Страница 1 из 5
A
- Телескоп у вас красивый. Твой?
Незнакомец заговорил первым, избавляя её от неловких вопросов.
- Мой.
- Любишь звёзды? - вопрос прозвучал легко. Так естественно и с неподдельным интересом, как если бы они были знакомы вечность...
Рассказ занял 1-ое место в конкурсе "Незаметный человек" на портале AuthorToday. Если всё сложится, однажды он превратится в повесть.
P.S. А ещё это своеобразное признание в любви. Норвегии, котам и "Звёздным войнам".
Грай Станислава
Грай Станислава
О дырявых башмаках и далёкой-далёкой галактике
Здравствуй, дорогой Бруно!
Наверное, это последнее наше письмо - как всегда, одно на двоих. Завтра я уезжаю в Осло. Теперь уже насовсем.
Деда больше нет, да и Галилея тоже.
Дом я решила не продавать: оставлю Дальбергам, ведь дети у них стали совсем взрослыми - Уна в следующем году окончит школу. Собирается поступать на факультет журналистики - вся в отца, ни дать ни взять.
Не знаю, обрадуешься ты или нет, но наша монетка по-прежнему лежит под ступенькой крыльца. Дальберги о ней не знают, но будет здорово, если она принесёт им немного счастья.
Хотела бы я знать, где ты сейчас. Быть может, там сияет солнце, которое ты так любил, а у нас в Тёнсберге снова проливной дождь. Третий день подряд. За забором и вовсе разлилось маленькое море, что пенится, вздуваясь пузырями.
Всё точно так, как в тот октябрь десять лет назад.
Не знаю, где ты, Бруно, но я скучаю. По детской мечте, погребённой под гнилым крыльцом, и по далёким звёздам, что превратились со временем в пыль. Десять лет понадобилось, чтобы тебя понять. Я ведь еду в Осло не затем, чтобы открывать новые светила, отнюдь. Затем, чтобы устроиться секретарём в один из мелких офисов в Уллерне, снять крошечную квартирку и начать то, в кино обычно называют новой жизнью.
И если я хочу успеть на поезд, отходящий в половину шестого, мне следует сказать последнее "прощай" прямо сейчас. Положить это письмо к десяткам других, не прочитанных тобою, и убрать на дно обувной коробки. Потому что так будет правильно.
И пусть конец немного смазанный: всего лишь несколько капель, упавших на бумагу с прохудившейся крыши.
Прощай, Бруно.
P.S. Не промочи ноги.
Твой Кеплер.
10.11.2005 ***
октябрь 1995-ого года
Тёнсберг, Норвегия
Из-под колёс старенького велика летели радужные брызги - Ирса тихонько улыбалась. Почтальону, ветру, солнцу, чьё тусклое отражение плескалось в водах залива. Ехать по утренней набережной было одно удовольствие: редкие прохожие оборачивались вслед, приветливо махая газетой или красочным буклетом, который приглашал горожан на воскресный концерт. В Тёнсберге все знали всех - если не лично, то через знакомых. Или знакомых знакомых. Так уж была устроена жизнь в маленьких городках, где из года в год ничего не менялось.
Свернув на боковую улочку, она прибавила ходу. Просторную ветровку раздувало за спиной парашютом. Всего пять минут отделяло её от дома Дальбергов, где ждали непоседливые кузены: семилетняя Уна, которую нужно собирать в школу, и пятилетний Матиас. Тётя Берит убегала в офис рано, в то время как её муж продолжал пребывать мыслями на работе даже во время утреннего кофе. Эспен Дальберг был занят всегда, справедливо полагая, что главный редактор журнала - самая ответственная должность в мире. Ирса не спорила. Она лишь приглядывала за детьми и время от времени готовила ужин, откладывая половину порций для себя и деда.
...Жёлто-рыжие листья разлетались из-под колёс. Кружились в неспешном вальсе и оседали в лужи с грацией лодочек-балерин. Их мало заботила людская суета - как и нагретый солнцем камень, по которому шуршали шины. Городской парк дышал, как единый организм, и каждая клеточка его была связана с другой тончайшими нитями паутины. И утренней тишиной - тягучей, как густая карамель.
Должно быть, она просто зазевалась, не увидев вовремя кота, что рыжей молнией выскочил на дорогу. Прямо под колесо велосипеда. Выбросив ногу вперёд, Ирса проехалась подошвой по асфальту, кое-как затормозив.
Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, словно пытаясь решить, кто испугался больше. Пока Ирса наконец не улыбнулась.
- Ну что ж ты так?.. Убегал от кого-то?
Усевшись на дорожке, котяра сощурился. Большой, зеленоглазый, шёрстка густая - совсем не похож на бродягу.
В отличие от человека, что выбрался из кустов следом.
- Вот ты где, приятель! Ну и заставил же побегать с утра пораньше... - грязное пальто с заплаткой на локте и диковинный акцент, которого Ирса прежде не слышала.
Извинившись, он подхватил кота под мышку и отступил обратно к зарослям. Капельки росы блестели в неряшливой смоляной бороде.
- Да ничего страшного, - Ирса неловко улыбнулась, возвращая ногу на педаль. - Хорошего вам дня!
Она махнула рукой, сорвавшись с места. Чувствовала, что уже опаздывает. Только у ворот парка обернулась через плечо: незнакомец стоял на том же месте и смотрел ей вслед.
***
К вечеру раздождило не на шутку. По пути домой Ирса заехала в лавку радиотоваров - за новыми линзами для "Селестрона", любительского телескопа, что ютился в амбаре. Дед купил его, когда Ирсе исполнилось шестнадцать. Радости "маленького Кеплера" не было предела, и дед смеялся вместе с ней, когда она обняла его с ходу, уткнувшись носом в небритую щёку...
Провалившаяся доска жалобно скрипнула, стоило ей взбежать по ступенькам. С парусиновой куртки ручьём текла вода. Повесив ключи на гвоздь, она заглянула в гостиную.
- Я вернулась! Сейчас будем есть, - Ирса привыкла к молчанию в ответ. Но продолжала разговаривать с ним, надеясь, что однажды деду полегчает.
Иногда и впрямь случались просветления: обычно среди ночи, когда он с трудом поднимался с дивана и по стенке шёл в кухню. Ирса просыпалась от малейшего скрипа половиц и спешила вниз, чтобы налить деду молока. Тогда он вспоминал бабушку или дочек - до тех пор, пока речь опять не становилась путаной, а глаза стеклянными, и приходилось постараться, чтобы уложить его под одеяло.
Ужинали под бодрый голос из динамиков телевизора. Диктор говорил о непогоде на западном побережье, но Ирса пропускала слова мимо ушей. Ей хотелось поскорее покончить с рыбным супом и грязной посудой, чтобы забежать перед сном в амбар. Конечно, с такими тучами она ничего не увидит, но за последние три года это стало чем-то вроде ритуала. Ничто не могло заменить восторг, который она испытывала всякий раз, прикасаясь к блестящей поверхности трубы, словно телескоп был величайшим сокровищем на свете.
***
Шлёпая по лужам, она пробежала наискосок внутренний двор. Потянула тяжёлую створку и замерла на пороге.