В чужом небе

- Подводы вовсе тащатся черепашьим шагом, - уверил меня на второй час езды Горяй. Парень он оказался разговорчивый, хотя по первым минутам нашего знакомства этого никак нельзя было сказать.

Именно он поднял меня с постели ровно в пять утра и после принёс горячую воду. И всё это не сказав ни единого слова. Но теперь его как будто прорвало.

- Мы потому сильно заранее отправляем подводы осенью на комплекс. А то там людям ещё голодать придётся. В этот раз туда везут ещё и смену народармейцев. Недавно у нас новый призыв был. Комплекс теперь что-то вроде лагеря для молодых бойцов. Они там служат полгода после призыва. Постигают, так сказать, военную науку. А после - на фронт прямым ходом.

- Значит, в комплексе сейчас только совсем желторотые ребята? - удивился я. - Начальник охраны там что с ума сошёл? Или думает, будто раз прикончили Вепра, опасности больше и нет вовсе?

- Да не возмущайтесь вы так, товарищ Ратимир, - усмехнулся Горяй. - Половина охраны там - люди бывалые. С фронтовым опытом ещё с Гражданской. Они-то и учат молодёжь уму-разуму. И их для охраны вполне достаточно, но товарищ Дежень считает, что нечего им просто без дела сидеть. Нападения-то пока не предвидится. Вот гоняет их вместе с призывными народармейцами, чтобы не расслаблялись.

Я оценил задумку начальника охраны. Видимо, выбить больше опытных людей с фронтовой закалкой в наше время ему не удалось, вот и пришлось ему идти на эту хитрость. Тут вроде как все в выигрыше получаются, кроме разве что бывалых охранников, которым Дежень не даёт спокойно служить. Значит, человек он толковый, что меня в свете рассказа товарища Дрозда об имперских инспецах, сильно порадовало.

Если честно, я уже настроился ехать и после заката. Не останавливаться же на ночлег в ледяной грязи да ещё и посреди леса. Однако ближе к вечеру нам удалось-таки нагнать едва ползущий обоз. Он состоял из пяти телег, в каждую запряжена пара хорошо откормленных ломовых лошадей. Другие, наверное, не справились бы с нелёгкой задачей - тащить нагруженные под завязку подводы по раскисшей дороге. Рядом с ними брели усталые народармейцы в серых шинелях и с винтовками на плечах. Командовал ими молодой человек в ладном мундире, который только слегка портили грязные сапоги. Он не сидел на подводе, а прогуливался вдоль строя народармейцев, подбадривая их и похлопывая усталых молодых парней по плечам.

Заметили нас с Горяем только когда мы подъехали почти вплотную к задней повозке.

- Надо бы шумнуть издали, - посоветовал мне страж. - А то народ усталый - два дня в дороге, и конца ей не видно. Могут и стрельнуть сначала, прежде чем разбираться.

- Ну шумни, - кивнул я ему, на всякий случай вынимая ноги из стремян. Этому трюку я научился ещё в самом начале службы в Хаджитархане. Так гораздо легче выпрыгивать из седла, если по тебе начинают стрелять.

Горяй вложил в рот два пальца и оглушительно свистнул. От разбойничьего свиста его занервничали лошади, запряжённые в ближайшую подводу. Идущие последними народармейцы как-то вяло обернулись в нашу сторону, один скинул в плеча винтовку и неуверенно нашаривал левой рукой затвор. А командир их оказался куда расторопней. Он пропахал настоящую колею по грязи через весь обоз. В правой руке как по волшебству появился угловатый пистолет имперского производства.

- Кто такие?! - крикнул он нам с Горяем.

- Не признал меня, Кудряй, а вроде не первый год знакомство водим, - усмехнулся в ответ Горяй.

- По какой надобности тут? - не принял шутливого тона младший командир.

Оружие опускать он не собирался. Бойцы рядом с ним как-то приободрились, сбросив сонную одурь. Теперь уже у всех винтовки были в руках.

- И кто это с тобой?

- Моё имя Ратимир, - ответил я. - Я страж Пролетарской революции. Командирован сюда из столицы для проверки безопасности вашего комплекса.

Я спрыгнул с коня. Распахнув плащ, медленным движением забрался во внутренний карман. Я видел, как напрягся Кудряй. Видел, как слегка подрагивает его рука с зажатым в ней пистолетом. Он был готов к тому, что я сейчас выхвачу оружие и открою огонь. Но этого не произошло. Вместо пистолета я медленно вытянул из кармана свой мандат и красную книжечку удостоверения стража заодно. Пройдя пару шагов, протянул их Кудряю. Он неловко взял их левой рукой. С оружием расставаться не пожелал. Тут же сделал знак бойцам, стоящим рядом с ним. Они взяли нас с Горяем на прицел. Не слишком ловко, надо сказать. С оружием ребята обращались из рук вон плохо.

- Документы в порядке, товарищ Ратимир, - вернул мне мандат и удостоверение Кудряй. - С нами будете следовать на объект или обгоните?

- С вами, - ответил я. - Товарищу Горяю возвращаться надо в Усть-Илим, там с кадрами туго. Не могу я ещё и его забирать надолго.

- Да и пропуска на объект у него нет, - строго добавил Кудряй. - Вы садитесь на телегу - дорога у нас долгая ещё впереди. Время терять не стоит.

Я спрятал документы обратно в карман, машинально отметив, как напрягся Кудряй, когда я сунул руку за пазуху. Горяй уже перехватил поводья моего коня.

- Бывай, товарищ, - подмигнул ему я. - Буду в Усть-Илиме ещё поболтаем.

- Бывайте, товарищ Ратимир, - ответил он. - Держите там с этими инспецами ухо востро.

Тоже мне - ценный совет дал. Но острить по этому поводу я не стал. Незачем обижать молодого человека.

Кудряй пропустил меня вперёд, проводил на одной из средних телег. От меня не укрылось, что вокруг неё шагала большая часть отряда молодых народармейцев. Я запрыгнул на подводу, с удовольствием откинувшись спиной на мешки. Теперь мне осталось только поскучать какое-то время, пока обоз не приедет к комплексу.

Скучать в итоге пришлось несколько дней. По раскисшей дороге телеги катили даже медленней чем пешеход на хорошей мостовой. Сверху постоянно сеял мелкий и донельзя неприятный дождик. Временами он усиливался - и тогда длинная вереница подвод вовсе почти останавливалась. Усталые народармейцы брели по грязи, опустив головы. Их шинели намокли и сильно прибавили в весе из-за пропитавшей их насквозь воды. На второй день после того, как я присоединился к обозу, Кудряй разрешил посменно отдыхать на телегах. Однако сам он упорно шагал, лишь иногда позволяя себе опереться на борт какой-нибудь подводы.

Вечерами мы разбивали лагерь прямо на дороге. Вряд ли тут по ночам кто-то ездит. Спали все - и возницы, и народармейцы - прямо на телегах. Ставить палатки и ночевать в ледяной грязи не хотелось никому. Мы разжигали большие костры и караулили по трое. После остановки народармейцы собирали сырой хворост, из которого, казалось, костёр складывать бесполезно. Однако у местных уроженцев были свои способы. Дерево в огне сначала только сильно дымило, а после давало жаркое, ровное пламя. На нём сушили портянки, обувь и шинели. Бойцы сидели на подводах, кутаясь в одеяла, днём надёжно спрятанные поглубже, чтобы и их не промочило дождём. Но и те успели основательно отсыреть и почти не грели.

- Снимите шашку, товарищ Кудряй, - посоветовал я младшему командиру утром третьего дня нашего совместного путешествия. - Зачем таскаетесь с лишней тяжестью?

Я спрыгнул с подводы, уступив место на ней народармейцу, и шагал теперь рядом с Кудряем.

- По форме положена мне шашка, как среднему командиру, вот и таскаюсь, - не слишком вежливо ответил мне тот.

- Вы всерьёз думаете, что она может пригодиться вам? Да у вас в пистолете патронов хватит, чтобы перестрелять едва не половину бандитов, что прячутся сейчас по лесам.

- Может и так, - с равнодушным видом пожал плечами Кудряй, - да только кто ж знает, как всё обернуться может? Приходилось мне и после войны шашкой работать. Да и привык я к ней.

- Артиллерист? - сделал я закономерный вывод. Шашка у него была обычная - пехотного образца, но в траншеях с ней не развернуться, и потому только самые повёрнутые аристократы продолжали их носить. А вот артиллеристы - другое дело. Особенно полевой артиллерии. До них частенько добирались во время боёв вражеские кавалеристы, отправленные в неглубокий рейд по тылам. Вот тогда-то шашки очень даже пригождались.