Страница 8 из 14
– Он был мертв, когда вы к нему подошли?
– Да. Около часа примерно.
– Вы проверили его документы?
– Да, но его ограбили, и ни бумажника, ни часов на нем не было. В кармане осталось шестьдесят пять центов мелочью.
– Там было достаточно темно, чтобы случайные прохожие его не заметили?
– На Франклин-стрит в дальнем конце переулка есть фонарь, однако он не горел. Мы заявили об этом, и нам обещали вкрутить новую лампу.
– Вы обнаружили какие-либо следы борьбы?
– Только ссадины на лице, скорее всего от падения. Он упал лицом вниз.
– Этого вы не можете знать, – резко заметил коронер. – Он лежал лицом вниз, когда вы его нашли?
– Да. Рядом валялись несколько разбитых пивных бутылок, и на одежде умершего имелось пахнущее пивом пятно. Вероятно, он нес с собой… опять умозаключение? Ладно. Вокруг него были осколки от пивных бутылок и разлитая жидкость, предположительно пиво.
– Покойный был в шляпе?
– Твердая соломенная шляпа, называемая обычно матросской, также лежала рядом. Без вмятин – она никак не могла быть на умершем, когда ему нанесли удар. Это и положение тела позволяет предположить, что его ударили сзади. Грабитель сбил шляпу одной рукой и ударил жертву орудием типа дубинки. Спереди шляпу без ведома потерпевшего сбить нельзя, поэтому…
– Прошу вас придерживаться фактов, мистер Горват.
– Хорошо… а о чем вы спрашивали?
– Был ли покойный в шляпе.
– Нет. Шляпа лежала рядом.
– Благодарю, мистер Горват, больше вопросов нет.
Значит, насчет фонаря мы с дядей ошиблись. Позапрошлой ночью он не горел, и в конце переулка было темно.
– Присутствует ли здесь мистер Кауфман? – спросил коронер, заглянув в свои записи.
Вперед вышел коренастый мужчина в толстых очках, назвавшийся Джорджем Кауфманом, владельцем питейного заведения «У Кауфмана» на Чикаго-авеню.
Да, покойный Уоллис Хантер находился в его заведении в ночь со среды на четверг. Пробыл там примерно полчаса и ушел, сказав, что идет домой. В баре выпил одну порцию виски и два-три пива. Возможно, три-четыре, признал мистер Кауфман, но не более.
– Он пришел один?
– Да. И ушел один.
– Сказал, что идет домой?
– Да. Точных слов не помню, но смысл был такой. Он взял с собой четыре бутылки пива.
– Вы знали его? Он бывал у вас раньше?
– Случалось. Я его знал в лицо, но фамилию услышал, лишь когда мне показали его фотографию.
– Сколько еще посетителей было в то время в баре?
– Когда он пришел, двое. Они уже собирались уходить. Больше никого не было.
– Значит, мистер Хантер был единственным посетителем?
– Бо́льшую часть времени – да. Вечер был тихий, и я закрыл заведение рано, вскоре после его ухода.
– Как скоро?
– Я сразу начал прибираться и закрыл бар через двадцать-тридцать минут.
– Вы видели, сколько у него было денег?
– Он разменял пятерку, но к нему в бумажник я не заглядывал.
– Знаете ли вы двух мужчин, ушедших из бара после прихода мистера Хантера?
– Один из них еврей, у него гастроном на Уэллс-стрит. Другой всегда с ним приходит.
– Покойный, по вашей оценке, был сильно пьян?
– Выпивши, но не сказать чтобы сильно.
– Шел прямо?
– Вполне, только говорил не совсем связно. В пристойном был виде.
– Благодарю вас, мистер Кауфман, это все.
Привели к присяге судмедэксперта – того самого, которого я принял за шулера. Звали его доктор Уильям Гертел, его кабинет находился на Уобаш, проживал на Дивижн-стрит. Да, он осмотрел тело покойного. Смерть наступила от удара по голове тупым тяжелым предметом, видимо, сзади.
– В какое время вы произвели осмотр?
– В два сорок пять.
– Сколько времени прошло с момента его смерти, по вашему мнению?
– Один-два часа.
На выходе кто-то робко тронул меня за плечо. Я оглянулся и сказал:
– Привет, Банни.
Он смахивал на испуганного кролика еще больше обычного. Мы отошли в сторону, чтобы не мешать другим.
– Слушай, Эд… Могу я чем-нибудь помочь?
– Вроде бы нет, Банни. Спасибо.
– Как Мадж?
– Не очень.
– Если что понадобится, Эд, скажи сразу. У меня есть немного в банке…
– Спасибо, Банни, мы справимся.
Хорошо, что он спросил меня, а не маму. Она бы точно у него заняла, а мне потом отдавать. Как-нибудь обойдемся. Без отдачи у Банни нельзя брать: он мечтает о собственной типографии, копит на нее. Начальный капитал для этого требуется солидный.
– Мне зайти к вам, Эд? Мадж хотела бы?
– Да, конечно. Из папиных друзей только ты ей и нравишься. Заходи, когда хочешь.
– Может, на той неделе. В свой выходной вечер, в среду. Хороший человек был твой папа, Эд.
Я простился с ним и отправился домой.
Глава 5
– Хочешь в гангстера поиграть, Эд? – спросил дядя по телефону.
– Как это?
– Скоро увидишь.
– У меня и пистолета-то нет.
– Он тебе ни к чему. Твоя задача – пугнуть кой-кого как следует.
– Самому бы не напугаться.
– Бойся сколько влезет, это нам только на пользу. Я тебе дам нужные указания.
– Ты серьезно?
– Да.
– А когда?
– Послезавтра. Сначала похороним Уолли.
– Да. Ясно.
Во что, интересно, я впутываюсь? Я включил радио в гостиной и выключил – там передавали что-то про гангстеров. Ну а что? Чем я не крутой парень? Я догадывался, что́ Эмброуз задумал, и уже начинал бояться.
Был вечер пятницы. Мама пошла в похоронное бюро отдать последние распоряжения, а Гарди – не знаю куда, наверное, в кино.
Дождь все еще моросил и закончился только утром.
Жара уже набирала силу, несмотря на сырость и легкий туман. Лучший костюм, надетый на похороны, липнул ко мне, как клеем намазанный, и я пока снял пиджак. Гангстер… Спятил, что ли, мой дядюшка? Ладно, я тоже не сильно нормальный. Обещал – сделаю.
Услышав, что мама встала, я вышел на улицу. Постоял немного около конторы, вошел внутрь. Мистер Хейден, без пиджака, просматривал какие-то бумаги у себя в кабинете.
– Здравствуй, – произнес он, отложив сигару. – Эд Хантер, не так ли?
– Да. Просто хотел узнать, не нужно ли что-нибудь.
– Нет, мальчик мой. Все готово.
– Я маму не спрашивал… вы знаете, кто гроб нести будет?
– Да. Сотрудники с его работы. Вот список.
Я посмотрел. Мастер Джейк Лэнси, трое линотипистов, двое ручных наборщиков. Я как-то не думал о типографских, не сообразил, что они тоже придут.
– Похороны состоятся в два часа, – сообщил Хейден. – Все в полном порядке. У нас и органист будет.
– Он любил органную музыку, – кивнул я.
– Знаешь, парень… иногда родные предпочитают проститься с покойным наедине, не в общей толпе. Ты ведь тоже хотел бы?
Он отвел меня в комнату рядом с одним из залов – не с тем, где было дознание, – и там стоял гроб. Красивый, обитый серым плюшем с хромовыми накладками. Хейден поднял переднюю половину крышки и молча ушел.
Я постоял, посмотрел на папу, вернул крышку на место. Побродил по Луп, по Южной Стейт-стрит, свернул назад. На Луп много цветочных магазинов – что ж я про цветы не узнал? У меня еще осталось кое-что от получки. Я зашел в одну лавку и спросил, могут ли они прямо сейчас послать красные розы по такому-то адресу. Они ответили, что могут. Потом я зашел выпить кофе и около одиннадцати часов был дома.
Открыв дверь, я сразу понял, что дело плохо. В квартире разило виски, как субботним вечером на Западной Мэдисон-стрит. Господи, до похорон всего три часа!
Я запер входную дверь и заглянул к маме в спальню, не постучавшись. Она, в новом черном платье – вчера, наверное, купила, – сидела на краю кровати с бутылкой, качаясь из стороны в сторону. Глаза у нее остекленели и не фокусировались на мне. Из прически сбоку выбилась прядь, лицо обвисло, как у старухи.
Я приблизился и забрал у нее бутылку. Мама потянулась за ней, я ее отпихнул. Она повалилась на кровать, ругая меня и пытаясь сесть снова. Я вынул из двери комнаты ключ и запер ее снаружи. Хоть бы Гарди дома была. С мамой она управляется лучше меня. Я сбегал в кухню и вылил в раковину все, что было в бутылке.