Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 54



Что ж, ее трудно обвинить, подумал Роджер. Он прекрасно понимал, какое представлял собой кошмарное зрелище, внезапно вломившись в окно.

— Ты же говорила, что знаешь, какой я теперь, — окликнул он.

Из ванной не донеслось ни слова. Стало слышно, как побежала вода. Он огляделся по сторонам. Комната выглядела, как обычно. Шкаф, как всегда, был набит ее платьями и его костюмами. Под диваном не прятался ни один любовник. Было немного стыдно обшаривать комнату, словно рогоносец из «Декамерона», но он не останавливался, пока не убедился, что в доме она была одна.

Зазвонил телефон.

Реакция Роджера была мгновенной. Не успело прозвенеть первое «дзрррр», как он схватил трубку, да так быстро и резко, что она смялась у него в руке, как бумажная. Экран мигнул и погас: его цепи были связаны с трубкой. «Алло?» — машинально произнес Роджер. Ответа не было — по этому аппарату, кажется, уже никто никуда не позвонит. Он об этом позаботился.

— О Господи, — выдавил он. Он не представлял себе заранее, какой же будет их встреча, но одно было очевидно — началась она неважно.

Когда Дори вышла из ванной, она уже не плакала, но и говорить с ним, кажется, была не в настроении. Даже не взглянув на него, она отправилась на кухню.

— Я налью себе чаю, — пробормотала она через плечо.

— Может, тебе сделать чего-нибудь покрепче? — с надеждой спросил Роджер.

— Не надо.

Роджер слышал, как она наливает воду в электрический чайник, слабое сипение, когда чайник начал закипать. Несколько раз она кашлянула. Он прислушался сильнее и услышал ее дыхание. Оно становилось медленнее и спокойнее.

Он сел на свой любимый стул и подождал немного. Мешали крылья. Хотя они автоматически поднимались у него над головой, он не мог опереться на спинку. Потом поднялся и беспокойно заходил по спальне. Вышел в гостиную. Через открытые двери донесся голос жены:

— Ты будешь чай?

— Нет, — ответил он. Потом добавил: — Нет, спасибо.

Он с огромным удовольствием выпил бы чаю, не потому, что нуждался в жидкости или в питательных веществах, а просто ради того, чтоб, как нормальный человек, как раньше, попить чаю вместе с Дори. Но его новое тело не привыкло обращаться с блюдцами и с чашками, и ему очень не хотелось казаться неловким и неумелым, расплескивая чай.

— Где ты? — она замерла на пороге, с чашкой в руках. Затем разглядела его: — Аа… Почему ты не включишь свет?

— Не хочу. Сядь, маленькая, и закрой глаза на минуту, — ему в голову пришла мысль.

— Зачем?

Она все же повиновалась и уселась в кресло у газового камина. Он поднял кресло вместе с ней, и повернул его так, что она оказалась лицом к стене. Потом оглянулся вокруг, высматривая, на что бы сесть самому — ничего подходящего не было; подушки на полу, кресла — все это не подходило ни для его тела, ни для его крыльев. С другой стороны, у него не было особой нужды сидеть. Такой вид отдыха требовался его искусственным мускулам очень редко.

Поэтому он просто встал у нее за спиной.

— Лучше, когда ты на меня не смотришь.

— Я понимаю, Роджер. Ты меня просто напугал, вот и все. Я не думала, что ты вот так вломишься в окно! И потом, мне не надо было настаивать на том, чтобы увидеть тебя — я хочу сказать, вот так, без этих… без этой истерики, так, наверное.

— Я знаю, как я выгляжу, — ответил он.

— Но ведь это все еще ты, верно? — сказала Дори в стену. — Хотя раньше тебе, кажется, не приходилось влезать ко мне в кровать через окно.

— Это не так уж сложно, как кажется, — он попытался заставить свой голос звучать хотя бы чуть-чуть беззаботно.

— А теперь, — она отпила глоток чая, — расскажи мне. Из-за чего все это?

— Я хотел увидеть тебя, Дори.

— Ты видел меня. По телефону.

— Я не хочу смотреть на тебя по телефону. Я хочу быть в одной комнате с тобой.

Он хотел больше, он хотел коснуться ее, хотел протянуть руки, дотронуться до ложбинки у нее на затылке, гладить шею, плечи, массировать, ощущать, как ее тело расслабляется… но он не смел этого. Он нагнулся и зажег в камине газ, не столько для тепла, сколько для света, чтобы Дори лучше видела. И для уюта.



— Наверное, не надо этого делать, Роджер. Тысяча долларов штрафа…

— Только не для нас, Дори, — рассмеялся он. — Если к тебе ктонибудь прицепится, позвони Дэшу и скажи, что я разрешил.

Она потянулась за сигаретами, лежавшими на краю стола, закурила.

— Роджер, дорогой, — начала она, помолчав. — Я не привыкла ко всему этому. Я не имею в виду — как ты выглядишь. Это я понимаю. Это тяжело, но по крайней мере я заранее знала, что это будет. Даже если и не предполагала, что это будешь именно ты. Но я не могу привыкнуть к тому, что ты теперь такой… даже не знаю, важный?

— Я тоже не могу к этому привыкнуть, Дори, — он невольно подумал о телерепортерах и толпах народу, когда они возвратились на Землю, после того, как спасли русских. — Сейчас все по-другому. Видишь, сейчас я чувствую, будто несу на своих плечах… весь мир, может быть.

— Дэш говорит, что именно это ты и делаешь. Половина того, что он говорит — чушь собачья, но кажется, в этом он не соврал. Теперь ты очень важный человек, Роджер. Знаменитым ты был и раньше. Может быть, потому я и вышла за тебя замуж. Но то было… будто быть рокзвездой, понимаешь? Это было здорово, но ты мог бросить все и уйти, если тебе надоест. А сейчас ты не можешь бросить.

Она раздавила сигарету в пепельнице.

— Так или иначе, ты здесь, а в институте, наверное, уже с ума сходят.

— Это я переживу.

— Пожалуй, да, — задумчиво заметила она. — Ну, так о чем мы будем говорить?

— О Брэде, — ответил он. Он не собирался говорить этого. Слово само, помимо воли, вырвалось из искусственной гортани и слетело с перекроенных губ.

Она напряглась. Это было заметно.

— А что с Брэдом? — спросила она.

— Ты с ним спишь, вот что.

Затылок Дори тускло зарделся, и он знал, что на ее лице сейчас проступает предательская сеть жилок. Пляшущие в камине огоньки притягательно отсвечивали на темных волосах; он пристально рассматривал эти отблески, словно его ничуть не интересовало ни только что сказанное им, ни то, что ответит его жена.

— Я в самом деле не знаю, как нам быть, Роджер. Ты сердишься?

Он молча следил за пляшущими оттенками.

— В конце концов, мы уже давно об этом договорились, Роджер. У тебя были свои романы, у меня — свои. И мы договорились, что забудем об этом.

— Нельзя забыть, если это приносит боль, — он приказал глазам закрыться, и с облегчением погрузился во тьму, сосредотачиваясь на мыслях. — Раньше было по-другому.

— По какому другому? — сердито переспросила она.

— По-другому, потому что мы поговорили о них и забыли, — настойчиво повторил он. — Когда я был в Алжире, а ты не смогла вынести местный климат, это было одно. Чем ты занималась здесь в Тонке, и что я делал в Алжире, ничего не значило для нас с тобой. Когда я был на орбите…

— Я никогда ни с кем не спала, пока ты был на орбите!

— Я знаю, Дори. Очень мило с твоей стороны. Я говорю серьезно, потому что иначе это было бы просто несправедливо, а? Я хочу сказать, что мои возможности там наверху были весьма ограничены. Юлик Бронин был несколько не в моем вкусе. Но теперь все по-другому! Как будто я снова на орбите, только еще хуже. У меня нет даже Юлия! У меня не то, что нет женщины, я потерял всю свою оснастку, даже если б женщина и была.

— Я знаю, — жалобно ответила она. — И чего ты от меня хочешь?

— Хочу, чтоб ты сказала, что будешь мне верной женой! — рявкнул он.

Это перепугало ее. Он забыл, каким может быть его голос. Дори тихо заплакала.

Его руки протянулись было к ней — и опустились. Что толку?

О Господи, подумал он. Какой кошмар! Единственным утешением было то, что разговор протекал в тишине их собственного дома, втайне от других. Если бы рядом был хоть один свидетель, это было бы непереносимо. Естественно, мы — мы слышали каждое слово.