Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 50



По данным Вашингтонского демографического бюро, в марте 1976 г. население Земли составляло 4 млрд. человек — вдвое больше, чем жило на планете всего 46 лет назад. При тех же темпах прироста населения (1,8 % в год) эта цифра удвоится — т. е. достигнет 8 млрд. — всего за 34 года. Такое скоростное преодоление миллиардных рубежей за какие-нибудь десятилетия особенно потрясает, если вспомнить, что понадобилось 2–3 млн. лет, прежде чем появился первый миллиард людей на Земле.

Теперь мы, разумеется, знаем причину этой не-обыкновенной арифметики: она объясняется улучшением здравоохранения и гигиены, достижениями медицины в целом и хирургии в частности в борьбе с болезнями; увеличением продолжительности жизни и еще одним: чем больше людей, тем больше они размножаются — как в любой геометрической прогрессии.

Эти условия влияют и на начало, и на конец жизненного пути, от смертности младенцев до смертности стариков. Но столь неудержимая прогрессия может кончиться катастрофой. Стоит только прислушаться к тому, что вещают некоторые из современных "пророков" о проблемах питания и энергетических ресурсов в соотношении с бесконтрольным ростом народонаселения, как в ушах раздается топот копыт четырех всадников Апокалипсиса.

Один из футурологов, Джон Плэтт из Мичиганского университета, пугает нас видением того, что он называет мегафаминами — случаями массового голода, которые способны унести 10–50 млн. жизней. Другой ученый, по имени Деннис Медоуз, автор книги "Динамика роста в ограниченном мире", предрекает еще более страшную катастрофу. Если к концу текущего столетия на Земле будет жить 7 млрд. людей, пророчествует он, то нагрузка на мировые запасы продовольствия будет настолько велика, что, вполне вероятно, к 2000 г. 3 млрд. человек умрут голодной смертью. И это не считая тех миллионов, которые погибнут во время голодных бунтов, войн и других сражений за пищу.

Другие ученые на основе компьютерного моделирования с учетом потребления энергии на душу населения, известных мировых запасов, возможных будущих открытий, овладения новыми видами энергии, новой технологией и т. д. пришли к твердому убеждению, что при современном темпе прироста населения мир в относительно недалеком будущем столкнется с такой нехваткой энергии, что это вызовет катастрофические социальные перевороты.

Но еще задолго до конца XX столетия мир может ощутить в неизмеримо большей степени, чем сейчас, последствия популяционной нагрузки на энергетические ресурсы и разрушения окружающей среды. Достаточно сказать, что, для того чтобы сохранить теперешний уровень жизни, США к 2000 г. придется вчетверо увеличить совокупный национальный продукт — почти до 4 триллионов долларов. Это значит, что бороться с загрязнением вод и воздуха и с другим ущербом, наносимым окружающей среде, станет все труднее, так как по мере роста объема производства потребность в топливе и энергии увеличивается. А в том случае, если мы не сохраним теперешний уровень жизни в США, какие нас ждут перемены? И если сохраним, то какой ценой для остального человечества? Как это будет согласовываться с нашими политическими и этическими принципами? Можем ли мы безмятежно процветать в мире нищеты? И позволят ли нам это? Рост населения и при теперешней продолжительности жизни явно грозит человечеству грядущими неурядицами. Помимо того, что продление жизни людей еще более обострит проблемы этого роста, оно принесет с собой и дополнительные осложнения.

В настоящее время в США насчитывается 10 млн. людей старше 65 лет. К концу века их число утроится, и они составят 25 % всего населения. Иными словами, по современным общественным определениям каждый из четырех американцев будет не производящим членом общества, который в соответствии со стандартами XXI в. будет жить на попечении системы социального страхования и медицинского обслуживания, этими и многими другими способами истощая общественные и государственные средства. Уже теперь содержание престарелых ежегодно обходится государству в 50 млрд. долларов, и это при том, что часто они требуют помощи и от членов своей семьи. Что еще важнее, свыше 20 % этих людей живут на нищенские средства, намного меньше официально установленного государством низшего предела. А это значит, что более 4 млн. граждан старше 65 лет сейчас, сию минуту, не получают даже того минимума количества пищи, или бытовых удобств, или медицинского обслуживания, который установлен государственными стандартами.



В настоящее время американец, достигший 65 лет, в среднем может надеяться прожить еще лет 14 после выхода на пенсию, причем многие выходят на пенсию в 62 года, а некоторые даже в 55 лет. При таком обилии людей, закончивших служение обществу, и при громадной нагрузке на тех, кто еще работает, может ли продление жизни принести что-либо, кроме усугубления современного положения престарелых?

Противники продления жизни спрашивают: кто за это будет расплачиваться и кому это пойдет на пользу? Пересадки органов обходятся дорого. Пересадка сердца, например, требует двух полностью укомплектованных хирургических бригад (одна — для извлечения сердца у трупа, другая — для замены поврежденного сердца у живого больного), поэтому вряд ли приходится удивляться, что операция обойдется в 50 000 долларов.

Даже если предположить, что нехватки в донорах не будет, все равно не каждый претендент на пересадку сердца сможет рассчитывать на операцию: может случиться, что хирургических бригад и дополнительного медицинского обслуживания просто не хватит на всех. При стоимости операции в 50 000 долларов это значит, что примут только тех больных, которые отвечают интересам эксперимента, или тех, у кого есть деньги. Во многих отношениях продление жизни означает расхождение с принципами демократии в гораздо большей степени, чем это можно сказать о современном медицинском обслуживании. Но когда деньги начнут приносить не просто несколько добавочных лет жизни, а 75-100 лет сверх нормы, то неравенство, с которым мы миримся сегодня, завтра может стать неприемлемым. На что только не пойдет человек, чтобы добиться такого преимущества перед остальными!

Задумаемся и над возможностью переоценки социальных ценностей. Некоторых критиков беспокоит характер общества, в котором будут преобладать старики. Люди преклонного возраста, как правило, склонны к консерватизму, и наши либералы предвидят возможность перестановки сил в политических группировках, по мере того как основная масса избирателей становится все старше. Можно представить себе новые политические течения, например "долгожители" против "естественников". Можно предвидеть, что долгожительство даст дополнительное время для подготовки кадровых военных и продлит существование тех учреждений, которые больше не приносят пользы и при естественном ходе вещей постепенно изжили бы себя сами.

Короче, трудно привести хотя бы один пример человеческих традиций — будь то политические, деловые или семейные, — которые не претерпели бы коренных изменений при увеличении срока человеческой жизни вдвое.

Не только наша планета и наши общественные традиции изменятся со значительным удлинением жизни людей: каждый из нас, несомненно, должен будет глубоко перемениться и пересмотреть всю систему ценностей. Многие философы и психологи писали о том, что сам факт смерти — сознание неизбежности конца — очень сильно влияет на многие наши личные оценки и наше поведение. Существует теория, согласно которой немалая доля творческого темперамента и честолюбия художников, изобретателей, бунтарей, политических деятелей объясняется сильнейшим дискомфортом от сознания собственной смертности. Исследования психолога Лисла Гудмена из колледжа штата Нью-Джерси показали, что многих творческих лиц подхлестывал страх перед неполнотой их жизни, перед тем, что она будет внезапно оборвана смертью. Но что случится с этим движущим порывом, если человек будет знать, что смерть грозит ему только от несчастного случая, что он может располагать полуторавековой жизнью? Если смерть наполняет жизнь смыслом, то сознание отсутствия смерти точно так же окажет влияние на человеческую психику. Если на обещании бессмертия, как на краеугольном камне, зиждется религия, то как повлияет новое долгожительство на веру человека в творца, на существование религиозных институтов, на личную этику и поведение? Одно можно сказать с уверенностью: мы не знаем, какое влияние окажет продление жизни на глубинные области человеческой психики. Никто не в состоянии себе представить, как человек, которому предстоит прожить 150 лет или еще дольше, будет смотреть на мир.