Страница 120 из 121
Критика вполне справедливо воевала с ложной занимательностью и всяким низкопробным сыщицким чтивом, которое у нас расплодилось в немалом количестве, выдвигала требование показывать живых людей, а не раскрашенных марионеток. Выплескивая воду, надо всегда беречь ребенка. Новое литературное поколение успешно ищет в приключенческом жанре, памятуя о том, что «детективными приемами» пользовались и великие. Все дело в том, какое содержание вкладывается, - ведь занимательность сама по себе превосходное качество. Среди тех, кто вошел в «читаемую литературу», чьи успехи несомненны и значительны, мне и хочется назвать Сергея Высоцкого, нашедшего свою тему, собственный угол зрения и единственную - только ему присущую - ритмикостилистическую интонацию.
Нет необходимости последовательно, в хронологическом порядке рассматривать его произведения. Прозаик давно миновал стадию литературного ученичества. Но я погрешил бы против истины, если бы сказал, что его лицо сложилось и застыло. Нет, автор весь в движении, он видоизменяется, возникает новое и исчезает только-только появившееся, нас ждут сюрпризы и сюрпризы…
Наиболее полно достоинства писателя сказались в повести «Увольнение на сутки», где острейший сюжет неотделим от серьезного и глубокого содержания, где современность неотделима от народности, где героический пафос пронизан гражданственностью, где всюду присутствует драгоценное чувство Родины, преподносимое не умозрительно, а предельно достоверно и вещественно.
Я бы даже сказал, что «Увольнение на сутки» - прекрасный пример напряженного, динамического повествования, показывающего процесс расширения тематики. Мы с нетерпением ждем, к чему приведут нас события; неужели неизбежен роковой и страшный исход? Мы любим юного Гаврилова и трепещем за него, видим его ошибки, промахи, сочувствуем юношеской непосредственности, желаем в трудную минуту остановить его за руку…
В повести сказалась примечательная особенность Сергея Вы-соцкого, связанная с его любовью к великому городу на Неве. Она имеет давние истоки и освящена великими именами. Отрадно, что прозаик принял давний огонь и понес дальше, - пламя его освещает все действие: «Ленинград был совсем рядом. Вцепившись в леер, волнуясь, вглядывался Гаврилов вперед, туда, откуда надвигался огромный город. Тральщик вдруг словно уменьшился в размерах, потерялся. Вот город уже охватил залив полукольцом, и Гаврилов судорожно вертел головой, стараясь увидеть все сразу, ничего не пропустить в открывшейся ему панораме… Он ни о чем сейчас не думал. Просто смотрел и смотрел и впитывал все, что видит, и это наполняло его счастьем». Собственно, вот это счастье - при всех испытаниях и бедах, выпавших на долю героя, помнящего блокадный город, знающего цену черствого сухаря, отлично понимающего, что такое доброта, честность, мужество, умеющего разглядеть себялюбие, подлость, коварство, в какие бы одежды они ни рядились, - дает возможность читателю увидеть жизнь в многообразной полноте.
Город на Неве - полноправный герой повествования. В самой атмосфере произведения нельзя постоянно не чувствовать немного влажный воздух Ленинграда, окружающий все и вся. Но дело не только в поэзии одного из прекраснейших городов мира, имевшего и имеющего певцов. Мы не можем не почувствовать, что для человека, хотя бы только прикоснувшегося к блокадным событиям, это память на жизнь, мета на душе, которую никогда нельзя миновать. Нет, не случайно Гаврилов, встречаясь с родным городом, восхищаясь им, замирая от счастья, все-таки думает о возмездии. Есть поступки, которые невозможно забыть, простить, вычеркнуть. Память вершит суд, и она побуждает молодого человека, еще вчерашнего ребенка, действовать. Гаврилов помнит блокаду - людей, их лица, взгляды, поступки. Он помнит близких и соседей, он жил с ними рядом, получал по одним талонам, - все оставило след, ведь в детстве и отрочестве мир воспринимается с особой остротой. Каждый день осажденного города нес новые испытания. Ребенок впитал в сердце добро, но зло, ранившее его, нс изгладилось; мир не может быть гармоничным, если носитель того, что и быть не должно на белом свете, ходит как равный с равными среди тех, кто спасал Ленинград и ленинградцев. Молодость прямолинейна, и она не желает считаться с тем, что действительность многослойна и не поддается однозначному истолкованию. Здесь я не могу не вспомнить написанное поэтом в военную годину: «Нам было все отпущено сверх меры: любовь, и гнев, и мужество в бою, теряли мы друзей, родных, но веры не потеряли в Родину свою». Собственно, эти слова могли бы стать эпиграфом к «Увольнению на сутки».
Главный мотив не звучит в одиночестве. Он потому и первенствует, что существует хор разнообразных голосов, - если бы этого не было, писатель пришел бы к схеме, напоминающей, но не воспроизводящей жизнь. Один из эпизодических персонажей повести - Ольга Ивановна, «невысокая, худенькая, с гладко зачесанными волосами», - особенно запоминается. Обыкновенная жительница блокадного города перестает играть на рояле - «руки распухли», а потерянные хлебные карточки означают гибель. И разговор-спор ее соседей, выявляющий характеры, воспринимаешь скорее не с бытовой стороны, а как реквием, проникнутый скорбной лирикой по оборвавшейся жизни. Одной из многих.
В совершенно иной тональности написаны другие произведения Высоцкого. Его повести насыщены мотивами, связанными с передвижением в пространстве, аэропортами, самолетами, телефонными звонками, ресторанами и отелями. Но это не внешние приметы. Для миллионов сегодня взлетная площадка такая же реальность, как деревенская улица с прудом и ивами. Но человек, летящий на сверхзвуковом корабле, остается все-таки человеком, - каков он? Каковы его помыслы и поступки? К чему он стремится? Что любит и что отвергает?
Центральный персонаж одной из повестей поставлен в необычную ситуацию. Он, оправдываясь перед самим собой, ища в самом себе поддержки (иначе остается только рухнуть и биться головой об аэродромный бетон), изрекает афоризм, звучащий как самооправдание: «Мой дом там, где я живу…» Но явь опровергает утешительные максимы, когда они всего лишь плод рационального сочинительства, замешанного на цинизме. И перед глазами встает образ дома - города - деревни - родины, - этот образ невозможно заменить или подменить - он единственный. Да, действительно, невозможно не вспомнить давние слова о дыме отечества, что он сладок и приятен, или о том, что родную пыль невозможно унести на подметках. Ноги сами, против воли, наверное, неосознанно приводят бродягу, мельтешащего по свету, к родному порогу: «Он сначала даже подумал, что ошибся, вышел не туда, но взгляд его остановился на большом, потемневшем от старости и дождя доме, наполовину упрятанном в липах и цветущей сирени. Дом стоял на задворках деревни, у проселка, поблескивающего лужами. Это был его дом». И Буров - так звать новоявленного Агосфера, спешащего по довольно сомнительным делам на край света, в далекий экзотический город, - должен узнать, что здесь - в единственном месте земли - он вычеркнут из списка живых, вычеркнут из сердца, что он не нужен никому и никогда не будет нужен. Но что из этого? И вдруг понимает: «Они ему нужны, они ему необходимы. Он столько времени жил без них. А прожить всю жизнь не сможет». Делается вывод, простой и не подлежащий сомнению: человек не может жить без прошлого. К этому можно добавить: народ так же неотделим от своей истории, как от настоящего и будущего. Автор не разжевывает истину, а заставляет читателя подумать самого. И это важное достоинство, ибо юность больше всего и чаще всего нуждается в самостоятельной мыслительной деятельности.
Чрезвычайно удачно обращение Сергея Высоцкого к жанру новеллы. У нас так мало рассказчиков! После безвременной смерти Сергея Никитина ряды создателей рассказов поредели. «Неизвестный голландский мастер» - один из лучших современных рассказов. Я не буду говорить о прекрасной панораме большого невского города - она присутствует в том или ином виде во всех его прозаических опытах. Писатель ставит вопрос о таких важных проблемах жизни, как красота и честность, искусство и действительность, как подоплека поверхностного эстетизма, который нельзя воспринимать с внешней стороны. В пору, когда произошел коллекционный взрыв, рассказ очень современен. В новелле в полную меру проявился своеобразный «вещизм» автора, умеющего видеть окружающее в его предметной реальности. В этом смысле писатель пытается возродить «коллекционную» или «археологическую» новеллу, рождение которой в прошлом веке было связано, как известно, с именем Проспера Мериме.