Себастьян (ЛП)

Доев последнюю полоску бекона, Себастьян встал и стянул с себя фартук, повесив его, прежде чем выйти с кухни.

Николетт проводила его взглядом, пребывая в смешанных чувствах. Она покачала головой, отбрасывая лишние эмоции. Слишком многое стоит на кону, чтобы она могла позволить себе поддаться этим чувствам. Она нуждалась в том, что он мог ей дать, и она не могла позволить смятению влиять на происходящее.

После того как они по отдельности приняли душ, Себастьян отправил ее искать одежду в шкафу. Она поначалу запротестовала, что ее джинсы и футболка нормально подойдут, но потом открыла дверцу шкафа. Видимо, Корпус предпочитал держать убежище наготове для прибытия кого угодно, включая и женщин. Некоторая одежда была слишком велика, некоторая слишком мала, но в итоге она вытащила из глубин шкафа зеленое льняное платье без рукавов. Оно было невесомым, с широкой юбкой, закручивавшейся вокруг ее бледных ног, и она нашла подходящую пару сандалий.

Выйдя из спальни, Николетт с удовлетворением отметила, что глаза Себастьяна на мгновение расширились.

— Хорошее, да? — спросила она с игривой улыбкой.

— Не то слово, — ответил Себастьян с широкой улыбкой, которая быстро погасла. — Ладно, пошли. Нам предстоит работа.

К удивлению Николетт, он отвез их прямиком на Бостонскую набережную. Посреди лета это оживленное место собрало туристов, продавцов и всевозможных местных жителей, наслаждавшихся видами.

— Я думала, мы будем тренироваться, а не ходить по магазинам.

— Мой наставник говорил мне, что работа лучше всего делается в полевых условиях, и учитывая, что его дар немного походит на твой, думаю, к тебе это тоже относится.

Себастьян купил кулек жареного миндаля в сахаре и нашел безопасную лавочку неподалеку от тротуара. Когда Николетт устроилась у него под боком, таская засахаренные орешки из теплого бумажного кулька, они выглядели как счастливая парочка, решившая погреться на солнышке.

— Ты говорила, что можешь читать ауры, если сосредоточишься, но скорее всего ты можешь также искать конкретные эмоции в толпе. Это может быть полезным, если находишься в группе людей и хочешь почувствовать, кто по каким-то причинам настроен агрессивно.

— Что мне нужно искать? — тихо спросила Николетт.

— Этого я тебе сказать не могу. Мой наставник говорил, что у каждого это происходит по-разному. У каждого своя манера чувствовать ауры, и то, что ты видишь красным, он может видеть зеленым. Я знаю одну ведьму из Калифорнии, которая слышит ауры как музыку, а не видит их цвета.

Николетт прикусила губу. Она никогда не заморачивалась классификацией цветов, которые она видела в аурах. Куда важнее были ощущения, которые у нее вызывали эти чувства. Она решила поискать людей, которые казались ей красными, и позволила взгляду просканировать толпу. Но вместо того, чтобы вычленять людей, казавшихся красными, она то и дело сосредотачивалась на одном человеке и переходила к следующему. Никто из них не казался в достаточной степени красным, а когда она присмотрелась повнимательнее, стало очень сложно определить, что же она чувствует. Чем сильнее она старалась, тем сильнее начинала нервничать. Себастьян ждал, пока она разберется, а она не справилась. В ней всколыхнулся старый страх. Он сдавил горло, заставляя задыхаться.

Как будто почувствовав ее расстройство, Себастьян ласково положил ладонь на ее плечо.

— Не загоняй себя в состояние стресса. Слушай, попробуй что-нибудь другое. Расскажи мне какое-нибудь хорошее воспоминание.

Первым делом на ум пришло то, как Себастьян выиграл для нее кулон, как уложил ее в поле и целовал так, будто весь мир может рухнуть, если он не будет целовать ее. Кулон лежал в ее трейлере, надежно спрятанный в ящике с нижним бельем, и она никогда не забудет поцелуй. Николетт покраснела и попыталась вспомнить что-то другое.

— Эм, в четвертом классе я выиграла школьный конкурс на знание орфографии.

— Правда? — тон Себастьяна был далек от насмешки и звучал искренне.

— Ага, я уделала всех, произнеся по буквам «антимоний».

— Звучит здорово, — сказал он с легкой улыбкой. — Ты помнишь, какую радость испытывала, как гордилась собой?

— Ага…

— Ладно, закрой глаза и подумай об этом чувстве. Вспомни, как стояла перед всеми этими детьми и понимала, что знаешь орфографию лучше, чем они.

Николетт широко улыбнулась, но сделала, как просил Себастьян. Она помнила, какую гордость испытывала, как радовалась за нее ее мама. Это было до того, как мама заболела, задолго до того, как она умерла. Тогда они были маленькой счастливой семьей, и мама поставила медаль на видное место на каминной полке.

— Вспомни, какое тепло ты ощущала. Вспомни, как хорошо тебе было.

Она помнила. В тот день она была гордой и счастливой. В тот день она была в безопасности.

— А теперь очень медленно открой глаза, Николетт. Не сосредотачивайся ни на чем. Не беспокойся о том, чтобы что-то увидеть, или о необходимости выполнить для меня задание.

Она сделала, как он сказал, и ахнула от изумления.

В толпе точками мелькали люди с ярким бронзовым сиянием над их головами. Этот нимб распространялся лишь на нескольких людей, и ахнув, она едва не потеряла их из виду. Но потом сосредоточилась, и они вновь сделались заметными. И в этом не было ничего спорного, она могла найти их так же просто, как выудить белый шарик из кучи черных шаров.

— На кого ты смотришь? — прошептал Себастьян.

Николетт медленно произнесла:

— На того маленького мальчика, который несет огромную мягкую игрушку. На ту девушку с розовыми волосами. На женщину за прилавком с засахаренным миндалем. У них всех есть этот изумительный бронзовый нимб.

Себастьян хихикнул.

— Ну, как скажешь. Думаю, ты нашла в толпе всех, кому сейчас чертовски хорошо.

Николетт поморгала, чтобы избавиться от следов этого бронзового свечения, и посмотрела на Себастьяна.

— Это… это было легко, — неуверенно сказала она.

— Давай попробуем еще раз. На какой эмоции хочешь сосредоточиться в этот раз?

Николетт внезапно вспомнила женщину, с которой говорила накануне, женщину, вокруг которой как будто собралась тихая печаль.

— Не знаю, как описать, но думаю, что хочу сосредоточиться на сожалении, грусти.

Себастьян кивнул.

— Попробуй. Думай о том, что заставляет тебя грустить.

Николетт импульсивно взяла его за руку и закрыла глаза. В своей жизни она успела познать горе и боль, но вместо этого подумала о той пожилой женщине. Она подумала о хорошо прожитой жизни с кем-то любимым. Она подумала о потере этого любимого человека, и как после первого периода горя в мире остается лишь глубокая неумолимая пустота. Боль не была острой, но она буквально высасывала силу из самих костей.

Ее глаза распахнулись, и поначалу Николетт решила, что ей ничего не удалось. Теперь она видела множество аур, раскрашенных во все оттенки радуги. Одним из людей, которых выделил ее дар, стал молодой и привлекательный уличный музыкант с длинными дредами и смуглой, очень смуглой кожей. Он заигрывал с толпой, наигрывал жизнерадостную мелодию на скрипке, а аура его была окрашена в насыщенный цвет индиго. Однако присмотревшись получше, Николетт заметила ту же тусклость, что и в ауре той пожилой женщины. Его аура была прекрасной, дарила ощущение свежей креативности и жизни, но поверх всего этого лежала патина печали.

— Что ты видишь?

— Думаю, я вижу печаль, — тихо сказала она. — Некоторые люди носят ее с собой, наслаивая ее поверх всех остальных эмоций. В ауре этих людей присутствует масса всего другого, но все перекрывают их печаль и сожаления.

Себастьян вздохнул, и Николетт показалось, будто его рука на секунду сжала ее ладонь.

— Боги, а ты быстрая, — сказал он. — Уже два раза в яблочко.

— Я хорошо справляюсь? — изумленно переспросила она.

— Это не моя специализация, — признался Себастьян. — Но судя по тому, что говорил мне учитель, да, ты справляешься отлично.