«Дальше… дальше… дальше!»

Плеханов. Самодержавная власть над такими гигантскими человеческими ресурсами, как наши, при отсутствии марксистской культуры, могла породить только то, что породила.

Мартов. Фигура эта мне крайне чужда и неприятна. Но я хочу разобраться. Все-таки треть века вы со счетов не сбрасывайте. Страна построена.

Свердлов. «Победителей не судят» — не наш принцип. Нам далеко не безразлично, как построен социализм в России и какой он. Пути, методы и средства волнуют нас не меньше, чем цель, не меньше, чем победа.

Дзержинский. Страна построена. Так есть. Но не уместно ли задаться вопросом — благодаря или несмотря? Каков же потенциал у Октября, если даже в таких кошмарных условиях такие результаты? А останься армия не обезглавленной, большевики-чекисты не растоптанными и не расстрелянными, хозяйство со своими командирами, крестьяне, кооперированные добровольно, мысль нации в свободном полете, совесть, нравственность на пьедестале почета — где бы мы сегодня были?

Мартов. Я думаю, что слишком резкая постановка вопроса не всем понравится.

Свердлов. Тем, кто не хотел слышать стонов из-за колючей проволоки, — не понравится. Тем, кто любит «прелести кнута», а палку признает как универсальный метод решения всех проблем, — не понравится. Тем, кто обслуживал систему по принципу «чего изволите?», идеологическим лакеям — не понравится. Ну, и конечно, рабам, у которых слюнки текут при воспоминаниях о тяжелой руке хозяина. Но, конечно, дело не только в них… Проблема в том, чтобы миллионы людей, жившие и работавшие честно, на пределе возможностей, не подумали, не поняли нас так, что их жизнь обессмыслена.

Мартов. Мне не безразличны ваши дела. И поэтому не надо торопиться с точками над «и». Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Дзержинский. Я не думаю, что страна наша располагает таким запасом времени. Нарастающая сумма фактов откроет глаза тем, у кого они еще закрыты.

Спиридонова. Камни возопиют. Не боитесь?

Дзержинский. Нет. Надо, чтобы все новые поколения знали этот почерк.

Мартов. Хрущев уже пытался.

Свердлов. Хрущев был человеком, рожденным Октябрьской революцией. Конечно, прошедшим сталинскую школу, но все-таки человеком Октября. Пускай ошибался, пускай неумело, пускай непоследовательно, но он начал возврат к правде. В тех условиях это было подвигом. Мы не должны этого забывать.

Сталин. Мне как-то дали на него компромат. Я отбросил в сторону. Дурак. Эти бы Молотов, Каганович, Ворошилов, — они могли в душе бояться и ненавидеть меня, но никогда бы не начали. Вот что значит один раз проявить благодушие… Слишком много стрелял? Мне смешно вас слушать. Мы живем в России — стране царей. И русский народ поймет нас только тогда, когда во главе страны будет один. И что бы вы тут ни говорили, о какой бы демократии ни разглагольствовали, в конце концов все равно будет один. Какой серьезный политик самостоятельно захочет отдать вожжи? И кому? Я не против народовластия и самоуправления как темы для занятий в кружках. Пока. А любовь к народу давайте продемонстрируем на чем-нибудь другом, что он в силах будет понять и оценить. И поэтому обольщайтесь не тем, что был 56-й год, а думайте о том, что было потом. Меня нельзя вычеркнуть из памяти народной. Многие будут защищать меня, защищая себя. Пока вы не скажете четко, к чему привела моя революция сверху, — к расцвету социалистической демократии, к апофеозу народного энтузиазма, к окончательной и бесповоротной победе социализма, как утверждаю я и видит каждый, кто не слеп, — или к миллионным бессмысленным жертвам, как клевещут с чужого голоса некоторые, — вам не двинуться с места. Как будете смотреть на героические годы работы народа под моим руководством — через тюремное окно 37-го года или сквозь Магнитку и Знамя Победы — вот в чем вопрос!

Свердлов. Это твой метод, чтобы опять столкнуть людей лбами. У нас другой: от какого наследия мы откажемся, никогда, естественно, его не забывая, а какое возьмем с собой. Магнитку возьмем, Знамя Победы возьмем, веру в социализм возьмем, каждый день, который уводит нас от нации рабов, — возьмем, никогда не откажемся!

Сталин. Дружеский совет: если вы не хотите иметь массу недовольных за спиной, массу добавочных неприятностей, — оставьте меня в покое. Дом построен, жить можно… Но если уж так хочется, — сделайте косметический ремонт, смените обои, обстановку и занимайтесь сегодняшними делами, их у вас тоже достаточно.

Свердлов. Если бы ты только знал, как нам не хочется тобой заниматься! Все дело в том, что, за что бы мы сегодня ни взялись, — мы упираемся в тебя.

Сталин. И что же ты предлагаешь?

Дзержинский. Только одно: хотя бы теперь в полном объеме выполнить завещание Ильича, его смысл.

Сталин. То есть?

Дзержинский. Вычерпать тебя до дна. Так есть. Обязательно выплеснуть грязную воду, сохранив ребенка.

Ленин. Презрение к массе, наплевательство на ее интересы, с одной стороны, и пронзительное недовольство масс существующими порядками — с другой, сами по себе революцию вызвать не могут. Недостаточно для нее и разложения власти, потери ею авторитета. И то и другое может создать лишь медленное и мучительное гниение страны, если нет в ней сил, способных взорвать этот порядок. Но закономерность жизни заключается в том, что Октябрьская революция посеяла такие семена, которые рано или поздно всегда будут давать всходы. Октябрь в душах людей не поддается корчевке. Даже в самые страшные годы наши люди сохраняли масло в светильниках. И именно это делает наши жизни, тех, кто начинал, не бессмысленными.

Свердлов. Но для того, чтобы дать людям Октябрьской революции горящие светильники, нам надо сначала зажечь их самим.

Ленин. Вот именно. (Большевикам.) Так как, товарищи, запустим механизм революции на все обороты или будем топтаться на месте? Давайте не будем морочить самих себя, давайте наберемся смелости и скажем прямо: или мы идем дальше или скатываемся назад, и тогда большевики опозорят себя навек и сойдут на нет как серьезная политическая партия.

Дзержинский. Так есть, Владимир Ильич, но нам очень вас не хватает.

Ленин. Жду разрешения на выход.

Корнилов (правому лагерю). Слюнтяи! Ну, сделайте хоть что-нибудь! Еще есть время!

Дан. Почти в полночь я предпринял эту попытку…

Дан и Керенский идут навстречу друг другу.

Дан. Как исполняющий обязанности Председателя Всероссийского исполнительного комитета…

Керенский. Не до формальностей! Скажите-ка по-русски… вы поддерживаете вверенное мне правительство в его героической борьбе против левого экстремизма?

Дан. Мы окажем вам поддержку только в том случае, если вы предпримете решительные меры политического характера, которые выбьют почву из-под ног большевизма.

Керенский. Когда утром я просил у вас этой поддержки, я был уверен, что обращаюсь к русским патриотам. Я был уверен, что рука, протянутая вам утром, не повиснет. Время изживать иллюзии! Честь имею!

Дан. Александр Федорович, подождите! Я приехал к вам с конкретным предложением. Еще все можно спасти. Надо немедленно, прямо сейчас издать законы о мире и земле. Телеграфом оповестить об этом всю страну, а афишами за ночь оклеить весь город. Завтра же произойдет перемена в настроении массы. Одним уколом вы выпустите из большевистского восстания весь воздух. Завтра утром каждый солдат и каждый рабочий будет знать, что защитником его заветных интересов и чаяний является Временное правительство. Зачем ему тогда большевики?

Керенский. У вас все? У меня идет заседание правительства.

Дан. Вопрос спасения России сейчас в этом. Умоляю вас!