Страница 6 из 13
В Великобритании все иначе. Я и представить себе не могу, чтобы даже самый ярый фанат стал выписывать антидепрессант только из-за того, что его рекламирует Газза[8] или Винни Джонс[9].
Помимо давления со стороны медпредставителей, врачи сталкиваются и с несговорчивостью пациентов при попытке сменить лекарство. Я по возможности стараюсь переводить своих пациентов, принимающих дорогие препараты, на более дешевые аналоги, которые действуют точно так же. К сожалению, такой подход не пользуется особой популярностью.
Зачастую люди привыкают к определенной упаковке и цвету таблеток, и никакие уговоры не убеждают их в необходимости сменить лекарство.
Так, одна пожилая дама влетела в мой кабинет взбешенная тем, что я заменил ей лекарство.
– Вы сказали, что новый препарат такой же, как и тот, что я принимала раньше!
– Да, это так, миссис Гудзон. То же самое лекарство под другим названием.
– Но я-то знаю, что это неправда: когда я пытаюсь смыть новые таблетки в унитазе, они не всплывают, как это было со старыми.
Медпредставители имеют наглость заявлять, будто они помогают нам повышать квалификацию, рассказывая о результатах новейших научных исследований. Это, безусловно, полная чушь: медпредставители заинтересованы лишь в том, чтобы поскорее загнать свои препараты и получить премию за то, что врачи на их участке стали чаще выписывать рекламируемые лекарства. Они без зазрения совести устраивают однобокие презентации, выставляющие их препараты в выгодном свете, и никогда не упоминают результаты исследований, которые свидетельствовали бы о заурядности этих лекарств[10].
Когда я наконец осознал, что фармацевтические компании предоставляют только необъективную информацию, то перестал принимать их представителей. Те рыскают возле стойки регистратуры, словно гиены в поисках легкой добычи, однако наш администратор непреклонен.
Поскольку у меня нет ни времени, ни желания собственноручно штудировать все медицинские журналы, я полностью доверяюсь местному фармацевту из НСЗ, который держит меня в курсе новинок на рынке лекарственных препаратов. Эта женщина – настоящий кладезь знаний, она всегда следит за последними научными достижениями и работает не за комиссионные с продаж. Как и я, она руководствуется исключительно интересами пациентов, учитывая при этом бюджет НСЗ. Бесплатного сыра не бывает, так что лучше я буду платить за свой обед из собственного кармана.
Мистер Типтон, педофил
Меня попросили навестить пациента, которого я раньше никогда не видел. Мистеру Типтону было за пятьдесят, и он жаловался на сильную диарею. В то время по округе и впрямь гулял кишечный грипп, но обычно пятидесятилетний мужчина способен справиться с поносом, не приглашая врача на дом.
Когда я просматривал его карту, кое-что бросилось мне в глаза. Среди записей о слегка повышенном кровяном давлении и грудном кашле мелькнула фраза «тюремное заключение за растление малолетних». Мистер Типтон был педофилом. Вопиющие подробности его преступлений отсутствовали, но он провел за решеткой шесть лет и лишь недавно вышел на свободу.
Мистер Типтон жил в «Соммерсби Хауз». Сколь бы громко ни звучало это название, на самом деле «Соммерсби Хауз» – настоящая дыра. Семнадцатиэтажный дом, такой же серый и пугающий внутри, как и снаружи. Пока лифт целую вечность поднимался на семнадцатый этаж, я размышлял о том, доносится ли сильный запах застарелой мочи от кого-то из моих попутчиков, или же это все здание им настолько пропитано.
Я испытывал одновременно раздражение и стыд от осознания того, насколько неприятно мне находиться в этом здании. На первых курсах университета я отчетливо ощущал себя человеком с улицы. Если большинство моих сокурсников окончили частные школы, то я ходил в среднюю школу в бедном районе Лондона. Почему же теперь я остро ощущал свою принадлежность к среднему классу? Университет не только привил мне невосприимчивость к смерти и человеческим страданиям, но и превратил меня в настоящего сноба.
Жильцы поглядывали на меня с подозрением: в начищенных до блеска туфлях и в галстуке, подобранном под цвет рубашки, я не вписывался в здешний антураж. Мысленно я сделал пометку положить в машину спортивный костюм и бейсболку, чтобы перед следующим визитом переодеться для конспирации.
Наконец я добрался до квартиры мистера Типтона. Пришлось несколько минут стучать в дверь и кричать в щель для писем, прежде чем он открыл. Он передвигался, опираясь на ходунки, а из одежды на нем была только замызганная серая жилетка. Следуя за ним, я не мог не заметить его обнаженные ягодицы, измазанные засохшими экскрементами. Ничего похожего на его квартиру я в жизни не видел. В ней сотнями валялись пустые банки из-под пива и сигаретные окурки. Пол был коричневым от грязи и липким, и я отчаянно маневрировал по коридору, чтобы ни до чего не дотронуться.
Однако более всего меня шокировала его спальня. Как выяснилось, последние несколько дней из-за болей в спине мистер Типтон был практически прикован к кровати и поэтому не смог добраться до туалета, когда начался понос. Дерьмо было повсюду! Постелью служили матрас без простыни и пуховое одеяло без пододеяльника. И матрас, и одеяло были покрыты немыслимым количеством экскрементов – застарелых и появившихся совсем недавно. На полу стояли наполненные мочой бутылки из-под сидра и заблеванные бумажные пакеты из-под еды. Это просто кошмар какой-то! Но окончательно мистер Типтон поразил меня, когда – стоило нам зайти в спальню – непринужденно улегся на матрас и натянул на себя обгаженное одеяло. Я надел резиновые перчатки, без энтузиазма потрогал его живот и произнес пару формальных комментариев о том, что нужно позволить болезни идти своим чередом, после чего смылся оттуда.
Я позвонил в местную службу социальной защиты и попросил «в срочном порядке о нем позаботиться». Другими словами: «Приезжайте и уберите все это дерьмо». Я дал понять социальной работнице, что мистер Типтон не нуждается в дальнейшей медицинской помощи, так как я осмотрел его и диагностировал не требующий лечения вирусный гастроэнтерит. Я надеялся, что она не раскусит меня и за сказанной мною чушью не увидит отчаянной попытки поскорее отделаться от мистера Типтона.
По дороге на работу я размышлял: почему мистер Типтон целых три дня мирился с тем, что лежит в собственном дерьме? Может, в каком-то смысле он тем самым наказывал себя за совершенные злодеяния? Или же из-за больной спины не мог добраться до телефона? А может, ему попросту некому было позвонить? Я нередко навещаю одиноких, изолированных от внешнего мира людей, которые только и общаются, что со своим терапевтом. Обычно я отношусь к этим отвергнутым обществом людям с добротой и состраданием. Почему же я не поступил так же с мистером Типтоном? Раздумывая над этим сейчас, я понимаю, что на мое отношение к нему во многом повлияло знание о совершенных им преступлениях. Пусть я и не мог ничего предложить ему как врач, но все-таки я мог отнестись к нему с большей человечностью. В клятве Гиппократа говорится, что не нам судить наших пациентов – с каждым из них мы должны обращаться беспристрастно и с равной долей сострадания. Думаю, в целом я согласен с этим принципом, но не так уж легко сочувствовать измазанному собственным дерьмом педофилу.
Обычный день
Порой мне кажется, что у людей сложилось предвзятое мнение о том, как выглядит типичный рабочий день семейного врача. Перед вами полный список пациентов, которых я принял дождливым ноябрьским утром во вторник в обычном терапевтическом кабинете где-то на юге Англии. Ни одна из этих консультаций не была достаточно нелепой или интересной для того, чтобы удостоиться отдельной главы, но все вместе они служат достоверным отражением среднестатистического утра британского терапевта.
8
Газза – спортивное прозвище британского футболиста Пола Гаскойна. – Прим. рец.
9
Винсент Питер Джонс – британский футболист и актер. – Прим. пер.
10
В России то же самое происходит на курсах повышения квалификации и переподготовки врачей, большую часть лекций по «современным» препаратам и методикам читают фармпредставители, утверждая, что «их аспирин лучше всех остальных аспиринов». – Прим. рец.