Охотники. Пророчества Разрушения

– Тут хочешь не хочешь, а магов знакомых вспомнишь, – проворчал мастер, из-под руки вглядываясь в дождливую даль. – Был у меня один, не охотник, как мы, а так… идейный, значит, мститель.

– А мы разве нет? – осторожно рискнул ученик.

– Мы-то?! Нет, конечно! – Наставник даже привстал в стременах. – Мы вампиров давим и душим потому, что они адские отродья и погибель рода человеческого, а не из-за мести какой.

– Но, учитель, когда вы про друга своего рассказывали… который упырём заделался… когда вы с другими охотниками его взяли…

– Мы не мстили. – Старшой назидательно поднял палец. – Мы карали. Мы были законом, парень. За убийства, за душегубство отвечать надо. Он и ответил – посажением на кол. А месть тут ни при чём. Потому как уж если мстить – так это тому упырю, что друга моего обратить сумел. Так вот, я-то речь про мага вёл – ходил он с нами, было дело, потому что у него когда-то девчонку высосали досуха и уморили. Не обратили, нет – просто уморили. А он, дескать, молод тогда был, глуп, не распознал, не раскусил… ну, а потом, выучившись, в силу войдя – мстить решил.

– Его, конечно, сожрали, мастер?

– Правильно думаешь, парень, но нет, не сожрали. Уж больно маг хорош оказался. Не из тех, про кого я речи вёл, что, дескать, ничего тяжелее пёрышка в руках не держали. Да и мы с ним были.

– Но ведь магия людская на вампиров не действует?

– Верно, приятель. Не действует, иначе не требовались бы такие охотники, как мы, кому чары – немалое подспорье, но убивают упыря всё-таки не они. Вот потому маг-то на подхвате у нас большей частью оставался. Вдобавок упыри на него клевали хорошо, всем им лестно было настоящего волшебника завалить. Да и то сказать, кое-какое колдовство весьма нелишним оказалось, например, всякие ледяные ловушки, обездвиживающие, ослепляющие и прочее. Я у того мага многому научился, хотя, конечно, я не настоящий чародей. Не без способностей – как и ты, – но не более. В общем, было бы у нас время – не пожалел бы задницы, о седло бы сбил, но мага этого повидал и с нами пойти б уговорил. Да только забился он, говорят, далеко, на самый север…

– Это где невысоклики, сиречь половинчики живут?

– Угу, они самые. Не знаю, шастают ли туда вампиры, нет ли, но пока что заказов из тех краёв не поступало. А жаль – лучше, чем те малыши, никто готовить не умеет, ни при княжьих дворах, ни при королевских. Эх, сгодился бы нам тот маг, да только нет его здесь, так что разговоры разводить нечего. – Мастер досадливо поморщился. – Без него обойдёмся.

Глава 2

Чародей и волшебница

На дальнем севере с вечных, никогда не тающих ледяных полей, намертво сковавших полярные моря, уже несло зимним холодом.

Припроливье и Запроливье, Империя Креста и королевства с княжествами – всё осталось далеко на юге. Здесь же на дни и дни пути тянулись пустоши, где тундра мало-помалу сменялась лесами, всё более и более густыми. Наконец им удавалось целиком заполнить все свободные пространства, слиться в единый, сплошной ковёр, расстилавшийся от берега до берега.

Чёрный Лес.

Жизнь, однако, имелась и здесь. Но всё больше вдоль моря – охотников забираться в глубину чащи нашлось немного.

Ну, а где есть жители, найдутся и чародеи.

Одинокая башня волшебника, как и положено, рыбьей костью торчала на крутом утёсе, отвесно обрывавшемся вниз, где ярились тёмные волны, ещё не скованные зимними морозами. В полулиге к востоку, однако, берег выглядел совсем иначе, скалы исчезали, в сушу врезалась укромная бухта с вытащенными по осеннему времени на берег рыбачьими баркасами; от неё вверх вилась дорога, а вдоль дороги – низкие, вытянутые домики половинчиков. Больше всего дома эти напоминали ветви дерева: широкие корни входа, от главного «ствола» вправо и влево отходили отростки гостиных, спален, кладовых, больших кухонь, кухонь малых, столовых, или, как говаривали хозяева, поедушечных, закусательных и перекусочных. В еде половинчики – они же невысоклики, халфлинги, полулюдики или низушки – толк знали.

Крыты дома были дёрном, круглые окошки весело глядели на все стороны света. Над трубами дружно поднимались дымки, по улочкам сновали деловитые обитатели с большими корзинками, битком набитыми снедью.

По всему выходило, что деревня процветает. Все изгороди и заборчики – наново покрашены, ставни – подновлены, и даже последние осенние яркоцветы в бочках и ящиках под окнами радовали глаз нарядными лепестками, уже готовыми опасть, но державшимися до последнего.

Дорога насквозь пронзала деревню, бежала дальше на запад, мимо ухоженных полей, огородов, теплиц, сараев; перепрыгивала через ручей с горбатым каменным мостиком над ним; опасливо сузившись, точно в испуге, протискивалась через мрачные и высокие каменные врата, скалу, в теле которой неведомые силы пробили высокую и неширокую – едва телега проедет – арку.

Вела напрямик ещё немного, оставляя по правую руку массив высокой и острой Чайкиной горы, и упиралась прямо во двор чародея.

На первом этаже башни волшебника уютно горел камин, рассыпая искры. По стенам, отделанным резными панелями тёмного дерева, тянулись длинные ряды полок, заставленных всякой всячиной – книги, утварь, какие-то банки, склянки, бутылки, шкатулки большие, средние, малые… и тому подобное. Правда, даже этот беспорядок выглядел мило и по-домашнему.

Отдельно, над камином, висел ковёр, на котором устроилось оружие. Пара чуть изогнутых лёгких мечей, какими сражаются обоерукие воины; цепной кистень, длинная тонкая цепь с грузиком на конце, пара двухдужных арбалетов, бандерилья с полудюжиной метательных ножей.

У огня в пол из тёмных дубовых досок намертво вросли два глубоких кресла с подставками для ног и низким столиком между ними.

За плотно закрытыми от порывов ветра ставнями и задвинутыми шторами, у горящего камина в кресле сидел человек – средних лет, худощавый, с острым подбородком и тонкими, хорошо очерченными губами. На лице выделялись глаза – большие и карие, они не прятались под густыми бровями, напротив – смотрели на мир весело и с хитринкой.

Облачён он был в мягкие домашние порты выделки половинчиков и их же работы тонкую рубаху с кожаной жилеткой. На коленях устроился пушистый кот, у ног замер, положив тяжёлую морду на лапы, здоровенный волкодав.

– Мр-р-р, – жмурился и пырчал кот, подставляя шею под пальцы хозяина. – Мур-р-р…

Глаза у него аж призакрылись от удовольствия.

Волкодав порой приподнимал голову, бросая на кота взгляд, который так и подмывало назвать ироническим. Бросал взгляд и тоже толкал хозяина широким лбом в бедро, требуя своей доли почёсываний и поглаживаний.

Человек в кресле усмехался и принимался чесать за ушами обоих своих компаньонов.

Дрова в камине пылали ярким, весёлым, жарким огнём, однако – странное дело! – не прогорали. Точнее, прогорали, но каким-то дивным образом возникали из угольев вновь, прямо там, в распахнутой пасти камина.

Человек тоже прикрыл глаза. Он улыбался. На столике стоял недопитый бокал красного вина, лежал раскрытый журнал во внушающем уважение кожаном переплёте с парой замков; поперёк страницы было небрежно брошено перо, а по желтоватой бумаге бежали вереницы странных рун, символов, пента-, гепта- и октаграмм.

Завывал за стенами башни северный ветер, но здесь, внутри, было тепло и уютно. И в домах половинчиков тоже тепло и уютно, и вдоволь еды запасено на зиму – обо всём этом он уже позаботился.

И о многом другом, не столь приятном, он позаботился тоже. Таков долг волшебника.

Можно откинуться, прикрыть глаза, гладить пушистый и мягкий бок свернувшегося на коленях кота, чесать за ухом верного пса, думать о нескорой весне, о прежней жизни, что осталась далеко на юге, думать не с печалью или даже грустью, пусть и «светлой», но вспоминая одно лишь хорошее.

Одно лишь хорошее…

– Мр?! – Кот внезапно напрягся, навострил уши, зелёные глазищи широко раскрылись.

Вскинулся и волкодав. Глухо зарычал, нагибая голову и делая шаг к дверям.