Дебри

В НАКАЗАНИИ КОЛОКОЛА СОДЕРЖИТСЯ ОГРОМНЫЙ СИМВОЛИЧЕСКИЙ СМЫСЛ. КОЛОКОЛ УПОДОБЛЯЛСЯ ЧЕЛОВЕКУ И ИМЕЛ ДУШУ. ОН ВЗЫВАЛ СРАЗУ КО ВСЕМ: И К НАРОДУ, И К БОГУ. УГЛИЧСКИЙ КОЛОКОЛ ПОСТРАДАЛ ЗА НЕВИННО УБИЕННОГО, И ЕГО ТРЕБОВАНИЕ ПРАВДЫ ОКАЗАЛОСЬ ОЧЕНЬ ВАЖНЫМ ДЛЯ СИБИРИ, ГДЕ СВОБОДНЫЕ ЛЮДИ ЖИЛИ БОК О БОК С ПРЕСТУПНИКАМИ. В СИБИРИ ГЛАВНЫМ КРИТЕРИЕМ ОЦЕНКИ ЧЕЛОВЕКА БЫЛО НЕ КАЗЁННОЕ ОБВИНЕНИЕ, НЕ ГРЕХИ, А ПРАВДА ДЕЯНИЯ

К 1785 году соборная колокольня состарится и развалится, и медного острожника вместе с другими колоколами перевесят на бревенчатые козлы, где его чуть не расплавит пожар 1788 года. Новая колокольня будет готова в 1797 году, и «ссыльный неодушевлённый» снова заступит на службу. За сто лет медный узник превратится в местную знаменитость; к нему, как к другу по несчастью, придут поклониться сосланные в Сибирь декабристы. В 1837 году, когда в Тобольск приедет наследник престола цесаревич Александр, угличский колокол на время снимут с колокольни «для удобного обозрения этой исторической достопримечательности». А в 1890 году заключённого переведут в тобольский музей в качестве экспоната.

Но и Углич не забудет о своём колоколе. Уже через несколько лет после убийства царевича Димитрия угличане объявят колокол безвинным страстотерпцем. К 300-летию ссылки под давлением горожан колокол будет «амнистирован». После большой общественной дискуссии его решат вернуть обратно в Углич, а в Тобольске оставить копию. Обычно сибирские узники не возвращались: на дорогу домой изгнанникам не хватало денег, а порой и жизни. Угличский набатный отправится на родину один за всех.

Расходы по перевозке колокола оплатят восемь богатых жителей Углича. К встрече земляка Углич приготовится как к большому торжеству. У Спасо-Преображенского монастыря на берегу Волги построят специальную пристань, и пароход с колоколом причалит к ней под громкое «ура» двухтысячной толпы. Засвидетельствовать своё почтение придёт городское духовенство в праздничном облачении и городское начальство в парадных мундирах. В Угличе объявят народное гуляние. К всеобщему ликованию, справедливость восстановится. Но жаль, что сотни тысяч других ссыльных, не отлитых в металле, а из плоти и крови, своё наказание пережить не смогут.

Таможня берёт добро

Внутренние таможни в России

До середины XVIII века в Российском государстве неисповедимы были только пути господни. Дороги простых смертных правительство тщательно контролировало. Особенно пристально государево око следило за Сибирским трактом: по этому пути шёл стратегический для казны пушной трафик.

Российская присказка о том, что у нас не дороги, а направления, не работала, когда дело касалось казённого кармана. Дороги делились на «государевы» и «воровские». «Государевы» были обустроены, с харчевнями и постоялыми дворами, с ямскими станциями и почтовой службой; здесь находились таможни, и потому разрешалось движение купеческих караванов. Внутренние таможни регулировали перемещение любых товаров из одной части страны в другую и взимали пошлины.

Основной таможенной пошлиной была «десятая доля», её брали только российской монетой: серебром или золотом. Имелся перечень товаров, запрещённых к вывозу из Сибири: табак, ревень, водка, лён, свинец, порох, медные пятикопеечные монеты и полушки, канифоль, скипидар, мышьяк, поташ, лосиные кожи, оружие. Но всегда находился способ нарушить запрет, и административная система этому помогала.

Постоялый двор в музее «Нижняя Синячиха»

Руководили таможнями «таможенные головы». Их назначали в Сибирском приказе. Это были купцы и посадские люди, пользующиеся авторитетом, чаще – из Москвы, а не местные. Жалованья за работу начальникам не полагалось, они должны были «кормиться от дел». Вот они и старались «окупить» свою службу поборами. Государство получало свою долю с легальных товаров, а хозяева таможен разживались ещё и взятками с контрабанды. Их помощники – подьячие, целовальники и сторожа – на свой карман работали особенно усердно. В поисках запрещённых товаров они задирали боярыням юбки и заботливо следили за тем, чтобы купцы по весне не парились в трёх лисьих или собольих шубах.

Контрабандистов назвали мехоношами. Они проносили в поклаже или провозили в небольших обозах пушнину, соль, порох и другие лёгкие или необъёмные, но дорогие товары. Мехоноши пользовались «воровскими» дорогами. Их прокладывали местные жители для своего удобства. Тайные пути не были обустроены, не имели таможен, и купцам с товарами ездить по ним запрещалось. Хитрых мехонош подкарауливали государевы дозоры и вольные разбойники, выставляя на «воровских» маршрутах пикеты и засады. Но всегда был шанс проскользнуть под защитой метели или тумана, надуть дозорных, отбиться от разбойников. Повезёт – и за дерзость мехоношам отвалится жирный куш, а таможенникам достанется большой кукиш.

ТАМОЖЕННАЯ СЛУЖБА БЫЛА НЕРАЗРЫВНО СВЯЗАНА С ЯМСКОЙ ГОНЬБОЙ – ПЕРЕВОЗКОЙ КАЗЁННЫХ ГРУЗОВ И КУРЬЕРСКОЙ ПОЧТЫ, И КАЖДЫЙ ВОЕВОДА БЫЛ ОБЯЗАН СЛЕДИТЬ ЗА КАЧЕСТВОМ ДОРОГ И ОРГАНИЗАЦИЕЙ ТРАНСПОРТА. В КРУПНЫХ СЕЛЕНИЯХ И ПРИ ТАМОЖЕННЫХ ЗАСТАВАХ ВСЕГДА СУЩЕСТВОВАЛИ ПОСТОЯЛЫЕ ДВОРЫ – СТАРИННЫЕ ГОСТИНИЦЫ, ГДЕ ПРОЕЗЖАЮЩИЕ ДОЖИДАЛИСЬ СМЕНЫ ЛОШАДЕЙ ИЛИ ДОСМОТРА ТАМОЖЕННОГО ДЬЯКА

Бабиновский тракт был единственной официальной дорогой в Сибирь. По нему шли китайские посольства, легендарный протопоп Аввакум, все великие землепроходцы, ссыльные бояре, купцы и крестьяне-переселенцы. 250 вёрст от Соликамска до Верхотурья зимой на санях преодолевали за пять-шесть дней, в распутицу тащились неделями, а летом в хорошую погоду караваны ползли со скоростью пешехода: 40–50 километров в день. Главная стратегическая дорога России была всего лишь шестиметровой просекой, которую переметало снегом и заваливало буреломом. Паводки сносили мосты, ручьи промывали ямы, в дождь глубокие колеи становились непреодолимы. Иностранцы, проехавшие по Бабиновскому тракту, оставили красочные воспоминания о русском экстриме, когда встречные сани сшибались друг с другом, и путь продолжал сильнейший, а повозки неслись под гору с такой скоростью, что сминали запряжённых в них лошадей.

У страха глаза велики, но для русских сильнее страха был фарт. В надежде на удачу в конце XVII столетия в Сибирь по Бабиновской дороге каждый год проходило две-три тысячи человек и проезжало около тысячи подвод. Главной таможней Сибирского тракта была Верхотурская: здесь досматривали грузы, следующие из Центральной России в Сибирь и обратно. За сообщением между Сибирью и Китаем следила Нерчинская таможня. А от Верхотурья до Нерчинска на тысячевёрстном пути располагались прочие промежуточные таможни и Гостиный двор в Тобольске.

После губернской реформы 1708–1711 годов таможни перешли в подчинение сибирским губернаторам. Губернаторы назначали таможенных надзирателей из числа сибирских дворян и купцов. Прежние целовальники и сторожа стали называться канцелярскими и ларёчными служителями. В новом «регулярном» государстве воровство таможенников доросло до организованной преступности под контролем губернаторов, которые сорок с лишним лет эффективно управляли потоком казённой пушнины, прогоняя немалую его часть через свой карман.

Тобольск всегда спорил с Верхотурьем, кто главнее: тот, у кого таможня, или тот, у кого торговля? В 1753 году победил Тобольск, потому что внутренние таможни в России были отменены. Все пути в Сибирь стали теперь легальными. Это убило старинный Бабиновский тракт: он потерял статус единственно дозволенного пути. Вокруг бывших «государевых дорог» вымерла и организованная преступность.

А новые имперские казначеи, любуясь, как с ладони меж перстней струится шёлковый соболиный мех, уже и представить не могли, сколько мягкого золота утекло из казны сквозь пальцы сибирских таможен.

Святыни басурман

Сибирские татары

Древние греки утверждали, что где-то за Гипербореей находится Тартар – ледяная бездна с чудовищами, и потому европейские географы называли Северную Азию Тартарией.