Мальчики в лодке

Конибер умер всего через несколько лет, в 1917 году, когда, собирая сливы у себя в саду, слишком далеко забрался на ветку дерева и вниз головой свалился с нее. К тому времени, однако, команда Вашингтона стала серьезным соперником на Западном побережье, достойным оппонентом для Стэнфорда, Калифорнии и Британской Колумбии, почти такой, как мечтал, собирая команду, Конибер: «Корнелльский университет Тихого океана».

После Великой войны Дик Покок переехал на восток, чтобы строить лодки для Йельского университета, а Джордж остался в Сиэтле, и заказы на его искусно изготовленные лодки стали стекаться со всей страны. За следующие несколько десятилетий поколения тренеров и команд Вашингтона поняли, что британец, тихо работавший на чердачном этаже их лодочной станции, многому может их научить. Они приходили посмотреть на него, как на какое-то чудо, и на современном жаргоне его можно было назвать «фанатиком гребли». Его понимание всех деталей спорта – физики воды, ветра и дерева, из которого состояли доски лодки, а также биомеханики мыщц и костей человека – было выдающимся.

Но влияние Покока не заканчивалось на технических деталях спорта. Здесь оно только начиналось. Многие годы он наблюдал, как менялись поколения успешных гребцов, и он видел, как невероятно сильные и гордые мальчишки стараются преодолеть все трудности этого спорта. Пока Джордж работал с ними, давал им советы, он слышал, как парни рассказывали о своих мечтах и признавались в недостатках, и многое понял о сердцах и душах молодых людей. Он научился видеть надежду там, где парням казалось, что надежды нет, видеть навыки там, где они были затуманены самомнением или страхом. Он наблюдал за тем, насколько хрупка уверенность и сильно доверие друг другу. Он понял силу тех тонких нитей привязанности, которые иногда возникали между парой молодых парней или между целой командой, вместе прилагавшей все усилия, чтобы достичь одной цели. И постепенно он пришел к пониманию того, как эти практически волшебные связи доверия и привязанности, если их правильно направить, могут поднять всю команду над обыденностью, переместить ее на тот священный уровень, где девять парней становятся одним целым – целым, границы которого невозможно постичь, целым, которое было настолько в гармонии с водой, землей и небом над ней, что тяжелый труд гребного спорта заменялся практически наслаждением. Это было очень редким и почти священным явлением, в которое стоило верить. И за то время, которое он провел здесь, в Вашингтоне, Джордж Покок потихоньку стал первосвященником этой религии.

Через много лет рулевой вашингтонской команды выразит одной фразой чувства сотен мальчишек, на которых он оказал свое влияние: «В его присутствии гребцы команды Вашингтона всегда стояли, так как он был тем символом, в присутствии которого дети Господа не могут сидеть».

Каждый день, после того как Том Боллз заканчивал свою речь, Джордж Покок поднимался обратно в свою мастерскую, а парни брали со стоек длинные весла с белыми лопастями, несли их к воде и готовились к заплыву. Они еще не были готовы сесть в изящную гоночную академическую лодку, так что они ждали очереди на посадку в школьный тренировочный баркас под названием «Олд Неро». Судно – широкий ял с плоским дном, длинным проходом посередине и лавками для шестнадцати гребцов-новичков – служило начальным этапом испытаний для первокурсников с 1907 года, то есть уже практически тридцать лет, с того момента, как у Вашингтона появилась программа гребли.

Пока первокурсники 1933 года молотили веслами по воде, в первые несколько дней Том Боллз и Эл Албриксон каждую тренировку прогуливались туда-сюда по проходу «Олд Неро» в серых фланелевых костюмах и фетровых шляпах. Албриксон чаще всего просто молча наблюдал за мальчиками, пытаясь составить о них свое окончательное мнение. Боллз, наоборот, постоянно командовал ими – взять весла так, а не эдак, погружать лопасти в воду ровно, выпрямить спину, согнуть колени, разогнуть колени, налегать сильнее, потом слабее. Все это приводило ребят в замешательство и казалось им каторжным трудом. «Олд Неро» отчасти был создан для того, чтобы те парни, которые по темпераменту не были способны выступать в команде гребцов – Албриксон звал таких «тряпками», – быстро это поняли и смирились с этим, прежде чем начнут ломать дорогое академическое снаряжение. Ребята напрягались, толкали лодку веслами, шумно и глубоко дыша, но, несмотря на все усилия, «Олд Неро» двигалась медленно и неравномерно, выходя из залива Кат на покрытые рябью просторы озера Вашингтон. Они очень старались усвоить уроки, перенять новый опыт и добиться синхронности усилий, но постоянно боялись совершить одну из тех грубых ошибок, на которые им указывал Боллз.

Одна ошибка, однако, не требовала дополнительных указаний. Скоро ребята поняли, что если весло заходило в воду слишком глубоко, либо под неправильным углом, с большой задержкой от остальных, либо задерживалось в воде на долю секунды дольше в конце гребка, то они, скорее всего, «поймают краба»: весло внезапно и безвозвратно застрянет в воде, обездвиженное, как будто какое-то гигантское ракообразное существо выплыло из глубины и схватило его лопасть огромными клешнями. «Олд Неро» будет плыть дальше, а вот весло нет. И тот парень, который его держал, получит сильный удар черенком в грудь и будет выбит со своего места, или, если он держал весло на слишком длинной ручке, его грубо выкинет за борт. Каждый гребок предоставлял парням возможность такого вот холодного, мокрого и довольно эффектного публичного унижения.

Во всем потоке первокурсников был только один человек, который хоть когда-нибудь чем-нибудь греб, – Роджер Моррис. Перед Великой депрессией семья Моррис приобрела небольшой деревенский домик в восточной части острова Бейнбридж, в Пьюджет-Саунд. Когда Роджер был ребенком, то проводил все лето, лениво плавая на лодке по заливу Манзинита – живописной голубой бухте, расположенной в тени Олимпийских гор. Он был высоким и сильным, и если хотел, то мог на своей шлюпке доплыть практически докуда угодно, что и продемонстрировал в один летний денек, когда ему было двенадцать лет. Страдая от зубной боли и желая вернуться в уютный домик в район Фримонт, в Сиэтл, Роджер прошел двадцать пять километров на север, через пролив Агат Пасседж, десять километров на юго-восток, через относительно открытые воды Пьюджет-Саунд, петляя между грузовыми судами и паромами, потом на восток, через шлюзы Баллард, которые прошел, втиснув свою маленькую шлюпку между рыбными траулерами, буксирами и бесконечными рядами бревен, и наконец через пролив Салмон Бэй, и после этого как ни в чем не бывало появился на пороге дома, к великому удивлению своей матери. Но Роджер быстро понял, что его привычный свободный стиль гребли был скорее помехой, чем помощью, когда на борту «Олд Неро» они стали отрабатывать академический гребок, которому обучали Том Боллз и Эл Албриксон в 1930-х годах.

Он, в общем-то, никому не показался легким для изучения. Чтобы добиться хоть сколько-нибудь ровного и достаточно мощного гребка, им пришлось научиться выполнять ряд точно рассчитанных и координированных движений. Лицом ребята были повернуты к корме, и каждый из них начинал движение с позиции, где корпус наклонен вперед, к коленям, обе руки, вытянутые вперед, держат черенок одного длинного весла. В начале движения, на так называемом «зацепе», парни опускали лопасти весел в воду и откидывали туловища назад, к носу, держа ручку весла прямо. Когда плечи ребят становились вертикально к центру тяжести, они производили «проталкивание лодки», упираясь ногами вперед, пока сиденья, или «банки», под ними скользили к носу на хорошо смазанных полозках. В то же время каждый тянул весло к груди, борясь с сопротивлением воды, прилагая одновременно всю силу мышц рук, спины и ног. Когда весло приближалось к груди, а спина наклонялась под углом где-то пятнадцать градусов к носу, каждый гребец достигал полного выпрямления, или «выхода за вертикаль». Потом они осуществляли «быстрый вывод» весла: руки опускались к талии, весла быстро и решительно выходили из воды с одновременным поворотом кисти ближней к воде руки, чтобы «вывести» весло плашмя над поверхностью воды. Дальше шла фаза «восстановления», ребята заводили плечи вперед, толкали весла руками к корме и одновременно подтягивали колени к груди, таким образом вынося тело на скользящих банках обратно в ту позицию, с которой гребок и начался. Таким образом, лодка двигалась вперед под ними, потом они опять поворачивали весла, чтобы поставить лопасти перпендикулярно поверхности для следующего зацепа, опять ровно опускали их в воду, все как один, повторяя всю эту процедуру снова и снова с той скоростью, которую задавал рулевой через небольшой мегафон, закрепленный на голове. При правильном и четком исполнении всего этого процесса лодка плавно и мощно продвигалась вперед. Но все фазы должны идти одним долгим и непрерывным циклом, тела гребцов должны непрестанно сгибаться и выпрямляться. Все должно происходить быстро и абсолютно одинаково, каждый из ребят должен грести с той же частотой и силой, с которой это делают остальные парни. Это было до безумия сложно, как если бы восемь человек стояли на плавающем бревне, которое грозило перевернуться при малейшем движении, и при этом им надо было ударить клюшками для гольфа по восьми мячикам с одинаковой силой в одинаковом направлении, да еще и попасть в одну точку, – и делать это постоянно, каждые две-три секунды.