Страница 34 из 38
– Дон Дали, мы приносим Вам свои соболезнования, скажите, когда Вам удобнее забрать тело Вашей жены?
– А для чего? – непонимающим голосом ответил художник.
– Вам ведь надо ее похоронить?
– Да, конечно. Я приеду сегодня и заберу свою Галу.
Он беспомощно положил трубку и позвал дворецкого:
– Каминада, позови водителя, мы отправляемся за ней.
Он устало встал и отправился в морг. Машина подъехала к служебному входу центральной больницы Барселоны. Дали направился в дальнюю часть территории, где одиноко стояло здание морга. Его встретил санитар:
– Проходите вот сюда.
Сальвадор прошел по белым холодным коридорам и вошел в светлую комнату. На хромированном столе лежала его Гала. Она была укрыта белой простыней. Санитар хотел поднять простыню, чтобы открыть лицо, но Дали тихо сказал: «Не надо, я сам».
Он откинул белую ткань и посмотрел на свою супругу. Лицо ее было спокойным и умиротворенным. Смерть она приняла с распростертыми объятиями. Ушли все мучения, страхи, и теперь лицо светилось удовлетворенностью. Дали долго стоял у тела Галы. Мыслей не было, но сознание окутывало новое ощущение: «Как я буду жить без нее?» Кто-то тронул его за плечо.
– Где Вы будете хоронить Вашу супругу?
– Что? – Дали вздрогнул. – Хоронить? – тут страшная боль прорезала всю его душу. – Хоронить Галу? – он до крови закусил губы. – Она просила похоронить ее в своем замке, – тихо прошептал он.
Медик удивленно посмотрел на художника:
– Но по закону можно хоронить только на официальных кладбищах.
– Мою Галу похоронят в земле на общем кладбище? Но она этого не хотела…
– Но закон есть закон, – санитар понимающе кивнул головой.
– Хорошо! – Дали вдруг встрепенулся, в нем внезапно проснулась решительность. – Гала будет похоронена там, где она хотела! Возьмите деньги! Оденьте мою жену и отнесите в мою машину!
– Но, дон Дали, этого нельзя делать!
– Я дам Вам в три раза больше! Выполняйте, что я сказал!
Санитар понял, что спорить бесполезно. Тело Галы одели в платье и отнесли на заднее сиденье «кадиллака», Дали попросил медсестру сопровождать его до замка Пуболь.
Дорогой автомобиль выехал из ворот больницы. Охрана видела водителя, рядом сидел пожилой солидный человек с большими усами, а сзади – две женщины. Автомобиль рванул вперед. Машина ехала по улицам Барселоны, на голубом небе светило яркое солнце, нарядные люди гуляли по тротуарам, радуясь жизни, и никто не обращал внимания на проезжающий автомобиль. Никто не догадывался, что это был последний траурный путь легендарной женщины, которую видел, наверное, каждый житель страны, Европы и мира на знаменитых картинах Сальвадора Дали. Уходила целая эпоха. Тихо, незаметно, нарушая законы и ища своего полного успокоения. Автомобиль въехал во двор замка Пуболь. Слуги достали тело Галы из машины и отнесли в дом. Вскоре пришли санитары, они забальзамировали тело, одели его в самое любимое Галой красное платье от «Диор» и положили в специальный прозрачный гроб в заранее приготовленный склеп. Теперь она напоминала Белоснежку из сказки, которая лежала в хрустальном гробу. Казалось, она просто прилегла на некоторое время. Сейчас она откроет глаза и потянется, обнажая свое точеное красивое тело. Дали сидел рядом и любовался женой. Даже сейчас она была необычайно красива, красное платье подчеркивало линии ее тела. Дали не выдержал и разрыдался:
– Гала, на кого ты меня оставила?
Он вспомнил ту безобразную ссору, когда в порыве ярости избил ее своей тростью. «Зачем я это сделал? Зачем? Как мы не умеем дорожить теми, кого любим…»
Он устало встал. Гроб опустили в склеп и накрыли стеклянной крышкой. Только сейчас Дали осознал, что остался в этом мире абсолютно один.
Глава 53
Художник поселился в замке, где покоилась его жена. Она мечтала жить в своем замке, и теперь он стал ее домом навсегда. Год назад врачи выявили у Дали болезнь Паркинсона. Тогда художник не придал этому значения, но сейчас болезнь начала прогрессировать. Ушла Гала, и Дали остался один. Однако у него еще оставалась главная зацепка – живопись, ради которой он трудился, и только она была смыслом его жизни. Дали пришел в свою мастерскую, трясущимися руками достал мольберт и холст. Где-то в углу лежали кисти, художник долго их искал. Он развел краски и попробовал начать писать, но руки тряслись и все время смазывали штрихи, которые он наносил на холст. Художник пытался взять себя в руки: «Сальвадор, успокойся! Все пройдет! Сейчас посидим и начнем заново!» Но все повторялось вновь. Свою боль Дали держал в себе, никого не посвящая в свои беды. Единственным его желанием было создание картины.
Превозмогая себя, он вновь приступил к работе. Дали закрыл глаза. Воспоминания унесли его на пятьдесят лет назад в рыбацкий поселок Кадакес. Большой пустынный пляж, голубое небо, облака, где-то вдалеке виднеется море. Как хорошо все эти пейзажи запечатлелись в сознании. Дали вспомнил, каким он был молодым, как хотелось проявить себя, совершить нечто невозможное. Этот пляж, море, потрясающей красоты небо в лучах сияющего солнца. Художник, стараясь удержать кисть в руках, наносил первые мазки его будущей картины. Дали пока не понимал, что он напишет. «Начиная картины, я еще не знаю, что будет на них. Моей рукой правит что-то бессознательное, глубоко сидящее во мне. Но сейчас я знаю одно: эта картина должна быть посвящена Гале. Нет, она не умерла, пока живы мои картины – жива и она». Он долго сидел у полотна, нанося мазок за мазком, перенося на холст все свои воспоминания. Было уже поздно, художник не заметил, как прошел день. Идея не приходила. Он отправился спать. Ночью Дали мучили кошмары, то он с пеной у рта начинал кричать на Галу, то бил ее тростью, то толкал с лестницы. Темные страшные руки выползали из разных углов комнаты, пугая его длинными костлявыми пальцами с грязными ногтями. Дали ворочался в кровати, ночное видение пугало его. Он несколько раз просыпался, вскакивал с кровати со словами: «Что? Что? Где я?» и опять измученный падал на матрас.
Под утро Дали успокоился, к нему пришло умиротворение. Рядом на кровати на боку лежала его Гала. Она закрыла глаза, ее подбородок выступал вперед. Дали залюбовался ею: «Какая она у меня красивая! Какие черты лица!» В ней было что-то необычное, очертания ее губ, которые так манили к себе, до боли знакомые щеки, любимый нос – все поражало художника в этом лице. Он не видел глаз, лба – они закрыты спадающими волосами. Сейчас она повернется, потянется в своей мягкой кошачьей манере, от которой у Дали захватывает дух. Она спокойно спит, умиротворенная, чистая, с мягкими чертами лица. Дали хотел поцеловать ее в щеку, но в этот момент Гала превратилась в облачко, которое потихонечку растворилось в небытие.
Утром художник не стал завтракать, а сел за картину. В это время он превращался в другого человека, только работая он становился тем, кем был на самом деле – серьезным, сосредоточенным тружеником. Он писал по двенадцать, четырнадцать часов в день, забывая про отдых и еду. Дали смотрел на холст, где были набросаны очертания пейзажа близ столь любимого им Кадакеса. Руки тряслись, голова постоянно подергивалась, болезнь прогрессировала, и нужно было спешить. Художник, напрягая всю свою волю, начал выводить очертания профиля любимой Галы, которая лежала на чистой постели. Сейчас ее профиль переносился на пейзаж. Сначала он хотел изобразить ее в ярких тонах, но потом понял, что картина будет не о том. Он бросил кисть, закрыл глаза и подумал о Гале. Сейчас она лежала в хрустальном гробу, бледная и холодная. Можно было подумать, что прекрасная женщина наслаждается спокойствием. Губы Дали затряслись от одного воспоминания о ней. Слезы потекли по его морщинистым щекам. Рука потянулась к кисти, сейчас она не тряслась. Мощными, быстрыми мазками он стал писать столь знакомый и родной образ жены.
Дали не заметил, как прошел день. Он ничего сегодня не ел. Раньше его Гала принесла бы еду в мастерскую, он не отрывался от работы, она кормила его с ложечки, осторожно вытирая усы и испачканное лицо. Дали помнил, как он сердился, ругался, но она, не обращая внимания, кормила его, заботясь о здоровье великого художника. Сейчас некому было думать о старом человеке, кроме обслуги, но кто он был для них. Художник устал, он отправился в склеп, чтобы побеседовать со своей Галой. Дали молча стоял у могилы жены, моля ее о прощении.