Потом и кровью

– Здесь доказательства обвинения! – пастор торжественно поднял свиток над головой. – Отравительница и ведьма сама подписала их и во всем призналась.

– Наглая ложь! – нахально улыбнулась Сашка. – Меня просто заставили все подписать. Силой!

– Но… – патер Арнольд несколько опешил, но быстро взял себя в руки. – Ты… вы можете поклясться в этом на Библии?

– Конечно, могу!

Лошадиное лицо пастора исказилось гневом. Впрочем, в глазах промелькнула некая растерянность, более того – озабоченность. Как-то уж слишком резко все пошло не так.

– Но как же свидетели? – вкрадчиво вопросил Петреус. – Почтеннейший фогт Арнольд Цорн…

– Фогта нет нигде в замке, – торопливо доложил каштелян. – Он куда-то уехал еще с утра. Ускакал на лошади. Со всей поспешностью, будто за ним черти гнались.

– Тогда – вот он! – пастор указал перстом на пажа. – Славный рыцарь фон Ландзее! Мы же вместе допрашивали эту ведьму…

– Баронесса не виновата ни в чем, – скромно ответствовал Эрих. – Ее оговорили. Заставили. Я – свидетель тому.

– Мы назначим по этому обвинению новое слушание, – вскользь добавил король. – И хорошенько разберемся с клеветниками… И с вами, мои господа!

Встав, Магнус строго взглянул на дядюшку Вольфрама и двух баронских племянников – риттера Эйрада и риттера Генриха.

– А что мы такого сделали? Мы в своем праве…

– Сдается мне, вы – шведские соглядатаи, мои господа! Взять их! – приказал король, и тотчас же в трапезной началась свалка.

Хотя дядья-племянники явились не одни, а с дюжими слугами, но всех их довольно быстро скрутили и, бросив связанными в телегу, увезли в Оберпален для дальнейшего следствия.

Освободившаяся от тяжких подозрений законная наследница покойного – Сашка – откровенно сияла и принимала поздравления, обещая в самое ближайшее время устроить бал. Вот только уляжется скорбь по смерти мужа.

– Да здравствуйте король! – закричал кто-то.

Все дружно подхватили:

– Да здравствует король и королева! Ура!

– Да здравствует баронесса Александра!

И в самом деле Сашку любили многие. Не только простолюдины, но, как выяснилось, и благородные рыцари, и бароны. Кто-то из них вспоминал благосклонную улыбку юной баронессы, кто-то – ее сияющие глаза, а кое-кто – и томный многозначительный взгляд. К тому же почти все рассчитывали на смягчение вассальных обязательств, крестьянам же давно было обещано уменьшить арендную плату. Что же касается крепостничества, то Магнус-Леонид отменил его еще раньше, особым указом. И тем привлек на свою сторону ливонских крестьян.

Как оно и бывает во все времена, поминки быстро перетекли в обычный пир. Доблести старого барона вспоминали лишь время от времени – как того требовали приличия, большей же частью говорили обо всем прочем, обсуждали дела. Никто так и не заметил, куда делся пастор Арнольд Петреус. То ли ушел, то ли сбежал. То ли все же арестовали его королевские люди. Бог с ним. Не в пасторе дело – в Сашке! Юная баронесса пыталась сдерживать радость – все ж таки год почти со старым Фридрихом прожила, в чем-то – не так уж и плохо. Барон, правда, был тиран, но вполне отходчивый, так, иногда оплеуху отвесит юной жене или заломит руку… Это ничего, нестрашно, почти все тогда так и жили. Почти все.

Глава 2

Август 1575 г.

Ливония

Письма принесли утром. Сразу два. Одно передали через виленских купцов, что заехали в Оберпален по пути в Нарву, другое доставил верный человек из Москвы, тоже с купцами, только не с виленскими, а со смоленскими.

Магнус поудобнее устроился в кресле и сорвал печать с первой попавшейся грамоты – из Вильны. Мелкий убористый почерк, немецкий язык, точнее тот его диалект, на котором говорили в Прибалтике, плюс кое-что по латыни.

«С уважением, которого вы заслуживаете, предлагаем вам, ваше величество, кроме Ливонии принять на себя и корону Речи Посполитой, в чем будет вам помощь от верных людей из Вильны и Кракова. Смеем вас уверить, ваше величество, вы будете иметь много голосов на элективном сейме, ибо многие выступают как против Иоанна Московского, так и против шведов. Император-кесарь Максимилиан также не имеет достаточной поддержки среди шляхты короны и княжества…»

«Корона» и «княжество», – король задумчиво покусал губы. Польша и Литва, все вместе, вот уже шесть лет объединенное государство Речь Посполитая, искаженное «республика» – «власть народа». Магнаты обещают поддержку, и еще – часть шляхты, и почти все горожане – зажиточные немецкие бюргеры, купцы. Так уж сложилось, что и в Литве, и особенно в Польше собственного купечества мало, в основном немцы.

Обещают поддержку, хм… Чего же не подписались? Побоялись, что письмо перехватят? И что с того? Впрочем, что ему-то, Магнусу Ливонскому, за дело до польско-литовских интриг? С другой стороны, может, и стоит побороться? Речь Посполитая – это вам не Ливония! Государство огромное, сильное. Правда, слишком уж слабая центральная власть, все права у магнатов да шляхты. Так это можно исправить! Не сразу, потихонечку, постепенно, опираясь на города и часть магнатов – тех, кто ненавидит шведов. Таким много, очень много, и в Польше и в Литве. Однако же почти все они ненавидят Ивана Грозного, а ливонский властелин, как ни крути, его прямой вассал. Правда, получив новую корону, вассалитет можно будет оспорить… что неизбежно вызовет войну. Хотя она и так идет вовсю.

– Из Вильны послание, милый? – красавица Маша, неслышно подойдя сзади, заглянула через плечо. – На трон зовут?

– Ну, а куда же еще-то?

Магнус расхохотался и, приобняв жену, чмокнул ее в губы:

– Думаю, с этим надо что-то решать.

– Я тоже – думаю, – Марья Владимировна посмотрела на мужа совершенно серьезно, без всяких там глупостей. – Думаю, дело того стоит. Рано или поздно Иоанн раздавит нас. Выберет удобный момент и…

– Но пока он нам помогает!

– Вот именно – пока! – синие очи юной королевы вспыхнули ненавистью и гневом. – Иоанн казнил моего отца и мать. И многих других родичей. Брат вот умер…

– Кстати, а вот из Москвы письмо, – король взял в руки второе послание. – От верного человека. Сейчас прочтем.

Развернув желтоватую бумагу, Магнус недовольно хмыкнул: письмо было написано скорописью – с пляшущими во всем стороны буквами, с сокращениями да еще так неразборчиво, российские медики отдыхают!

– Из Москвы! – обрадованно молвила Марьюшка. – Дай-ка сюда, прочитаю.

– Тогда уж давай вслух.

Как и всегда, послание от «верного человека» было составлено хитро, так что не понять – кому написано и от кого. Ни тебе поклона, ни привета, ни послания здравия – сразу быка за рога:

– «Верно, уже дошли и до вас горестные вести о безвременной кончине царевича Ивана, – Маша негромко зачитала первую строку. – По Москве ходят разные слухи, один другого нелепее. Говорят, дескать, сам царь Иоанн убил сына своего в припадке гнева. Не верьте. Сие есть ложь, неправда. Истина же в том, что царевич сильно занемог и скончался. Многие на Москве считают, будто его отравили…» Отравили! – королева многозначительно подняла указательный палец. – «Кто-то винит поляков, кто – шведов, а иные – царя Иоанна, хотя тому травить сына своего незачем. Сии слухи все – тайные, говорят, Щелкаловы дьяки вышли на след, опять же – ничего от них толком не дознаешься, интриганы старые и каждый свою выгоду блюдет».

Далее шло беглое описание состояния внутренних московских дел: кого казнили, кого отправили в ссылку, все имущество отобрав, – и в самом конце письма уведомлялось, что кто-то из польских магнатов вновь пригласил царя попытать удачи и занять трон Речи Посполитой.

– Правда, Иоанн, что такое элективный сейм, не понимает ни разу, – Марьюшка злорадно повысила голос. – Еще бы понимал! Он что – королева английская? Вот и тут пишут… Иоанн, де, считает, будто поляки с литвинами, задумав звать его на трон, кланяться станут, слезно просить и в ноги бросятся. Что такое выборы, ему невдомек! – синие глаза вновь вспыхнули. – Интер-е-е-сно, у кого хоть вообще умишка хватает тирана этого на трон польский звать? Что они, не понимают, что ли? Хотят, чтоб Иоанн кровью все коронные да княжеские земли залил? Он и зальет. Он может, кровопивец чертов!