Наш дорогой Роман Авдеевич

3

Внутренняя жизнь города с появлением Романа Авдеевича сильно оживи­лась. Вновь, как в былые времена, население призвали к борьбе. Врагов народа уже не стало, космополитов и абстракционистов извели в предыдущих кампа­ниях, диссидентов же для массовой борьбы явно не хватало, диссиденты размножались главным образом в Москве и других столицах. Борьба с инакомыслием кое-какая велась, но не ожесточенно, местные инакомыслящие быстро отказывались и переставали мыслить. Надо было найти что-то свое, местное, необыкновенное. Необыкновенное — это значит новое, а новое — это значит хорошо забытое старое. Пытливый ум Романа Авдеевича отыскал среди старых заброшенных кампаний одну незавершенную и политически не использованную. То была кампания против собак в городе. Казалось бы, при чем тут "персек", достойно ли ему заниматься подобными мелочами? И кампанией это не назовешь, скорее — мероприятие районного уровня. Но это мы с вами так рассуждаем, на уровне обыденного сознания. А у Романа Авдеевича сознание было не обыденное. У него была психология истинного борца. От одной борьбы он шел к другой. "И вся-то наша жизнь есть борьба!" — строку эту он пел с особым чувством. "Массы должны иметь конкретных противников, с которыми можно бороться,— учил он,— еще лучше иметь врагов. Надо таких врагов находить. Готовить их надо и поставлять. Хороший враг тот, кого можно побороть, это дает народу чувство удовлетворения".

Всеобщая борьба шла в это время за продовольственную программу. Как победить в такой борьбе, никто не знал. Картошка, к примеру, сгнила,— где тут враг? Роман Авдеевич нашел другой подход. Он взял ведущий дефицит продовольствия — мясомолочный продукт. Допустим, не хватает мяса. А по­чему? Кто, кроме трудящихся, потребляет мясо? Присмотритесь. Мясом кормят, оказывается, собак, ну еще кошек. Улавливаете? Не бродячие, не бездомные, а именно домашние собаки пожирают мясопродукт. Трудовой человек стоит в очереди за мясом, ему не хватает мяса. Почему? Потому что мясо уходит на собак. Предложили подсчитать количество собак в каждом районе. Считали, не стеснялись. Затем умножили на дневной рацион, на кол­басу, баранину и прочее, умножили на количество районов,— и перед потря­сенным обывателем предстал главный виновник нехватки мяса. Спрашива­ется — что надо делать? Поднять гнев людей на тех, кто позволяет себе держать собак и кошек в такой период народной жизни, гнев на этих собачни­ков, на хозяев этих овчарок, мурок, такс, бульдогов... Благодаря Роману Авдеевичу был открыт огромный источник мяса. "Уничтожив собак, мы ре­шим один из основных пунктов продовольственной программы!" Роман Авдоевич учил нас, что мелких вопросов в политике нет, важно найти новый подход, повернуть проблему, открыть в ней политический смысл. "Гений — это ведь всего лишь человек, который умеет видеть мир несколько иначе чем все остальные люди",— писал о нем журналист Ставридов.

Борьба с собаками развернулась по всем направлениям. Запретили выгул их, уничтожили собачьи площадки, ввели налоги, увеличили штрафы, органи­зовали прессу, радио, появились активисты кампании, ибо у каждой кампании есть свои энтузиасты и передовики. Расширили движение за счет кошек. Роман Авдеевич не любил и кошек, он не любил никаких бесполезных, ничего не производящих животных, он признавал только те существа, которые годи­лись в пищу рабочему классу. Нельзя сказать, чтобы собако-кошко-владельцы сдались, они тоже боролись, писали, обращались куда только могли: в ре­дакции, в профсоюзы, министерства, разные отделы ЦК, Совмина, Верховного Совета, творческие союзы... Сопротивление в такой борьбе воодушевляет. Жалобщики вынудили Романа Авдеевича сделать следующий шаг — были опрысканы химическими составами собачьи площадки города. Собаки стали слепнуть, их приходилось усыплять. Знаменитая эта кампания была, как видите, не мелким ведомственным делом, Роман Авдеевич поднял ее на высо­ту, на уровень решения экономической проблемы. Жаль, что остальные регионы страны не подхватили его начинания.

Собак в городе не стало видно, мяса тоже. Оно все реже появлялось в мага­зинах. Но к этому времени Роман Авдеевич уже развернул другую борьбу.

4

Кроме кошек и собак, Роман Авдеевич не любил творческую интеллигенцию. Откровенно говоря, он всякую интеллигенцию не любил, но творческую особенно. Вначале он не любил ее инстинктивно, не зная про нее ничего. Поют, играют, картинки рисуют — что это за работа, это же не продукция, в план-отчет не входит. Познакомился он с творческой лабораторией на памятнике Отечественной войне. Надо было рассмотреть проекты памятника. Специалисты год рассматривали их и отбирали. Но одно дело искусствоведы, художники, архитекторы, другое — первый секретарь. Спрос с него. Он отвечает, ему доверено, а почему — потому что он лучше понимает, что нужно городу и народу. Следовательно, он лучше знает, что хорошо и что красиво. Вот скульптор поместил в центре композиции золотого мальчика. Партизаны, солдаты, все они смотрят на маленького золотого мальчика. Однако на вопрос, что эта фигура означает, скульптор точного ответа не дал: думается, что, скорее всего, мальчик выражает Надежду, Победу, Веру, Будущее... Много красивых слов и никакой окончательной формулировки. Неясно. Роман Авдеевич смотрел на скульптора задумчиво, понимал, что такой вопрос могут задать ему самому. И что он ответит? И вообще, что это за памятник, если он вызывает вопросы?

Всем известно, что Победа должна изображаться в виде женщины. При чем тут мальчик? Победа» — она женского рода. Победа должна быть солидной, роскошной женщиной с мечом или венком или еще с каким-то символом. Удалить придется мальчика. Заменить! В прежнее время Роман Авдеевич велел бы поставить на этом месте, в центре, если не женщину, то генсека, разумеется, нынешнего, поскольку он участвовал, но увы... Подумав, Роман Авдеевич предложил заменить мальчика фигурой матроса, флот тоже участво­вал, а представителя флота не видно, и остальных надо проверить, чтобы все виды оружия были налицо...

Скульптор что-то возражал, но недолго.

Указания Романа Авдеевича были выполнены, и получилось неплохо, во всяком случае у членов ПэБэ, которые приезжали, памятник не вызвал вопро­сов, выглядел он богато. Красный гранит блестел, свежие венки всегда лежали, памятник был представлен на премию. Показывая его, Роман Авде­евич чувствовал себя участником творческого коллектива, и его доля труда была воплощена в бронзу. С тех пор он смело поправлял и по линии кино, живописи и других искусств.

Будучи в мастерской скульптора, Роман Авдеевич обратил внимание, что работает скульптор один, в отдельном помещении. Обстоятельство это удивило нашего Первого. Расспросив, он узнал, что и другие скульпторы работают в одиночку, кто где. И художники таким же образом заточены, каждый в своей мастерской, писатели и композиторы соответственно работают на дому. Когда хотят, тогда и начинают работу, когда хотят, заканчивают. Ни учета, ни отчета. Никто их не проверяет. Могут шататься в рабочее время по улицам, могут неделями ничего не делать. Пробовали ему осторожно напомнить насчет вдохновения, особенностей творчества, он слушал холодно, потом спросил:

— А почему это вы за них хлопочете?

Примолкли. Тогда он сказал:

— Думаете, я не знаю про труд художника? Все известно. Советский художник не кустарь-одиночка. Архитекторы — кто, по-вашему? Тоже художники. А являются на работу вовремя, уходят со звонком, работают в коллективе у всех па виду. И обеспечивают нужды города.

В заключение предложил подработать положение о переводе всех отрядов творческой интеллигенции на коллективную работу. Создать студии, совместные мастерские, распределить по жанрам, по темам — маринисты, лирики и тому подобное. Чтобы все являлись вовремя и усаживались за свои партитуры и рукописи на весь рабочий день. Обеспечить пишущими машинками, мольбертами, душем, шкафчиками.