кровати, шкаф в стене и большой платяной шкаф, в котором я тоже обожала копаться. В один из вечеров я обязательно мерила огромные платья, туфли, сумочки, бусы и серьги. Пока они мне были слишком велики.
«Ну вот подрастешь, будешь носить», – говорила бабушка.
Я всё ждала, когда же я подрасту. Но эти вещи так и не стали мне как раз. Они все были где-то 46-48 размера. Бабушка их хранила годами специально для внученьки. Но их сожгли после ее смерти…
Позже бабушка уже сама просила примерить «самые модные» платья ее молодости. Я делала это без охоты, потому что они всё также были велики мне. Иногда она показывала мне свое черное платье, в котором она просила ее похоронить. Но это мне совсем не нравится, лучше опять туда. Где мне семь.
Вечером на ночь я просила мне почитать. Но не сказки, а детскую Библию. Это была такая красивая книга: синяя обложка, страницы из плотной глянцевой бумаги и красочные иллюстрации!
Вставала бабушка всегда очень рано. Когда я с утра приходила на кухню, меня всегда ждала порция блинчиков с домашним вареньем или сметаной. У бабушки всегда была куча дел. Мне сложно сказать, что это были за дела, но, очевидно, в основном по хозяйству. В детстве я ее часто просила рассказать о ее прошлом, о молодости. Но у нее почти не было времени на эти рассказы. Спустя лет 10 уже было наоборот. У нее появилось побольше времени, но либо меня не было рядом и она забывала, что хотела рассказать, либо у меня просто не было времени. И мобильные только недавно появились, и мы так экономили на разговорах. Как же это было глупо – экономить деньги на таких вещах…
Что это я? Прочь от грустных мыслей. Я сюда не за ними приехала.
Днем мы ходили по магазинам. Нет, простите, по гастрономам. Ходили в старый парк с руинами в центре города и с качелями. Обожаю качели. Иногда ездили на дачу и жили там несколько дней. А на даче с утра пораньше ходили с дедушкой за грибами. У меня было маленькое пластмассовое ведерко для грибов и земляники. А также для всего, что можно было собрать на огороде, и с ним же я ходила к колодцу за водой. В ведерко помещалось стакана два воды, и та вытекала через маленькую дырочку в донышке. Но я себя чувствовала помощницей в общем деле по хозяйству. Иногда, приезжая с дачи, бабушка продавала выращенные цветочки и зелень вместе с другими бабушками на центральной площади. Мы сидели с ней пару часов, а потом на вырученные деньги она покупала мне сладости.
Когда мы оставались в городе, то ходили в гости и в церковь. Я любила ходить в церковь. Чем старше я становилась, тем больше меня раздражала необходимость одевать юбки и покрывать голову платком. Но, тем не менее, мне нравилось. По воскресеньям причащались. Так вот с утра, не ев и не пив, шли в церковь. Помню только, как мы складывали руки на груди. Проскура, вино – кровь и плоть Христа. Святая вода, сладкий чай с кусочками ржаного хлеба после службы. До 7 лет исповедоваться перед причастием не надо. Когда уже требовалась исповедь, я перестала ходить на причастия. В церкви меня знали. Женщина, которая продавала иконы и крестики, даже подарила мне красивое издание детской Библии на церковнославянском языке. Конечно, я даже имени ее не помню, как это ни печально. Тяжело было стоять всю службу. Но всё равно это было настолько душевно, столько в этом ритуале света и благодати. Счастье и умиротворение. И повсюду ангелы. Они помогали, одобряли и придавали сил.