Дебри

Но вскоре начались исцеления. Кто-то припомнил историю убиенного мальчика, и мангазейцы окончательно убедились, что сибирская мерзлота вернула не покойника, а праведника. Русские пришли в эти дикие студёные края, оставив на родине семьи и храмы, а зачастую и совесть, но даже самые дерзкие из пришедших у всплывшего гроба осознали, что Господь и здесь не забыл про блудных сыновей: дал им в помощь святого – первого и пока единственного заступника посреди чужой языческой земли.

Мальчика звали Василий. Он был сыном ярославского торговца и всё детство работал в лавке. В пятнадцать лет отец отправил Васю в Мангазею приказчиком к какому-то богатому купцу. Однако скромный молитвенный юноша отличался от грубых и напористых искателей сибирских сокровищ. Купчина воспылал к чистому юноше греховной страстью, но получил отпор. А дальше рассказывали по-разному, и всё равно выходил святой.

По одной версии, лавку, где служил Василий, обокрали. В отместку за строптивость купец обвинил приказчика в соучастии и отдал государевым людям, чтобы выбили признание. Василий мог оклеветать себя, получить наказание и сохранить жизнь, но решил, что ему дороже христианская честность, и не сознался. Его забили до смерти. В Мангазее, куда каждый второй приходил с новым именем и подложной бумагой, где за грехи просто платили соболиными шкурками, жизнь за правду мог отдать лишь святой.

Другой рассказ о Василии предприимчивым мангазейцам показался и вовсе невероятным. Якобы юноша молился в часовне рядом с лавкой; он слышал, как воры ломают двери его лавки, но не стал отвлекаться, чтобы не осквернить моление. Когда он завершил молитву и кинулся за помощью, было уже поздно. Купец заподозрил приказчика в сговоре с грабителями и сам замучил пытками. В суровую, неустроенную и опасную Сибирь люди приходили не жить, а превозмогать лишения и страх. Но все терпели ради корысти, а терпеть ради молитвы способны были только святые.

В 1657 ГОДУ БЛИЗ НОВОЙ МАНГАЗЕИ ПОСЕЛИЛСЯ ПУСТЫННИК ТИХОН. К НЕМУ НАЧАЛИ СТЕКАТЬСЯ ЛЮДИ, И С ЛОЖИЛАСЬ ОБЩИНА. В 1661 ГОДУ ОНА БЫЛА ПРЕОБРАЗОВАНА В ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ. В 1670 ГОДУ ТИХОН ПЕРЕНЁС В ОБИТЕЛЬ МОЩИ СВЯТОГО ВАСИЛИЯ МАНГАЗЕЙСКОГО. КАНОНИЗАЦИЯ ВАСИЛИЯ СОРВАЛАСЬ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО В 1726 ГОДУ СГОРЕЛИ ВСЕ ПОДГОТОВЛЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ, НО ВАСИЛИЯ ПОЧИТАЛИ И БЕЗ КАНОНА: МОЛИЛИСЬ ЕМУ И ПИСАЛИ ИКОНЫ, КАК ПОЛУЧАЛОСЬ. МОНАСТЫРЬ СУЩЕСТВОВАЛ ДО 1921 ГОДА, А ПОТОМ БЫЛ ЗАКРЫТ. ВОЗРОДИЛИ ЕГО ЛИШЬ В 1996 ГОДУ.

Место, где явился гроб, огородили, а потом построили для святыни часовню, начали прикладываться к мощам и записывать чудеса. У Василия Мангазейского, покровителя промышленников и звероловов, мангазейцы просили фарта. То ли молитва помогала охоте, то ли удача, но к 1660 году почти весь зверь в окрестностях Мангазеи оказался выбит. За добычей промысловики потянулись дальше к востоку, на Енисей, и построили Новую Мангазею – Туруханск. В новых землях со своим проверенным святым казалось не так страшно, и в Туруханске основали Свято-Троицкую обитель: теперь было куда перенести мощи заступника.

Икона Василия Мангазейского

В 1670 году из Новой Мангазеи в Старую Мангазею за мощами Василия отправился иеромонах Тихон. По легенде, перед опустевшим городом Тихон увидел спящего на холме мальчика. Кругом был снег, а верхушка холма под мальчиком оттаяла и покрылась цветами. Тихон взял мальчика на руки и понёс в Туруханск. Восемьсот верст шёл он без сна и отдыха, и в снегах перед ним протаивала тропа и вырастали цветы.

Троицкая церковь в посёлке Туруханск

Иеромонах поместил мощи святого Василия в Троицкой церкви у царских врат. В 1719 году в монастыре построили Благовещенскую церковь, и в Туруханск из Тобольска приехал сам святитель Филофей (Лещинский), чтобы поклониться мощам и перенести их в новый храм. Когда Филофей возвращался, его дощаник на Енисее попал в страшную бурю. Судёнышко кидало волнами как щепку, ветер выворачивал мачты, и Филофей взмолился Василию Мангазейскому, защитнику от всех бед и опасностей грозной Сибири. Дощаник уцелел. В благодарность за спасение святитель прислал раку для мощей Василия Мангазейского и написал в его честь кондак.

НОВАЯ МАНГАЗЕЯ, БЫВШИЙ ГОРОД ТУРУХАНСК, ОСНОВАНА КАК ЗИМОВЬЕ НА РЕКЕ ТУРУХАН, ПРИТОКЕ ЕНИСЕЯ, В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА. ПОСТЕПЕННО ЗИМОВЬЕ ПРЕВРАТИЛОСЬ В ГОРОДОК – СТОЛИЦУ ПУШНОГО ПРОМЫСЛА. ЗДЕСЬ СТОЯЛА КРЕПОСТЬ, БЫЛИ ХРАМЫ, АМБАРЫ И ГОСТИНЫЕ ДВОРЫ. НА РЕКЕ НА СУДАХ ШУМЕЛА ПЛАВУЧАЯ ПУШНАЯ ЯРМАРКА. НО В XIX ВЕКЕ НОВАЯ МАНГАЗЕЯ НАЧАЛА УГАСАТЬ, А В 1917 ГОДУ ТУРУХАНСК УТРАТИЛ СТАТУС ГОРОДА

Василий Мангазейский стал первым православным святым, явленным в Сибири. Русские напористо и дерзко освоили Сибирь за одно столетие. И всё это время от страха, злобы и отчаяния бородатых матёрых мужей спасал кроткий молитвенный мальчик.

Инородцы

Коренные жители Сибири

Никане, бороталы, кутумы, гурленцы, ламунуты, тайчиуты, урлюки, арели, алтыны и алтыры, учуги, теленбуты, далайкатуни, жёлтые мунгалы и чёрные калмыки, конные браты и оленные дауры, «трёх родов якуты, семи родов шаманы» и так далее – это перечень многочисленных сибирских народов из книги Семёна Ремезова. Русские их всех называли инородцами.

Сибирь не была безлюдной пустыней. Русские пришельцы столкнулись здесь с представителями причудливых и разнообразных таёжных культур. Всех надо было понять. Со всеми ужиться. Иначе Сибирь не освоить.

Почти все аборигены Сибири жили общинно-родовым строем. Своя государственность, хотя и зыбкая, имелась только у татар: она пришла на Иртыш во времена тюркских каганатов и укрепилась исламом. На переходе к феодальному порядку находились манси, у которых были четыре княжества на реках Ляпин, Пелым, Сосьва и Конда, и ханты, у которых на нижней Оби сложилось шесть племенных союзов. Манси и ханты встретились с русскими ещё до Ермака, ещё в XV веке, – от них и узнали выгоды государственности. Но и в двадцатых годах XVIII века Василий Татищев писал, что инородцы Сибири «в единоравенстве пребывают», а их князья не имеют ни войск, ни власти.

Образ жизни аборигенов подчинялся условиям климата. Обитатели тундры кочевали со стадами оленей и устраивали себе временные стойбища с чумами. Обитатели степи летом гоняли скот по огромным угодьям и ставили юрты, а на зиму возвращались в селения с прочными жилищами. А таёжники – охотники и рыболовы – были оседлыми; они имели селения с общинными домами, однако зимой, когда мех у зверей богаче, а леса проходимы для лыжников, разбредались по дальним промысловым заимкам.

Инородцы не знали огнестрельного оружия. Например, сохранилась легенда, как на Ангаре буряты перебили отряд казаков и решили сжечь их тела и ружья, но ружья начали стрелять из костра, и буряты бежали даже от мёртвых русских. У инородцев было распространено многожёнство, и оно часто становилось главной причиной отказа от православия. И ещё в языческой Сибири существовало рабство. В рабы попадали «погромные ясыри» (как говорили русские) – военнопленные. Друг с другом инородцы жили немирно, и русским не раз приходилось прекращать междоусобицы аборигенов или защищать одних от других.

Но в целом коренные жители Сибири изумляли русских своей честностью и простотой. Татищев писал: «Хотя они в познании божьем глупы, несмысленны, однако притом от натуры справедливы и смиренны. Клятвопреступлений, воровства, блядовства, объядения, обманства и тому подобнаго весьма у них мало. Редко бывает, чтоб кто-нибудь в том изобличён был, да и то разве такой, который, пребывая между русскими, тому у них научился». Аборигены вели хозяйство очень экологично: не брали лишнего, не истребляли поголовно. Для инородцев мораль была едина и для людей, и для природы. Например, они неохотно продавали телят – потому что коровы тоскуют, жалко их. Или не брали из звериных припасов всё: считалось, если мышку или бурундука лишить заготовок, зверёк от горя удавится в развилке веточки.