Страница 4 из 12
– Так куда, что? – вернувшись перед ужином за подписью, тронула за руку командира роты Алена.
– Каменоломни в Аргунском, – не стал делать секрета из общеизвестного старший лейтенант, выбривая ямочку на подбородке.
Электробритва от недостаточности тока уже нагрелась, уже можно было мазаться кремом, но Мережко не изменял себе: за ворота лагеря офицеру Военно-Морского флота позволительно выходить лишь гладко выбритым и отутюженным. Даже если вместо свидания с дамой в ресторане его ждали в ущелье головорезы Хаттаба.
– Я буду ждать, возвращайся. – Похоже, Алена окончательно определилась между соперниками. И чмокнула старшего лейтенанта сверху в затылок, где вили гнезда две макушки – народный признак того, что человек будет женат дважды. А тут хотя бы один раз…
Признание прозвучало вовремя – в палатку втиснулся батюшка. Соблюдать деликатность в палатке сложно: дверей нет, стучать не по чему, а отцу Иоанну еще и не было чем, поскольку в единственной руке он держал за лямки рюкзак. Попросился голосом:
– Разрешите?
Глянул на медсестричку, помялся, но посчитал ее доступной для собственной просьбы:
– Товарищ старший лейтенант, возьмите меня с собой. Я знаю все в лагере пленных. Пригожусь.
Электробритва какое-то мгновение стригла воздух, замерев в руке морпеха. С военной точки зрения лучшего проводника и желать не приходилось, но…
Бритва вернулась к подбородку, но тут же замолкла: электричество от генератора вырубилось окончательно. Но Мережко продолжал сидеть без движений. Нежданная просьба батюшки ему была особо приятна тем, что после стычки с вертолетчиком и особистами палатка его не только не опустела, но и наполняется новыми людьми. Только и цена вопроса несоизмерима.
– Я в штаб группировки, – дал себе люфт на отказ Мережко. Хотя можно и доложить руководителю операции о батюшке и уже с чистой совестью сообщить тому предсказуемый итог. – Так, здесь все подписано, – передал листочки Алене, – а вы подождите меня.
Тронул на ходу струны гитары: ты тоже подожди. На улицу вышли вместе с Аленой. Солдаты шныряли уже с оружием в руках, в банданах на головах, и это снова красноречивее всего говорило о приближении выхода.
– Может, успею купить чего? Я к Зинке в Военторг могу заглянуть, там черешню завезли, – позаботилась Алена о разрывающемся на минутки Мережко.
– Черешня – это хорошо. Но – время. Я побежал. До возвращения.
На удачу, вдоль колючки пролетел какой-то сумасшедший БТР, подняв столб пыли. Свои-то ездят по-кошачьи, если и поднимая пыль, то по щиколотку колес, а тут залетный дал возможность спрятаться от всех в бархатной завесе, поймать руки друг друга, даже прижаться на миг. Но когда воздух, как вода в океане, абсорбировался, очистился от пыльной взвеси, Мережко в расположении роты уже не было.
Ровно через сутки его имя зазвучало и не сходило с уст в штабе группировки. Вызванный к командующему полковник Громак застал там Играева, который перед заходом к генералу успел сообщить причину вызова:
– Мережко тяжело ранен. Его группа в засаде.
Вбежавший вслед за вертолетчиком в приемную Сердцев знал меньше всех, но времени на объяснения не оставалось, и адъютант распахнул дверь в кабинет генерала.
Тот вышел навстречу, пожал руки, разрешая не представляться по-уставному. Время, судя по всему, не терпело, но он замер у окна, глядя вдаль со второго этажа бывшей сельхозконторы, приспособленной под штаб. Офицеры ждали. Месяц назад у командующего в совершенно неожиданной засаде там же, в Аргуне, погиб сын, и, возможно, он примерял ситуацию с Мережко вновь на себя. И в который раз наверняка крутилось сомнение: а все ли сделал для спасения сына?
Вообще-то Чечня многим удивляла, и в первую очередь Москву. Как там в песенке:
И пока министры делили заводы и фабрики, депутаты – влияние на этих министров, пока телевизионщики поносили армию и ее командиров, эти самые генералы закрывали бреши своими сыновьями: семь офицеров, надевших в свое время погоны по примеру отцов-генералов, остались не в Арбатском военном округе протирать штаны, а полегли на склонах и в ущельях Чечни. Статисты вдруг обнародовали и другую удивительную цифру: процентное соотношение офицеров, закрывших своей грудью от пуль солдат, превысило показатель Великой Отечественной войны, когда именно солдаты закрывали собой командиров. Что-то поменялось в обществе, но стоящие в кабинете офицеры и генерал, сами отцы, сами не менее других желавшие, может быть, отдыхать на Канарах, думали не о нефти, яхтах, яйцах Фаберже, фотографиях в глянцевых журналах, а о спасении подчиненных. «Тридевятое царство» выбивалось из общего ритма, задаваемого Москвой, оно казалось другой планетой, населенной инопланетянами. А по сути «совками», «рашкой», потому что от них за версту несло Советским Союзом, где за людей не только волновались, но и несли моральную ответственность. И понятие Родины сошлось на конкретном человеке – морском пехотинце, старшем лейтенанте из тридцать девятого автомобильного региона.
– Группа блокируется на этой высоте, – ткнул генерал карандашом в коричневые извивы с зелеными кляксами лесов. Громак по летной привычке распахнул планшетку, «перенес» район на свою, более подробную карту: в воздухе на это времени нет, и хотя никто пока в полет не посылает, ясно, что это всего лишь вопрос времени. Затоптался на месте: ясно, куда бежать, но пока неведомо, что делать. – Старший лейтенант Мережко ранен, осколок застрял в голове, требуется срочная операция. Если до утра и доживет, то станет… дурачком.
Генералу не хотелось произносить этого слова, но иного не подобралось. А может, он просто повторил слова батальонного врача, передавшего о состоянии командира. Посмотрел на Сердцева. Тот непроизвольно дернул головой: и дурачком вряд ли будет, потому как до утра не доживет.
– Как быстро может добраться техника в этот квадрат? – повернулся командующий к Играеву.
– Я бы ее не рискнул посылать, товарищ генерал. Пожгут. Дорог особых нет, имеющиеся заминированы. Ночь впереди. Пожгут.
Это командующий прекрасно знал и сам. Словно информация вновь, как и с сыном, ушла из-под рук – по крайней мере, встречи с Хаттабом хотя и искали сами, но надеялись на столкновение хотя бы к утру. Опередил араб, львом прыгнул, учуяв наживу. Потому и держал генерал последнее слово за вертолетчиком, своей крайней палочкой-выручалочкой. Плотный, коренастый, которого одень в «гражданку» поплоше – и покажется вылитым докером-механизатором, то есть грузчиком в порту, ему и придумывать ничего не осталось, кроме как встать по стойке «смирно»:
– Если взлетать немедленно, до наступления темноты можем успеть.
– На гору садится туман. Видимость 300 на 3, – проявил свои навигационные познания генерал. Значит, нижняя граница видимости – 300 метров, по горизонту – 3 километра. Пока терпимо, но наверняка все будет меняться только в худшую сторону. И все же основная беда в другом: при наличии «духов» второй вертушке не приземлиться, ведомому придется кружить рядом и отбиваться.
– Сколько человек забирать с раненым?
– Всех! Это 35 человек. Они свою задачу выполнили.
Офицеры удивленно посмотрели на командующего. У Играева свои брови наверх: операция сворачивается не начавшись, а командир говорит об ее выполнении? Громаку своя головоломка: морпехов высаживали три вертушки, а забирать на одной? Но из штанов еще никто не выпрыгивал, такое количество народу просто физически не втиснется в машину. Тут, если по-честному, хотя бы одного Мережко вывезти…
– Товарищ командующий, если лететь – то лететь. Время, – посмел поторопить начальство вертолетчик. – Количество – оно потом, по ходу движения, сначала надо добраться до крайней точки.