Страница 3 из 14
– Придется тебе выметаться, Тутс. Это Эд, мой племянник. Мне надо поговорить с ним и вещи собрать. Найди Мордатого и скажи, что он срочно мне нужен.
Она сразу проснулась, сунула ноги в туфли и одернула платье.
– Привет, Эд. Тоже Хантер, значит?
Я кивнул.
– Давай, дуй за Мордатым! – велел дядя. Девушка скорчила ему рожу и вышла. – Варьете только вечером открывается, ну она и прилегла у меня. Это еще что, на прошлой неделе я тут кенгуру обнаружил. Без шуток. Джон Л., кенгуру-боксер. На карнавале у себя в койке можно найти что угодно.
Я сел на стул, а дядя достал из-под раскладушки потертый чемодан и стал складывать в него вещи из сундука.
– Ты тут, Эм? – раздался чей-то бас снаружи.
– Да, заходи.
Человек практически уперся головой в высокую крышу. Лицо у него было плоское, лишенное всякого выражения.
– Что? – спросил он.
– Слушай, Мордатый, мне надо в Чикаго. – Дядя сел рядом с чемоданом. – Когда вернусь, не знаю. Поиграешь в мячики, пока меня нет?
– А то. Тут меня прикрыли, в Спрингфилде, десять к одному, тоже прихлопнут. Если Джейк сможет запустить шарманку по новой, пусть сам и пользуется. Сколько мне выделишь?
– Платишь Мори столько же, сколько я, остальное твое. Главное, за имуществом моим присмотри. Если не вернусь до конца сезона, сдай сундук на хранение.
– Сделаем. Как с тобой связаться, если что?
– Чикагский главпочтамт, до востребования, но лучше не надо. Куда вы двинетесь после Спрингфилда, пока неизвестно, но я буду следить за вами по «Доске объявлений» и когда-нибудь догоню.
– Ясненько. Выпей на дорожку. – Здоровяк достал из кармана штанов плоскую пинтовую бутылку и дал дяде. – А это, значит, Эд, твой племянник? Тутс огорчится – она надеялась, он с нами останется. Упускает парень свой шанс, а?
– Как знать.
Здоровяк засмеялся.
– Ну все, Мордатый, иди уже. Мне нужно поговорить с Эдом. Ночью умер мой брат Уолли, его отец.
– Ух ты! Соболезную, Эм.
– Спасибо. Оставь мне эту бутылочку, ладно? Можешь открыться прямо сейчас, если хочешь – охотников сыграть будет много.
– Так и сделаю, Эм. Чертовски жаль… ну, ты знаешь.
Мордатый ушел. Дядя молча смотрел на меня, я тоже молчал. Минуты через две он спросил:
– Тебя грызет что-то, парень?
– Не знаю.
– Брось, я не такой тупой, как могу показаться, и вижу, что ты с утра ни слезинки не проронил. Ходишь как деревянный, а это вредно.
– Это скоро пройдет.
– Нет, не пройдет. Говори, что с тобой.
– Дай глотнуть, дядя Эмброуз, – попросил я. Он так и держал в руке бутылку, которую оставил Мордатый.
– Это не выход. Пить надо, когда хочется, а не когда пытаешься от чего-то уйти. Ты убегаешь с тех пор, как узнал, ведь так? Уолли вот тоже…
– Слушай, я же не собираюсь напиваться. Один глоток.
– Зачем тебе?
– Утром я понял, что совсем не знал папу. Думал, что он пьянь никудышная, а я лучше. Он должен был это чувствовать. Мы так и не узнали друг друга. – Дядя кивнул, и я продолжил: – Я бухло это вообще не переношу. Пиво еще туда-сюда, а виски совсем нет. Я хочу выпить за него, чтобы как-то сгладить свое к нему отношение. Он, конечно, не узнает про это, и все-таки… черт, не могу объяснить.
– Ох, провалиться бы мне! – Дядя положил бутылку на койку. – У меня тут где-то стакашки были. Балаганщику положено пить из горла, но мы с тобой этот закон нарушим. В память Уолли.
Он нашел в сундуке три алюминиевых стаканчика и налил – в два много, а в третий чуть-чуть.
– За Уолли!
– За папу! – Мне обожгло глотку, но я не поперхнулся и проглотил.
– Пойду скажу нашему главному, Мори, что я уезжаю.
Сидя с кошмарным вкусом чистого виски во рту и думая, что больше никогда не увижу папу, я вдруг разревелся. Не из-за виски – от одной рюмки не может так развезти, – просто внутри вдруг разжалось что-то. Дядя, видимо, знал, что так произойдет, потому и оставил меня одного. Понимал, что в моем возрасте не хочется плакать при ком-то.
Вскоре слезы вылились, и виски все же подействовал: меня замутило.
Дядя вернулся и заметил, что глаза у меня красные.
– Теперь тебе полегчает, Эд, – произнес он. – Это давно назревало. Был натянут, как струна, теперь стал на человека похож.
– Вряд ли, – вздохнул я. – Кажется, меня сейчас вырвет. Где у вас тут сортир?
– На противоположной стороне поля, но туда и зайти-то противно. Блюй прямо здесь, ну, или выйди.
Я вышел за палатку, и меня вывернуло.
– С одной порции даже непривычные не блюют, – заметил дядя. – Ты сегодня что-нибудь ел?
– Ничего… со вчерашнего ужина.
– Ясно. Зайдем сначала в «обжорку», а оттуда двинем на станцию.
Дядя сделал заказ, убедился, что я ем, и снова вышел куда-то.
– Звонил на станцию, – сообщил он, вернувшись. – Поезд в шесть тридцать. Мадж тоже позвонил (так маму зовут), узнал последние новости. Дознание будет завтра, в похоронном бюро Хейдена на Уэллс-стрит. Он… тоже там.
– Я думал, его в морг увезли.
– Не в Чикаго, Эд. Покойника, если это не кто-то из ряда вон, везут в ближайшую похоронную контору. За счет города, но родственники могут сами оплатить расходы, если хотят.
– А если нет родственников?
– Хоронят на Поттерс-Филд. Дознание стараются провести поскорее, но могут и перенести, если необходимо.
– Мама, наверное, злится, что я… вроде бы как сбежал?
– Нет, но детектив, ведущий следствие, хотел поговорить с тобой и был недоволен, что тебя нет. Она ему сообщит, что ты скоро приедешь.
– Да ну его к черту. Что я могу сказать?
– Зря ты так, парень. Нам нужно, чтобы он был на нашей стороне.
– На нашей?
– Да. Ты ведь понимаешь, о чем я?
– Хочешь сказать, что…
– Ясное дело! Для того я и договорился с Мордатым и Мори. В этом сезоне карнавал он устраивает, Хобарт только в названии. Думаешь, я позволю, чтоб какой-нибудь сукин сын убил твоего папу и остался безнаказанным?
– Копы не сумели, а мы, по-твоему, сможем?
– Они работают по делу только определенное время, пока следы не остыли, а нам спешить некуда. Это раз. Мы с тобой Хантеры[2] – это два.
Его слова меня поразили как громом. Верно. Фамилия у нас подходящая. Мы выследим в темных переулках папиного убийцу. Дурь, конечно, но я как-то сразу в это поверил. Куда копам до нас – мы Хантеры! Хорошо, что я сам поехал к дяде, а не послал телеграмму.
– Точно. Поймаем этого гада.
Смешинки вернулись в глаза Эмброуза, но за ними таилось нечто грозное, смертельно опасное. Он больше не выглядел простым толстячком с черными усищами – такого человека всякий захочет иметь рядом в трудный момент.
– Сейчас мы с тобой на время расстанемся, – произнес дядя, когда мы сошли с поезда в Чикаго. – Ты иди домой, помирись с Мадж и жди детектива. Я тебе позвоню.
– А потом? – спросил я.
– Может, встретимся еще, если ты спать не ляжешь. Обсудим, что дальше делать. Узнай у этого детектива и у Мадж все, что сможешь.
– Ладно, но почему бы и тебе со мной не пойти?
– Чем меньше мы с Мадж будем видеться, тем лучше. По телефону она говорила нормально, но навязываться не стоит.
– Я не хочу оставаться с ней. Может, мне тоже комнату снять? Мы могли бы вообще жить вдвоем, если будем работать вместе…
– Не сейчас, Эд. Не знаю, как там дела у вас с Мадж, но тебе нужно пожить дома хотя бы до похорон. Я буду плохо выглядеть, если ты уйдешь сразу, ясно?
– Да, ты прав.
– Мадж разозлится, станет винить меня, и мы оба окажемся у нее в немилости. Когда ведешь расследование, важно сохранять хорошие отношения со всеми фигурантами, понимаешь?
– Мама ни при чем, – заметил я. – Они с папой цапались время от времени, но чтобы убить…
– Я не это имел в виду. Я тоже считаю, что она ни при чем, просто поживи дома, ладно? Чтобы у нас там был свой человек. Постарайся поладить и с ней, и с детективом, чтобы мы могли задавать им вопросы, когда те возникнут.
2
От англ. Hunters – охотники.