Страница 7 из 109
Критик в рассказе Фрейда осуществил чрезвычайно сложный вид косвенного речевого акта (см. теория речевых актов) (ср.: "Нам всем было бы лучше, если бы вы слегка сбавили тон" вместо "Замолчите немедленно!").
Задолго до Фрейда Л. Н. Толстой в "Войне и мире" дал развернутую картину ситуации, когда и зачем рассказывают А. В самом начале романа, в сцене у Анны Павловны Шерер, есть эпизод, когда Пьер Безухов и Андрей Волконский своими не в меру умными и оттого бестактными разговорами чуть было не сорвали "веретена" светской беседы, и тогда выскочил, как бы мы сейчас сказали, "придурок" молодой князь Ипполит Курагин и со словами "А кстати..." начал совершенно некстати рассказывать глупый анекдот про даму, которая вместо лакея поставила на запятках кареты горничную высокого роста, и как из-за сильного ветра волосы у нее растрепались, "и весь свет узнал...". Этот действительно очень глупый анекдот, тем не менее, выполнил свою функцию разрядки напряженности в разговоре; все были благодарны шуту князю Ипполиту, как, вероятно, бывали благодарны в средние века придворные, сказавшие что-то некстати, шутам, которые дерзкой или абсурдной шуткой сглаживали возникшую неловкость.
Можно предположить, что в обществе нужна некая средняя политическая ситуация для того, чтобы был необходим А., как он был необходим в брежневское время. Ведь сам Леонид Ильич был как будто создан для А. Не злодей и не герой - посредник между мертвым Сталиным и еще управлявшим лишь Ставропольской областью Горбачевым.
Идеальный герой для А. - Василий Иванович Чапаев, он осуществляет посредничество между официозной напряженной идеологией большевизма (Фурманов) и спонтанным народным началом (Петька и Анка) - он одновременно герой и шут.
Тогда можно спросить: почему такое количество анекдотов про Штирлица? Неужели и его можно назвать трикстером? В определенном смысле это так и есть. Фигура Штирлица и сам фильм "Семнадцать мгновений весны", сделанный и показанный в самый разгар застоя, осуществлял медиативную (противоположную диссидентской) позицию внутренней эмиграции. Штирлиц - свой среди чужих и потенциально, конечно, чужой среди своих осуществлял посредничество между официозным, "надутым" брежневским взглядом на культуру, в том числе на отечественную войну, и интеллигентским углубленно-интеллектуальным пониманием того, что "все не так просто".
Как же работает смысловой механизм анекдотического пуанта? Советский лингвист и семиотик В.В. Налимов объясняет его примерно так. У слова много значений, одни из них прямые, другие - переносные, косвенные. Чем более значение удаляется от прямого, тем менее оно вероятно, более неожиданно. Тот, кто хорошо рассказывает А., тем самым хорошо владеет "хвостовой частью" множества значений слова. Тот, кто хорошо понимает А., должен как минимум знать язык, на котором рассказывается А., в совершенстве.
А. - это фольклор, в нем большую роль играет сюжет (см.). Как в любом сюжете, в А. используется то, что одно значение слова можно принять за другое. Поэтому в основе любого сюжета лежит А.
Лит.:
Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному //
Фрейд З. Художник и фантазирование. - М., 1995.
Налимов В.В. Вероятностная модель языка: О соотношении естественных и искусственных языков. - М, 1979.
Руднев В. Прагматика анекдота // Даугава. 1990. - No 6.
АТОМАРНЫЙ ФАКТ
- один из определяющих терминов логикого позитивизма, в частности "Логико-философского трактата" (1921) Людвига Витгенштейна.
А. ф. - это минимальное положение вещей в мире. А. ф. состоит из "простых предметов"; и то и другое - абстрактные ненаблюдаемые понятия. Витгенштейн считал, что весь мир строится из А. ф.
Что это за странный мир, который состоит из невидимых предметов? Но ведь примерно в то же время, когда Витгенштейн писал "Трактат", закладывались основы квантовой механики, которая тоже постулирует ненаблюдаемые объекты - элементарные частицы, не имеющие "массы покоя" (когда Эрнста Маха спрашивали об атомах, он отвечал вопросом на вопрос: "А вы их видели?").
Но все-таки если не увидеть, то хоть как-то обрисовать то, что подразумевал Витгенштейн под А. ф. и "простым предметом", мы попытаемся.
Простота довольно сложное понятие. У В.И. Ленина был имидж "простого человека", однако на самом деле известно, каким хитрым и коварным он был. В математике есть понятие простого числа. Это вовсе не обязательно маленькое число, это число, которое делится только на себя и на 1. Так что простыми числами будут и 5, и 1397.
Примерно так же можно понимать логическую простоту. Предмет прост, если он не делится на части, которые сами являются предметами. Поэтому простым предметом можно считать не только элементарную частицу, но и, например, Луну. А каплю, которая делится на две капли, - нельзя.
Но как предметы группируются в А. ф.? Витгенштейн говорит, что они связаны непосредственно, как звенья в цепи. Допустим, мы говорим, показывая на Луну: "Луна". Это А. ф.? Нет, потому что на самом деле мы имеем в виду нечто вроде "Я сейчас вижу Луну".
Будем считать простыми не только вещи, но и свойства. Представим, что свойство "быть круглым" простое. Тогда мы скажем: "Луна круглая", и это уже будет примерно то, что имел в виду Витгенштейн, говоря об А. ф.
Но и здесь все не так просто. Переведем это предложение на английский язык и получим: "The Moon is round". Появляется связка "is", которая незримо присутствует и в русском языке, достаточно перевести предложение в прошедшее время, чтобы понять это: "Луна была круглой". Придется считать и связки простыми предметами.
Но как А. ф. отражается в языке? По Витгенштейну, ему соответствует "элементарное предложение" - "Луна круглая"; простым же предметам соответствуют простые имена: "Луна" и "круглый".
Из совокупности А. ф. складываются сложные факты, например: "Земля и Луна круглые". Соединение происходит в данном случае при помощи логической связки "и" и называется конъюнкцией или логическим сложением.
Сложному факту соответствует сложное предложение, основная единица логического и естественного языка. Получается стройная пропорция:
простой предмет --------А. ф.--------------факт
1
имя---------------элементарное-------- предложение
предложение
Все шесть терминов связаны свойством проективности, они отражают друг друга. Язык в точности копирует реальность.
Это, конечно логическая утопия. Как быть тогда с такими предложениями, как "Ух ты!" или "Немедленно убирайтесь отсюда!" (во второй половине своего творчества Витгенштейн заинтересовался именно такими предложениями - см. аналитическая философия, языковая игра). В "Трактате" же он считал, что мир состоит из совокупности А. ф., а язык - из совокупности элементарных предложений.
Логически эта концепция была безупречна. Но Витгенштейн жил в эпоху, когда господствовало неомифологическое сознание (см.), которое не могло не коснуться даже его.
И оно его коснулось. Ведь представление о всеобщей взаимосвязи и взаимном отражении предметов и имен - это мифологическое представление (см. миф). Говоря о том, что все его шесть терминов взаимосвязаны, Витгенштейн вдруг добавляет: "Как в сказке о двух юношах, их лошадях и их лилиях. Они все в определенном смысле одно". Речь идет о сказке братьев Гримм "Золотые дети". Там из одного куска золота, поделенного на шесть (!) частей, выросли два золотых юноши, два коня и две лилии. Они никогда не расставались, а когда все-таки приходилось это делать, то в случае если с одним из братьев случалась беда, лилии привядали и тем самым сигнализировали об этом. Они были из одного куска. Как А. ф., предмет. факт, имя, элементарное предложение и сложное предложение.
Это чрезвычайно характерно для ХХ в., когда слишком логическое оказывается на поверку мифологией. Не на этом ли построен художественный мир короля прозы ХХ в. Хорхе Луиса Борхеса? (см. также логаэдизация, модернизм, принципы прозы ХХ в.).