Страница 22 из 73
*
Возвращались из театра пешком. Леонид, конечно, предлагал вызвать такси “и не париться”, но Анне хотелось прогуляться. Да и Леонид не возражал, оба они были переполнены эмоциями и впечатлениями от просмотра спектакля. И с удовольствием вываливали их друг на друга. Путь был не близкий, время позднее, холодало. Леонид предложил завернуть по пути в пиццерию покушать и погреться. Предложение было рассмотрено и сочтено приемлимым. И даже горячо поддержано, после того, как Анна вспомнила о наличии отсутствия в их квартире какой-либо готовой еды, а в холодильнике достаточного запаса продуктов быстрого приготовления. А тот факт, что Леонид обладает буквально-таки антиталантом в кулинарии, однозначно определял, того, кто должен будет на них двоих готовить. Так что в голосовании по вопросу: покушать дома или в пиццерии, ее голос был за пиццерию.
- Кажется я определился со своими планами на будущее, – между прочим, запив кусок пиццы томатным соком, заметил Леонид.
- Серьезно? – удивилась Анна, отставляя в сторону свой бокал с молочным коктейлем. – Поделишься?
- Почему бы и нет? – пожал плечами юноша. – Только чур не смеяться!
- Даже так?
- Именно так.
- Ладно, постараюсь, – убрала с лица улыбку девушка, но в глазах продолжали искриться искорки веселья.
- Я хочу когда-нибудь сам сыграть на этой сцене! – торжественно, как страшнейшую тайну, открыл ей Леонид.
Девушка сдержалась, не позволив себе расхохотаться в лицо спутника, но прикрыв лицо руками, все же хихикнула. Затем руки убрала.
- Ты серьезно? Извини, не могу тебя представить на сцене. Совсем не получается.
- Ничего, не Боги горшки обжигают, – не обиделся юноша. – Я ведь понимаю, что мгновенно ничего не делается, что всему надо учиться, а к мечте идти долго и упорно, преодолевая сотни и сотни препятствий на своем пути. Но тут ведь главное не отступать и не сдаваться.
- Но тогда тебе придется поступать в театральный институт, а ты вроде бы не собирался?
- Тогда у меня не было задачи, – пожал плечами Леонид. – Теперь задача есть.
- Но туда попасть еще надо. Насколько я знаю, там чуть-ли не десять человек на место...
- Что ж, значит надо начинать готовиться, лопатить литературу, нанимать репетиторов, начинать ходить в театральные студии... Работы предстоит много, но задача поставлена – и это главное. Я думаю так.
- Что ж, значит свободного времени теперь у тебя поубавится...
- Что ж, да будет так! Я решил!
*
====== глава 22 ======
У полковника Сомова день не задался с самого утра. Вроде бы ничего серьезного, но мелочи действующие на нервы... Сломался компьютер в кабинете, пропала любимая перьевая ручка с золотым пером со стола. Обнаружилась в запертом сейфе. Да не просто так, а с потекшими из нее чернилами. И чернила эти залили половину бумаг в этом сейфе. Вот вроде бы давным-давно наступила космическая эра, всеобщая и всеобъемлющая информатизация и оцифровка, а самым надежным носителем информации все равно остается бумага. Пусть от первоначального состава в ней нынче осталось одно лишь название, все натуральные компоненты навроде целюлозы заменены синтетическими, но форма, цвет, плотность, форматы, свойства остались примерно такими же. И все важные приказы и документы с маниакальным упорством продолжали печататься на ней, не смотря на то, что существуют уже сотни лет и электронные подписи, и крипто-метки и “электронные печати”... Но бумажному документу все одно до сих пор верят больше. В довершении “великолепного” дня, сломался служебный флаер. Причём сломался серьезно, так, что пришлось его гнать на ПТОР. И даже там не брались сказать, когда именно флаер вернется в строй. Сомов выдал по первое число и водителю, и ремонтному взводу, и вообще всем, кто подвернулся под руку. Плюнул на все и пошел домой пешком, благо жил он буквально в десяти минутах от училища. Вот только время было уже позднее. Солнце село, и город накрыли сумерки. А в одном из узких проулков, через который пролегал путь полковника, вообще были испорчены три из четырех уличных фонарей освещения. Вот спрашивается как? Они же все антивандальные, простым камнем не сломаешь, и рогаткой не разобьешь, да даже мощная пневматика, до сих пор популярная у подростков и молодежи, пасует перед этой задачей. Но вот он факт – три из четырех фонарей испорчены. Сомов только покачал головой. Но в следующий момент остановился под единственным уцелевшим источником света в этом переулке. Впереди темнел человеческий силуэт. Фигура не высокая, мужская, руки убраны в карманы брюк. И стоит этот самый силуэт ровно по середине прохода. А еще веет от него угрозой. Не просто так он тут стоит. Вовсе не просто так. Ждет. И почему-то полковник был уверен, что именно его, Сомова ждет. Сомов остановился. Силуэт медленно двинулся на встречу. Спустя минуту вошел в круг света. И натренированная за долгую военную карьеру “чуйка” просигналила полковнику, что все неприятности этого дня лишь готовили его морально к этой встрече. В круг света вошел бывший кадет Жестянкин. Одет он был в легкую рубашку и светлые брюки. Гражданскую рубашку и гражданские брюки. На голове его покоилась кепка, придающая в сочетании с руками засунутыми в карманы вид нарочито хулиганский, агрессивный, который дополняла зубочистка, зажатая между зубов юноши. Мужчины молча стояли и смотрели друг на друга.
- Ну здравствуй, полковник, – перекинув зубочистку в другой угол рта, сказал Жестянкин.
- Здравствуй, Леонид, – настороженно ответил на не слишком вежливое приветствие Сомов. Ничего хорошего от этой встречи он не ожидал. И жалел о том, что оставил свой табельный пистолет на работе в сейфе. Вот именно сейчас он бы сильно пригодился полковнику, хотя бы просто ободряя и придавая уверенности, которой почему-то в данный момент не было. Не то, чтобы боевого полковника ВС Империи пугал какой-то сраный молокосос, подкарауливший его в темном переулке. Нет. Но это был не просто молокосос, это был Жестянкин. Ленька Отмор, харизматичная сволочь, лидер курса, Чемпион училища, не раз и не два поднимавший “восстания” против несправедливости и произвола Преподавателей. И самое противное, что каждый раз добивавшийся своего. Два Преподавателя в результате этих “восстаний” вынуждены были уволиться из стен училища. А один несправедливо уволенный восстановлен в правах и в должности.
В тот момент, когда Сомов подписывал приказ об исключении его из Училища, то ожидал взрыва, очередного “восстания”. И насколько он был осведомлен, “волна” начала подниматься, но остановил ее сам Жестянкин. А потом была тишина. Тихо подписал обходной лист, тихо сдал форму и имущество, тихо получил документы и тихо ушел. Четыре дня прошло. И вот он здесь. И все существо Сомова говорит о том, что ничего хорошего от этой встречи ждать не приходится. А уж в то, что она случайна, не поверил бы и самый наивный в мире человек.
- Тебе повезло, полковник, – сказал Жестянкин, пожевав зубочистку.
- В чем же? – напрягся еще сильнее Сомов.
- Твоя дочь тебя очень любит.
- Причем тут это?
- Сашка взяла с меня слово, что я тебя не трону, – вздохнул Жестянкин. Было заметно, что это обстоятельство бывшего кадета очень расстраивает.
- И это тебя остановит? – приподнял бровь в скептическом жесте Сомов.
- Да, – серьезно ответил Жестянкин. – Сашка – мой друг. И это очень много для меня значит.
- Только друг? Ничего больше?
- Именно, полковник, именно. Если ты про секс и романтику, то скажу прямо – не было ничего между нами. Я слишком ее уважаю, чтобы так поступить.
- С трудом верится, – ответил немного расслабившийся Сомов.
- Дело твое. Не собираюсь ничего доказывать. Я сказал – ты услышал. Точка. Живи, полковник, – припечатал Сомову к груди старомодную папку с бумагами Жестянкин и прошел мимо.
Сделал он это как-то так, ни быстро, ни медленно, что Сомов не смог отреагировать и как-то защититься либо оттолкнуть руку бывшего кадета. Мужчина взял переданную ему папку и недоуменно на нее посмотрел.