Желтая акация

— Дядя Тимох, — спросила на всякий случай Надейка, — а медведь в вашей пуще есть?

— Есть. И не тот ли самый, про которого сказку рассказали. Действительно, он кого-то ищет. Я несколько раз встречал его, наблюдал за ним потихоньку, так он каждый куст внимательно осматривает, проверяет. Постоит, постоит — к другому. Только когда ему надоест, наверно, такая работа, вскочит на какое-нибудь поваленное дерево и начнет гимнастикой заниматься. Потом снова пойдет осматривать пущу.

— А почему вы его не застрелили?

— Жалею! Никого он не трогает. Пускай живет, а то и поколение их переведется. А что с барсуком поссорился, так это не наше дело.

— А не тот ли это самый барсук, которого вы застрелили? — спросила Зося.

— Точно не знаю, но очень похож на него. Тем более, что и яр такой же, про который в сказке говорится, поблизости от того пня есть.

— Интересная сказка, — задумчиво сказала Ганна. — Мне так и представляется, как медведь стену спиной подпирает, а барсук на солнышке греется. Я обязательно нарисую к этой сказке рисунок, если только Зося запишет ее в наш походный дневник.

— Как бы там ни было, — ответил Иван Степанович, — я свое слово сдержал. Сказку вам рассказал. А теперь пошли дальше.

Не прошли они и метров триста, как перед их глазами открылась огромная затока-старица, окруженная разными деревьями, вся, во всяком случае на три четверти, закрытая разными водяными растениями: белыми лилиями, желтыми кувшинками. На краю стояли рогоз, аир, тростник, а дальше…

— Браточки! — только и смог выкрикнуть Адам.

— Неужели и на нашем озере будет такая красота? — спросила Зося.

— Я согласен идти пешком до самых Ботяновичей и нести на себе столько орехов, сколько осилю, лишь бы только у нас стало так же, как тут! — Это Гиляр так сказал.

— До этого дело не дойдет, чтоб на себе таскать такой груз. Машина отвезет. Только набрать хороших орехов надо.

— Наберем, Иван Степанович! — отозвался Адам.

— У вас будет еще красивее, еще лучше, дорогие мои! Не забывайте о том, что это я со Стасиком и с Галей сделали втроем, а вас два десятка таких молодцов только тут, а сколько там, дома! Горы можно свернуть с такой силой!

Лодки тут не было, но через короткое время под руководством лесника хлопцы смастерили небольшой плотик.

Этот плотик хорошо поднимал троих. Первая разведка и выехала на затоку.

Какой стебель ни потяни, меньше десятка орехов нет. А на некоторых и по двенадцать. Да какие крупные! Почти вдвое крупнее, чем на старой, на «Тихой затоке».

Через короткое время плот подплыл к берегу, и хлопцы выгрузили корзину орехов.

На ужин хватит!

Потом начали разговор о качестве именно этих водяных орехов.

— Тимох Сымонович! Может, вы нам объясните, почему тут орехи крупнее? Семена, вы сами нам об этом говорили, одинаковые, со старой затоки. Грунт, вероятно, тоже одинаковый, большой разницы быть не может.

— Если вы у меня спрашиваете, я вам отвечу. Не так — пускай Иван Степанович сразу поправит, ведь он же не только учитель, но и агроном. Я своей головой думаю так. Причина в новых семенах. Для этой затоки те орехи, какие мы сажали прошлой осенью, здесь новые. Побудут они тут года три-четыре, наверно, надо будет снова привозить орехи с другой затоки, а с этой, наоборот, отвезти туда. Тогда будет больше пользы. Так или не так, Иван Степанович?

— Честно говоря, Тнмох Сымонович, я с большим удовольствием слушал ваше высказывание. Еще великий, известный всему миру ученый Чарлз Дарвин обратил на это внимание. В одном научном труде он отметил, что некоторые хозяева в современной ему Англии меняли с дальними знакомыми доброкачественные семена одного и того же сорта, так как старые на одном месте через несколько лет начинают вырождаться. Так же делали прежде и у нас в Белоруссии многие крестьяне.

— Если так, то можно надеяться, что водяные орехи именно с этой затоки на нашем ботяновском озере будут расти еще лучше?

— Этого я, Адам, утверждать не могу, но уверен, что хуже они не будут. Что касается нашего озера, так нам надо будет года через четыре семенные орехи с одной затоки сажать в другую и наоборот.

— Ваш разговор я записала целиком в наш походный дневник и подчеркнула ваши последние слова, Иван Степанович.

— Ты очень хорошо сделала, Зосечка, так как мы, занявшись повседневными делами, порой забываем о таких мелочах, а они имеют огромное значение.

— Подъем! — объявил Тимох Сымонович. — Пошли, братцы, обедать. После обеда вы останетесь одни, а я съезжу в Русичи.

Довольные, веселые, с богатой добычей, все пошли обратно.

Возвращаясь, не пропускали боровиков, не пропускали и всего того, что могло быть полезным в жизни и в дальнейшей работе.

Приметили близ затоки большую полянку глицерии-манника, которую собирались набрать в Русичах. Зачем же, действительно, останавливаться там еще раз, если все будет сделано на месте.

Спросили у Ивана Степановича: а нет ли другого, похожего на глицерию растения, которое давало бы еще больше плодов? Он ответил, что есть, и не одно, и более интересная — тускарора, которая в народе называется «водяной рис», хотя фактически это растение из другой ботанической семьи.

Тускарора распространена у нас на Дальнем Востоке и растет там в диком виде, но пытаются заводить ее и у нас в Белоруссии. Особенно она полезна там, где около водоемов бывают птицефермы.

— Об этом мы, — сказал Иван Степанович, — думали давно, а теперь будем вести дело в колхозном масштабе.

Все стало ясным. Незаметно пришли и к дому лесника. Девочки сразу побежали помогать Таисии Васильевне, а мальчики — за дровами, за водой и всем другим, чтоб сделать что-нибудь приятное хозяевам и хотя бы частично отблагодарить их за большую ласку, гостеприимство и сердечность.

Толока

Озеро глубокое, как память,

От воды поднялся синий дым,

И дубы широкими ветвями

Плещут, как ладонями, над ним.

Хозяин сделал все так, как и обещал: бочки порожние подвез к самому затону, поставил их в ельничке.

Сам же он был на мотоцикле; на нем, в коляске, доставил в лесничевку цимбалы.

Гиляр по ним уже соскучился. Взял перекинул поясок через плечо, сел перед хатой и начал… Наверно, никогда тут не слышали таких веселых песен, как в этот вечер.

Вопрос о завтрашнем походе за орехами леснику пришлось обсуждать с Иваном Степановичем и с Адамом.

Условились, что пообедают немного раньше и пойдут на затоку, чтоб к вечеру управиться. Решили сделать еще один плот, такой же, как и первый.

Утро объявили свободным, что означало — никаких походов не проводить, а целиком положиться на самодеятельность молодежи.

Интересно посмотреть, как они распределят и используют свое время.

Использовали по-разному. Галя и Зося занялись дневником, переписывали и перерисовывали в него с разных бумажек свои наброски и рисунки. Некоторые группками разбрелись по опушке, пополняли свои коллекции. Другие просто занялись играми, физкультурой.

На обед собрались дружно. А потом, забрав корзинки, ведра и мешки, пошли теперь уже по знакомой дороге к «Новой затоке», на толокý.

Откровенно говоря, слово «толокá» выбрано не совсем правильно. Оно тут не очень подходило. Был такой обычай у нас — помогать всем коллективом либо после пожара, или при болезни, или одинокой вдове и сиротам: построить хату, сжать рожь, вывезти навоз.

Одному человеку возить бревна, к примеру, на новую хату понадобился бы целый месяц. А тут подъезжали толокой: по бревну, по два — и вскоре весь материал на месте. Или идут жнеи со своих загонов, завернут на ниву больной соседки: минут десять — пятнадцать, и все жито в копнах.

Большое это дело — белорусская толока! Обычай такой ведется в нашем народе исстари. Громада помогала одиночкам.