Страница 14 из 15
— В самом деле!
— Надо нас понять, Ваше высокопреосвященство. Постепенно население острова убывает. Мы изолированы от всего света. Пароход стоит дорого. За покупками ездят наши парни, когда продают рыбу на Киброне. Я вынужден сам принимать роды у местных женщин, если врач не может приехать. Живем как дикари, честное слово.
Он посмотрел на свои грубые от черной работы руки, обратил на них внимание прелата.
— У меня даже пальцы не гнутся во время молитвы!
— Бедный мой друг, — сказал епископ. — Может быть…
— Никто этого не знает, — продолжал ректор. — Никто… Кроме Господа нашего!.. Тогда я предложил Фердинанду завещать это огромное состояние острову. Гийома уже можно не принимать в расчет… Жоэль, мы даже не знали, где его искать. И мы так нуждались в помощи! А с этими деньгами на острове можно было бы создать морской курорт, талассотерапию, как говорится, привлечь… клиентов, заставить власти хотя бы немного заняться нами… Фердинанд согласился. Я несу моральную ответственность, Ваше высокопреосвященство… Я подумал, что Господь возжелал вызволить нас из этой нищеты!
— И Фердинанд сделал дарственную, — заключил епископ.
— Увы, нет, Ваше высокопреосвященство. Он умер как раз накануне. Это тоже был знак, но я этого не понял. Он только что написал нотариусу на Киброне, попросив его приехать, так как сам был не в состоянии передвигаться. И умер той же ночью. Воля его была, однако, совершенно недвусмысленна. Перед смертью, как раз до соборования, он повторял мне: «Я вам отдаю все… все…» Он настоял на этом. А воля покойного священна.
— Но каким образом?..
— Сейчас узнаете, Ваше высокопреосвященство. Мы с мэром отправились к Гийому. Сказали ему: «Ты долго не протянешь. Не согласишься ли занять место брата? Ты больше не выходишь. Никого не видишь. Нотариус не знает ни Фердинанда, ни тебя. Ты можешь дать дарственную. Мария… это приходящая прислуга… Мария предана нам: не ей же нас выдавать. И никому другому, кстати!
— Господин ректор!.. Возможно ли такое?..
— Разумеется, Ваше высокопреосвященство. Фердинанд сказал: «Я вам отдаю все!..» Тогда Гийома переселили в дом Фердинанда… Только перейти через улицу… а покойного перенесли к Гийому. Отец Оффре, доктор с Киброна, служил также при нотариальной конторе. Он хорошо знал Гийома, но знал также, в какой нищете живут люди на острове, и очень любил нас. Он выдал свидетельство о смерти и разрешение на погребение, все как полагается, и Фердинанд был похоронен под именем Гийома… У нас похороны — дело несложное. Мы все делаем сами и несем усопшего на плечах до самого кладбища… Одна только маленькая трудность: имя и фамилия на могиле… Кладбищем занимается некий Пако… в свободное время — ведь ему тоже нужно рыбачить. И когда ясно, что кто-то долго не протянет… дело привычное… Пако начинает гравировку на камне, чтобы конец не застал нас врасплох. Само собой, он начал гравировать имя Фердинанда… Пришлось доставить с Киброна другой, примерно такой же надгробный камень. Пако воспользовался внезапной бурей. Заново выгравировал имена дедушки и бабушки, имя Ивонны Менги, добавил Гийома…
— Невероятно!
— Выбора не было. Гийому понравилось у Фердинанда. Там были сувениры из Канады, которые привез брат! Вначале, правда, он чувствовал себя немного не в своей тарелке… Хотел, чтобы ему вернули его обстановку. Но ведь это невозможно, не так ли?.. В конце концов перенесли то, что смогли: чучело собаки Финетт, семнадцать лет прожившей в его доме… буфет… часы… разную мелочь, которая была ему дорога. Потом стали ждать нотариуса для составления дарственной. Мы с мэром были свидетелями… Заметьте, Ваше высокопреосвященство, если бы Господь призвал к себе Гийома первым, именно так все и произошло бы… И даже если бы сегодня Гийом был мертв… никакой проблемы не было бы. К сожалению…
— Как, господин ректор, не станете же вы уверять меня теперь, что нашли… — воскликнул епископ.
— Нет, Ваше высокопреосвященство. Только… Жоэль, сын Менги, вернулся…
Прелат поднял глаза к небу и сказал несколько слов по-латыни, которые ректор не понял.
— Мы были весьма раздосадованы, — продолжал он. — …Как только трактирщик предупредил меня…
— Это потому, что он тоже был в заговоре? — прервал епископ.
— В каком заговоре? — искрение удивился ректор. — Нет, просто, как всегда, мы договорились между собой. Я ввел в курс дела и Гийома, чтобы тот не наделал глупостей, когда племянник нанесет ему визит. Но Гийом держался как подобает. Малый ничего не заметил. Он ведь был совсем ребенком, когда его увезли отсюда! Если бы он заметил какую-нибудь странную подробность, узнал бы мебель, что-то принадлежавшее другому дому, ну что ж, мы сказали бы ему, что Фердинанд унаследовал все это от Гийома; но нам лгать, слава Богу, не пришлось!
— Ну, а у него… в его собственном доме… не было разве каких-нибудь там семейных реликвий, которые могли бы вызвать подозрение?
— А! Я как посмотрю, Ваше высокопреосвященство все видит насквозь! — прошептал уважительно ректор. — Совершенно верно! Например, альбом со старыми фотографиями, мы о нем было забыли. Как мы перепугались! Я воспользовался тем, что Менги отсутствовал, чтобы проникнуть к нему в дом…
— Как вор!
Ректор с достоинством выпрямился:
— У нас на острове, Ваше высокопреосвященство, дома никогда не запираются. Кто угодно может войти, и его всегда примут радушно… Альбом служил подставкой маленькому паруснику. Судя по пыли, я убедился, что Менги его еще не перелистывал. Тогда я вынул фотографии обоих братьев, на которых были надписаны имена.
На мгновение священник замолчал, затем метнулся в нарастающем беспокойстве.
— Это все? — спросил епископ.
— Увы, нет, Ваше высокопреосвященство… Я еще не касался самого трудного.
— Право, господин ректор, вы страшный рассказчик, — сухо промолвил епископ.
— Я всего лишь бедняга, оказавшийся в затруднительном положении!…Два дня назад из Гамбурга прибыла девица… особа легкого поведения, если Ваше высокопреосвященство улавливает, что я имею в виду… Доказательство? Она сумела охмурить Ланглуа, который посадил ее в свой баркас… Она направилась к Ле Метейе, в гостиницу. Наговорила ему всякого… то есть вполне достаточно, чтобы Ле Метейе сообразил, что между нею и Менги…
— Понимаю.
— Ну и он, конечно, меня предупредил. Он встревожился. Эта девица по имени Хильда… Хильда, — можете себе представить! — по всей видимости, замышляла недоброе. Менги ее бросил…
— О Господи!
— Тогда мы с мэром спрятались около дома Менги. Днем он ездил на Киброн. Несчастный! Он был выпивши, да как!.. Ну вот, является девица. Они поругались. Все произошло так быстро, что мы не успели вмешаться. Он ей угрожал. Она убежала на берег и упала со скалы… Разбилась насмерть.
— Господин ректор, насколько я понимаю, это дело жандармерии.
— Жандармы! — в ужасе воскликнул священник. — Начнем с того, что мы никогда не имели с ними дело. Чтобы они совали всюду нос? Нет, Ваше высокопреосвященство! В конце концов это всего лишь несчастный случай. В газетах их полным-полно. Нельзя же из-за какого-то несчастного случая поставить под сомнение начатые работы… ведь это самое главное! Строительство началось. И это сотни миллионов франков… Дать задний ход немыслимо.
— Вы меня приводите в ужас, господин ректор. У вас…
— Так вот, я сначала молился, потому что начинал терять голову. Потом меня осенило. Оставалось только одно: спрятать труп, похоронить его. Менги заперся у себя. Только двое знали, что случилось: Ле Метейе, свой человек, и Ланглуа, добрый христианин. Руки у нас были развязаны. Итак, мы с мэром…
— Господин ректор!..
— Другого выхода не было. Иначе Менги обвинили бы в убийстве.
— Вы рассказали ему?
— Нет, конечно! Ему ведь спасли жизнь. Мы были квиты. Быстро вернулись к Ле Метейе, он переписал старый реестр заново — таким образом, фамилия девицы исчезла. А потом мы отправились вразумлять жену Ланглуа. Наши люди быстро понимают что к чему.