Синичка

Капуана Луиджи

Синичка

Жил-был вдовый медник с двумя дочерьми: старшая — белокурая красавица, высокая, стройная, да такая надменная, что и подойти страшно, а младшая — дурнушка, но милая, скромная, добрая, взглянешь на нее мельком, перемолвишься словом — и сразу она по сердцу придется.

Отец не скрывал, что гордится старшей и любит ее больше. Целый день медник стучал молотком по котелкам, кастрюлям, сковородкам — наковальня была вбита в пол у входа в мастерскую. Не отрываясь от дела, он перекидывался шутками с соседями. Иные спрашивали: — Когда, медник, дочерей замуж выдадите?

— Скоро. Старшая принцу достанется, а младшая — любому, кому глянется.

Старшая дочь, благо отец ее больше любил, целыми днями сидела, сложа руки, нарядно одетая и причесанная, у окна, будто и вправду принца ждала, а младшая трудилась, как пчелка: то комнаты убирала, то еду готовила, то белье стирала и сушить развешивала; единственной ее отрадой была клумба на краю огорода, каждую свободную минутку она ухаживала за цветами.

Подметая полы, убирая комнаты, разжигая печь, стирая и развешивая белье, поливая цветы, она без устали пела. Голосок у нее был звонкий, мелодичный, прохожие останавливались и восхищенно слушали; соседи прозвали ее медникова Синичка.

А старшую сестру мучила зависть. Сидела она целый день нарядно одетая и причесанная, сло-

жа руки, у окна, да никто на нее не обращал внимания. Труженики знали, что ни за одного из них она замуж не пойдет, а богачи считали ниже своего достоинства жениться на дочери медника и от похвал ее красоте воздерживались, чтобы слишком о себе не возомнила.

Шли годы, напрасно медник повторял:

— Старшая в жены принцу достанется, а младшая — любому, кому глянется.

Порой кто-нибудь из соседей подтрунивал над стариком:

— Ох, боюсь я, медник, как бы ваши дочери в девках не засиделись!

Тогда старик начинал стучать с остервенением по котлу, сковородке или котелку, смотря что оказывалось под рукой, но не сдавался: — Старшая в жены принцу достанется, а младшая — любому, кому глянется.

Совсем у медника мозги набекрень, думали люди.

В саду у медника росло персиковое деревце. С некоторых пор стоило Синичке — отец и сестра ее тоже так звали, правда в насмешку, — запеть, как над ней, на расстоянии протянутой руки, слышалось трепетанье крыльев. Поднимет она голову и видит: реполов вьется — то взлетит, то опустится, то присядет на вершину персикового деревца и зальется трелями. Как будто пытается повторить песню девушки и досадует, что у него не выходит. А едва она отвлечется от дела, чтобы посмотреть на него, и прервет песню, он умолкнет и, раскачиваясь на ветке, ждет.

— Ждешь, чтобы я снова запела, красавец реполов?

И реполов трелью отзовется, словно ответит: «Да, да!»

Синичка продолжит песню. Реполов слушает, медленно раскачиваясь, и в паузу пытается повторить, но у него не получается. Рассердится он на самого себя и улетит.

Теперь Синичка каждую свободную минуту словно на крыльях летела в огород и пела. Реполов появлялся два раза в день: утром перед восходом и вечером — на закате. Без него Синичка чувствовала себя одинокой, и работа у нее не спорилась.

Старшая сестра по утрам подолгу нежилась в постели и раздраженно требовала: — Не смей петь на заре, ты мне спать меша

— А ты не смей спать допоздна, ты мне петь мешаешь!

«Ишь ты! — подумала старшая сестра. — Дурнушка еще и дерзит!» — и пожаловалась отцу: — Синичка издевается надо мной, принцессой называет!

Тот заступился за любимицу и отругал Синичку.

— И так я ей за служанку, разве этого мало? И подметаю, и в комнатах убираю, и белье стираю, и глажу, и еду готовлю! Вы ведь сами говорите: «Старшая в жены принцу достанется, а младшая — любому, кому глянется». Так что принцесса она и есть! А у меня одна радость — петь, и то ей мешает!

По утрам перед восходом Синичка садилась в огороде под персиковым деревцем и пела. Некоторое время спустя слышалось трепетание крыльев, это прилетал реполов и начинал щебетать, заливаться трелями, посвистывать. Он взлетал, опускался, присаживался на вершину персикового деревца, раскачивался на ветке и, казалось, слушал. Синичка вполголоса повторяла и повторяла песню, словно помогала ему запомнить и выучить. Стоило ей умолкнуть, как реполов ста-

рался просвистеть мелодию, но кончалось всегда тем, что он испускал жалобную трель и улетал.

А между тем каждый раз он опускался все ниже и ниже с ветки на ветку, и, если Синичка вставала и протягивала руку, чтобы потрогать его, он не пугался, но все же взлетал и потом возвращался на прежнее место.

— Реполов, почему ты не разрешаешь себя потрогать?

И реполов отвечал короткой трелью, словно говорил:

— Нельзя!

— Реполов, ты меня любишь?

Реполов отвечал щебетаньем, словно хотел сказать:

— Очень, очень!

— Реполов, сядь ко мне на палец, я тебе сахару дам! — И она манила его кусочком сахара.

Реполов делал вид, что собирается сесть на палец, хлопал крыльями, а потом снова улетал на ветку щебетать.

— Ты, реполов, злюка. Я больше не буду тебе петь!

Медник окликнул ее из мастерской:

— Синичка, с кем ты там разговариваешь?

— Сама с собой. Я вам мешаю?

Дочь определенно стала дерзкой. Медник рассердился и пригрозил:

— Палка по тебе плачет!

Поднялся в горницу к старшей сестре и наказал:

— Когда Синичка работает в огороде, посмотри из кухонного окна, чем она занимается и с кем разговаривает.

На следующий день медник узнал, что дочь разговаривает с реполовом, и поразился.

— Синичка нашла жениха! — съязвила за ужином сестра.

— Лучше невеста реполова, чем принцесса, не нужная ни одной собаке!

Медник отвесил ей оплеуху.

— Не дерзи сестре!

На следующий день солнце уже высоко поднялось, а Синичка все еще нежилась в постели.

— Синичка, надо белье постирать!

— У Принцессы такие же руки, как у меня.

— Синичка, а где же обед?!

— У Принцессы такие же руки, как у меня. В чем дело, отчего она вдруг стала такой

дерзкой? — удивился отец.

— Синичка, муж твой заждался в огороде! Ха-ха! Реполов громко щебетал и заливался трелями, будто звал и огорчался, что Синичка не идет.

На язвительные шутки сестры и хихиканье Синичка ответила, вставая с постели: — А ты от своего принца песен не дождешься! Она проворно оделась и подбежала к окну, выходившему в огород. Реполов пел, беспокойно летал вокруг и прыгал с ветки на ветку. Синичке было приятно, что он так волнуется.

— Реполов, ты злюка! Я больше не буду тебе петь! — сказала она и решила сдержать слово.

Тогда реполов сел на подоконник, разрешил себя потрогать, погладить и легонько клюнул гладившие его пальцы.

— Наконец-то ты решился, — сказала Синичка. — Вот тебе клетка, и мы не будем больше разлучаться.

Пели они с утра до вечера, к вящему неудовольствию Принцессы.

Синичка заливалась, пока убирала, подметала, кипятила и развешивала белье, готовила обеды и ужины, а реполов вторил из клетки такими звучными трелями и щебетаньем, что казалось —они соревнуются, кто звонче поет. Прохожие останавливались, чтобы послушать их.

— Ну и умница медникова Синичка! Вот уж мастерица петь!

Принцесса задыхалась от злости, и если кто-нибудь в шутку спрашивал: — Медник, когда собираетесь дочерей замуж выдавать? — она отвечала раньше, чем отец успевал рот открыть: — Занимались бы своими делами и не вмешивались в чужие!

Однако медник упрямо добавлял:

— Скоро. Старшая принцу достанется, младшая — любому, кому глянется.

— Мне она приглянулась!

Медник повернулся, посмотрел во все стороны: кто это? В лавочке-то пусто!

— Кому это она приглянулась?

— Мне! Мне! Мне!

Казалось, это реполов отозвался своими звонкими трелями. Разве такое может быть?

— Поняла? — спросил медник старшую дочь, которая, нарядно одетая и причесанная, сидела теперь у входа в лавку, она считала, что возле окна ее недостаточно хорошо видно. — Поняла? Разве это не странно, что реполов так отвечает?