Страница 40 из 47
Так что же теперь делать? Сидеть дома и ждать, кто явится первым — мафия, приятель Джейн из женевской гостиницы или бровастый и борец с лыжной трассы в Альпах? Если это вообще не одна шайка. При большом везении первой приедет полиция.
Лифт медленно скользил вниз. Как в воду опущенный я вышел на улицу, свернул за угол и на метро поехал в Старый город.
И книгу не купил, подумал я, отперев магазин и убрав табличку «Сейчас вернусь». Грета Бергман прекратила свое существование, а мои планы изучить последствия и цену Французской революции кончились ничем. Лучше бы я остался дома. Может, продал бы хоть что–нибудь. Деньги–то нужны. Разъезды обошлись мне недешево, к тому же я был вынужден выслать деньги и озадаченному гостиничному администратору, и мнительному прокатчику лыж. Он безбожно содрал и за лыжи и за экипировку. Я даже не предполагал, что эти причиндалы стоят такую прорву денег. Впрочем, это укрепило меня в оценке спортивных радостей. С удовольствием посмотрю при случае по телевизору скоростной спуск или теннис, но сам предпочту держаться подальше. Долгая прогулка куда полезней.
— Заприте дверь,— сказал по–английский тихий голос.
Я круто повернулся. В глубине магазина, в углу, который выходил во двор, сидел в большом барочном кресле человек. Тот самый, с лыжной трассы, который в «Одеоне» в Нью–Йорке спрашивал о Карлосе.
— С какой стати? Зачем это?
Я разозлился. Здорово разозлился, прямо рассвирепел. Все, что случилось со мной в последнее время, все, что мне довелось пережить, вдруг вскипело в душе и выплеснулось именно в ту минуту, когда я очутился лицом к лицу с одним из тех, кто был всему этому виной. За мной охотились, меня травили, как дикого зверя. Подозревали в убийствах и кражах. И все по его милости. Может, Астрид тоже убил он? Я схватил с бюро высокий и увесистый серебряный подсвечник и шагнул к нему.
— Затем, что я велю.— Его голос хлестнул как удар бича, в руке блеснул пистолет.— Сядьте.
Я немного остыл, поставил подсвечник и придвинул себе стул.
— Давайте обсудим все разумно, как взрослые люди,— сказал он, протягивая мне пачку сигарет.
Я покачал головой, он пожал плечами, достал сигарету и закурил, щелкнув длинненькой золотой зажигалкой. Но пистолет из рук не выпустил, по–прежнему держал меня под прицелом.
— Вы, наверно, хотите знать, в чем дело? — спокойно проговорил он.— Могу рассказать. Вы приезжаете в Нью–Йорк, знакомитесь с красивой женщиной. Она сообщает вам некую информацию, после чего вы уезжаете домой. Так?
Я кивнул. Отпираться бессмысленно. Все это он уже знал.
— Затем вам удается разгадать, о чем идет речь, вы отправляетесь в Женеву и наводите справки о секретном счете Гонсалеса. А дальше стоп. Без посторонней помощи вы до счета не доберетесь. Директору банка надо представить кой–какие бумаги, которые убедят его, что вы имеете право на эти миллионы. Доверенность, например. А ее вам взять негде.
Я молчал. Что тут скажешь? Пока он был в общем прав.
— Зато мы можем ее достать. Вдова генерала жива. У нас есть доступ к его документам, к его личным бланкам. Есть и чистые бланки с его подписью. Ну а попросту говоря, вы знаете местонахождение и номер счета, мы же, имея соответствующие данные, можем его диспонировать.
— Взаимовыручка, так, что ли?
— Совершенно верно,— улыбнулся он.— Именно это я и имею в виду. Какая вам выгода от ваших знаний? Никакой, даже наоборот. За вами ведь не только мы гоняемся. Кстати, одного мы убрали. Иначе вы бы не сидели сейчас здесь.
— Это вы о гостинице в Женеве?
— Возможно. Мы хотим предложить вам сделку. Соглашение. Если мы получим от вас нужную информацию и сможем закрыть женевский счет, то выплатим вам десять процентов.
— Десять процентов... — протянул я, стремясь выиграть время. Но он понял меня превратно.
— Тогда пятнадцать. Это около семидесяти пяти миллионов долларов. Подумайте сами. Вы сможете бросить свой здешний хлам.— Он пренебрежительно огляделся.— Купите дом в Испании, в Вест–Индии. И до конца дней можно сидеть сложа руки, жить в свое удовольствие.
— А если я не захочу?
— Боюсь, у вас нет альтернативы. Вернее, есть, конечно, только, по–моему, о ней даже говорить не стоит. Зачем она вам?
Он поднял пистолет, навел на меня. Метил прямо в голову, с нескольких метров. Потом опустил его. Улыбнулся.
— Не надо так пугаться. Я пытаюсь вам помочь, и только. Смотрите на дело практически. Вы же одним махом, палец о палец не ударив, становитесь самым богатым человеком в Швеции. Ну а в противном случае вас схватят те, другие, и будут пытать, пока вы все не выложите. И вся недолга. Ша. Конец.
— А какие у меня гарантии, что вы не поступите точно так же? Если я скажу вам номер, для чего вам выкладывать семьдесят пять миллионов? По–моему, люди вроде вас благотворительностью не занимаются. Всего несколько дней назад в Альпах вы хотели столкнуть меня в пропасть.
— Не глупите,— коротко бросил он.— Убийства — штука сложная, а в этой истории их уже было чересчур много. Лишние проблемы нам без надобности. Мы хотим заключить сделку. А вы получите много денег и сможете спокойно исчезнуть. Смените имя, внешность. Сделаете небольшую пластическую операцию. Немножко усилий — и никто вас не узнает. А это вам необходимо в любом случае. Мафия не оставит вас в покое, голову даю на отсечение. Если деньги — наши деньги — не достанутся нам, их заберут они. И тогда я твердо могу гарантировать...— Он помолчал.— Ни доллара, ни цента вы не получите. Даже цветочка на могилку не будет.
Он наклонился вперед, из–под сросшихся бровей буравя меня колючими черными глазами.
— Вы не вполне отдаете себе отчет, насколько все серьезно. Деньги принадлежат нам. И пойдут они на то, чтоб вышвырнуть вон революционеров. Нам необходимо оружие, необходимо снаряжение. Американцы нас не поддерживают. Для них главное — наладить отношения с этим сбродом и сохранить свои базы.
— Стало быть, женевские деньги пойдут у вас на то, чтобы вернуть власть? На гражданскую войну и контрреволюцию?
— Вот именно. На контрреволюцию. Именно так мы и намерены поступить. Снова взять власть в свои руки.— Он кивнул, словно в подтверждение торжественного обета.
Неожиданно в дверь постучали: она, оказывается, захлопнулась. Так бывает иной раз, когда я спешу,— захлопнется, и открыть потом можно только изнутри.
Я выглянул наружу. У магазина, перекрыв улицу, остановился черно–белый полицейский автомобиль. Во ете двери ждали двое полицейских в мундирах и какой–то человек в штатском.
— Черный ход есть? — нервозно спросил он.
— Там. — Я кивнул в сторону конторы.— В соседней комнате.
Он вскочил, по–прежнему держа меня на прицеле, прошел вдоль стены и исчез за индийской шалью, которая заменяет мне штору.
Я побежал к двери, поднял собачку, открыл.
— Скорее во двор,— выпалил я им навстречу. — Он ушел через черный ход.
— Нам нужен Юхан Кристиан Хуман,— сказал штатский.— Антиквар Хуман. Это вы?
— Разумеется, я. Но поспешите. Иначе вам его не догнать.
Полицейские переглянулись. Но во двор не побежали — им было невдомек, о чем речь. И неудивительно. Задание у них было простое: задержать антиквара Ху–мана по подозрению в убийстве. И всё. А что антиквар городит про каких–то там типов, удравших через черный ход, их не касается.
— Вы арестованы по обвинению в убийстве мисс Астрид Моллер. Прошу вас следовать за мной.
Из огня да в полымя, с отчаянием подумал я. Хотя нет. Наоборот. Они явились очень вовремя. Как знать, что случилось бы, откажись я от сотрудничества. На ум пришел рассказ комиссара Свенссона о перебитых коленях и отрубленных пальцах. Я ни секунды не сомневался, что на самом деле они бы не уступили мне ни гроша. Отправили бы на корм рыбам, и кончен бал. А все бы решили, что я скрылся, поскольку виновен в убийстве Астрид. Да и мнимый полицейский в гостинице тоже, поди, на моей совести.
— А как же Клео?
— Клео? — Агент в штатском удивленно посмотрел на меня.— Это ваш ребенок?