Страница 4 из 33
И он зашагал прочь, бросив ее в двух шагах от дома.
Лин попыталась не пустить его слова внутрь, да поздно – они уже заползли в самую душу. Вот почему нельзя было просто оставить Джорджа в покое, а? Целое мгновение она хотела позвать его назад, попросить прощения – но он ушел слишком злой и все равно бы не услышал. Ладно, завтра она извинится. А сегодня у нее в кармане деньги Ли Фань и работа. Лин медленно двинулась к дому; каждая колдобина, каждый булыжник отдавались в спине. Высоко над головой теплые желтые окошки мерцали на фасадах, составляя странные городские созвездия. Другие окна зияли темнотой: за этими окнами люди спали. Спали и видели сны в надежде, что благополучно проснутся наутро.
Она на тебя, чего доброго, сонную болезнь нашлет…
А началось все с землекопов, снимавших в складчину одну комнатушку на Мотт-стрит. Несколько дней трое парней лежали себе в кроватях и спали. Доктора их и по щекам били, и холодной водой поливали, и по пяткам лупили – ничего не помогало. Не просыпались они, и все. Зато тело у них шло пузырями и мокнущими красными пятнами, словно что-то пожирало их изнутри. Ну, а потом ребята просто умерли. Врачи только руками развели – и перепугались не на шутку. C тех пор «сонная болезнь» забрала еще пятерых в Чайнатауне, а сегодня утром дошли слухи, что она перекинулась на итальянский участок Малберри-стрит и в еврейский квартал между Орчард и Ладлоу.
Компания золотой молодежи шла под ручку, перегородив всю проезжую часть – беззаботная, хохочущая… В памяти Лин всплыла сонная дорога, которой она ходила несколько месяцев назад. Там она вдруг оказалась нос к носу с блондинкой-флаппершей. Девица спала, но совершенно точно о присутствии Лин каким-то образом знала. Лин она сразу и понравилась, и напугала, будто они были давно потерявшие друг друга родственницы, которые взяли да и столкнулись внезапно посреди улицы.
– Тебя тут не должно быть! Просыпайся! – заорала на нее Лин, а потом вдруг закувыркалась сквозь ткань сна, все вниз и вниз, пока не очутилась в лесу, где меж деревьев мерцали призраки солдат. На рукавах у них был странный символ: золотое солнце-глаз, источающий одну-единственную, зубчатую, как молния, слезу. Лин частенько толковала с мертвыми во сне… но эти люди на привычных ей мертвецов были совсем не похожи.
– Что вам нужно? – спросила она, поеживаясь от страха.
– Помоги нам, – сказали они, и тут небо у них над головой взорвалось светом.
С тех пор Лин несколько раз встречала во сне этот символ, но что он означал, так и не выяснила. Зато узнала, кто была та блондинка, – все в Нью-Йорке теперь это знали: Провидица-Душечка.
Чувствуя привычную смесь из зависти и отвращения, Лин проводила хихикающих тусовщиц взглядом, потом вздохнула и зашла в дом. Проскользнув к себе в комнату, Лин положила аванс в фонд колледжа (помещавшийся в сигарной коробке, спрятанной в ящике комода под бельем). Два доллара составили приятную компанию уже обитавшим в фонде ста двадцати пяти.
В гостиной дядя Эдди дремал в своем любимом кресле. Китайская опера на фонографе уже доиграла; Лин подняла иголку и укрыла дядю пледом. Мама еще не пришла из церкви, где шила стеганые одеяла с другими женщинами, а папа еще час как не вернется из ресторана – это означало, что радио наконец-то в полной власти Лин. Вскоре убаюкивающее жужжание прогнало все ее тревоги. Голос диктора бормотал в динамиках, постепенно крепчая.
– Добрый вечер, леди и джентльмены, приветствуем вас у наших радиоприемников. Сейчас ровно девять – самое время для Пирса и его Мыльного Часа, c участием нашей изумительной Флапперши Фортуны, Провидицы-Душечки – мисс Эви О’Нил!
Провидица-Душечка
– …мисс Эви О’Нил!
Диктор, высокий мужчина с тонкими усиками, опустил листик с текстом. За стеклом кабины инженер ткнул пальцем в мужской квартет, сгрудившийся в студии вокруг микрофона:
– О-о-о, да, одаренная массой талантов из мира иного! – замурлыкал поверх ласкового гудения бэнда диктор. – Она называет себя провидицей, подобно ворожеям прошлого, но она – современная девушка от прически до маникюра. Кто бы мог подумать, что такие дарования обитают прямо у нас, в самом сердце Манхэттена – и в ангельском обличье такой очаровательной феи-крошки!
Оркестр смолк. Эви шагнула к микрофону со сценарием в руках и защебетала:
– Привет всем! С вами Эви О’Нил, Провидица-Душечка, готовая погрузиться в великое непознанное и раскрыть самые ваши заветные тайны. Так что надеюсь, мальчики и девочки, у вас есть для меня сегодня что-нибудь о-че-лют-но скандальное!
– Зачем оно вам, мисс О’Нил? – залопотал диктор.
Аудитория захихикала, маскируя шелест сценарных страниц в руках обоих ведущих.
– Не гоните коней, мистер Форман, – самым жизнерадостным тоном отбрила Эви. – Если что и способно как следует отмыть грязь скандала, так это наше патентованное мыло Пирса. Ни одно мыло на свете не справится с пятнами на вашей репутации лучше «Пирса»!
– С этим, мисс О’Нил, мы охотно согласимся. Если вам дорога ваша внешность, никакого другого мыла, кроме «Пирса», вам в жизни не понадобится. Это са…
– Эй, мистер Форман, вы так и будете сами всю ночь языком трепать? Или все-таки разрешите мне попрорицать немного для нашей изысканной публики? – закокетничала Эви.
Аудитория снова захихикала – все, как прописано в сценарии.
– Очень хорошо, мисс О’Нил. Итак, наш первый гость? Миссис Чарльз Рузерфорд, я так понимаю, вам есть чем поделиться?
– Еще бы! – Миссис Рузерфорд встала и двинулась к Эви, на ходу разглаживая юбку – хотя любоваться ею, кроме статистов в крошечной студии, было решительно некому. – Я принесла вот этот зажим для банкнот.
– Добро пожаловать к нам, миссис Рузерфорд. Спасибо, что сочли возможным прийти на Мыльный Час Пирса с нашей Провидицей-Душечкой, – «Пирс», мыло истинной чистоты. А теперь, миссис Рузерфорд, прошу, не рассказывайте мисс О’Нил ничего о вашем деле. Она сама извлечет ваши тайны из-за завесы непознанного, пользуясь исключительно своим сверхъестественным даром.
– Так что если вы ему еще не все выложили, миссис Рузерфорд, у вас есть шанс сделать это сейчас, – пошутила Эви.
Это, конечно, была подковырка, но мелкие пакости вообще хорошо удерживают внимание слушателей, разве нет?
– Ах, боже мой, – прыснула гостья.
– И кому же принадлежит этот зажим для банкнот? – c места в карьер ринулась Эви.
Миссис Рузерфорд зарделась.
– Это… моего… моего мужа.
Чтобы догадаться об этом, пророчицей быть не надо. Замужних дам почти всегда интересует исключительно, не гуляет ли их муженек налево.
– Итак, миссис Рузерфорд, как девочка девочке: что у вас там стряслось?
– Ну, видите ли, Чарльз в последнее время был ужасно занят. Все ночи проводил в конторе – только он и секретарша, больше никого, и я боюсь…
Эви сочувственно покивала.
– Не надо бояться, миссис Рузерфорд. Скоро мы докопаемся до правды. Не могли бы вы положить объект мне в правую руку, пожалуйста. Благодарю вас.
С видом заправского фокусника Эви накрыла правую ладонь левой и сжала руки, давая зажиму для банкнот время «расколоться».
– Ах ты, господи, – проворковала она, выныривая из легкого транса.
– Что там такое? Что вы видите? – засуетилась дама.
– Даже не знаю, стоит ли говорить, миссис Рузерфорд, – протянула Эви, специально нагнетая напряжение для радиопублики.