Страница 47 из 58
— Стасик, — попросила Зося, — пожалуйста, достань одно растение целиком, с корнями, с орехами.
Стась влез в лодку, стал на корму и осторожно, взяв легкое весло, подцепил им растение под самый корень. Вскоре оно было на берегу. Его разложили на песке, измерили — два метра без малого. Рассмотрели со всех сторон.
— Не понимаю только одного, — удивился Адам. — Над самыми листьями, это значит в воде, ровно одиннадцать орехов. Они весят самое маленькое граммов двадцать — двадцать пять. Такой вес может потянуть на дно листовую розетку. А между тем она не тонет. Что же ее держит, не дает затонуть?
— Воздух, ответил Иван Степанович. — Природа позаботилась и об этом. Посмотрите более внимательно на листья, точнее говоря, на черенки листьев. Что вы видите? Они будто припухлые. Вот в этих самых припухлинах и находится воздух, который держит листья и орехи, не дает им затонуть. Фактически листовые черенки во время поспевания орехов превращаются в поплавки. На этих поплавках гроздья орехов плавают спокойно.
— Как интересно! Как целесообразно! Можно подумать, что кто-то специально придумал такие поплавки.
— Девочки, — перебила разговор Галя, — мы всё с вами увидали. Пойдемте быстрее помогать тете Тасе. Наши работнички скоро есть попросят.
Девочки побежали к Лесниковой хате, а мальчики принялись за орехи.
Не обед, а барский ужин
Дворец мой, как ты видишь, небогатый,
Но сам его на славу я сложил,
Сам эти стены вывел я когда-то,
А крышу сам соломою покрыл.
Атласом не обшиты эти стены,
И пол турецким не покрыт ковром,
Который бы сверкал своим бесценным,
Как пламя полыхающим шитьем.
В лесниковой хате дым столбом. Галя Сидоренкова и Зося в два решета просеивали муку, смолотую из рогозовых корневищ.
Девочки чистили картошку, а хозяйка растопила печь, нагрела два больших котла воды и поручила дочерям Гале и Наде хорошенько вычистить их во дворе. Еще бы! На такую семью никакой кастрюли не хватит.
Вдруг в хате услышали крик.
— Ой! Что же это такое? — кричали Галя и Надя.
Сразу неистово залаяла собака.
Таисия Васильевна опрометью выбежала во двор, а за ней и все остальные.
И видят: идет Тимох Сымонович, согнувшись, и волочит, перекинув через плечо, огромного сома. Мальчики тащат по корзине рыбы.
— А миленькие, а родненькие! — всполошилась Таисия Васильевна. — Что ж это за чудо такое?
— Чудо чудом, а нам нужен безмен. Надо обязательно взвесить. Я таких сомов за свою жизнь не видывал! Наверно, с Припяти, а может, из Черного моря пришел приветствовать наших гостей. Если б не хлопцы, так уволок бы меня на дно, чего доброго.
Галя принесла безмен. Через жабры протянули кусок веревки, подцепили безмен, а через держак безмена — железный прут и, подняв на столбы у ворот, начали взвешивать.
— Тридцать восемь килограммов, только и всего. А мне казалось, что целый центнер волоку, так тяжело было.
— Несподручно, потому и тяжело, — догадалась Зося. — Так это настоящий сом?
— Сом, дочушка, самый сом и есть. Посмотри, какие у него усы! А голова! Как твой котел, Тася.
Сом едва не касался хвостом земли. Зося стала рядом с ним, подняла руку над головой и тогда только сравнялась с этой рыбиной.
Подошли ребята с орехами и даже рты пораскрыли, увидев в воротах такое чудо.
Еще больше удивились они, услышав про вес. Но разглядывать некогда, надо готовить обед. Рыбу в корзинах поставили в ледник, а сома начали разбирать, мыть, положив его на две доски. Вполне понятно, что никакого разговора о том, чтоб жарить его, не было.
Когда Таисия Васильевна, потроша сома, вынула его желудок, она от неожиданности вскрикнула:
— Тимох, Тимох! Глянь! Какая-то железяка…
— Осторожно, Тася! Может, еще с войны гранату какую в себе носит.
— Тебе все шуточки. А все же, дети, отойдите подальше! Мало ли что может быть…
Иван Степанович тоже попросил ребят отойти на всякий случай.
Таисия Васильевна взяла сомовьи потроха и положила их в корыто, куда вылили ведра два воды.
Кроме всего, что обычно бывает в большой рыбине — заглотанные маленькие рыбки, водоросли и тому подобное, — действительно оказалась какая-то железяка.
Когда ее осторожно промыли, очистили от водяной накипи, от пленок, то оказалось, что это самодельный алюминиевый портсигар.
Открыть его было не так просто. Мало того что мастер, который делал его, искусно и точно подогнал, зашлифовал все рубчики, — пролежав столько времени в воде да еще неизвестно сколько времени в желудке сома, портсигар вдобавок заклек, будто припаялся.
Но кто же тому поверит, чтоб такие мастера да не добились своего! За дело взялись Стасик и Гиляр.
Прошло много времени, пока Стасик воскликнул:
— Братцы! Какие-то бумаги!
Все кинулись к хлопцам и к портсигару.
— Какие бумаги? Что в них? — слышалось со всех сторон…
Какие? Об этом мы расскажем в отдельной главе — они требуют к себе особого внимания, как вы сами в том убедитесь.
Сома разрубили топором на части и начали варить. Девочки под наблюдением Таисии Васильевны напекли лепешек из рогозовой муки. Сварили чугун орехов.
Наконец хозяева пригласили гостей в хату за стол.
— Дорогие гости, прошу в наш дворец! Дворец наш не богат, но мы его сами после войны строили, с Таисией вдвоем. Наверно, потому он для нас и мил. В нем и детей растили…
Правду говоря, есть захотели все — и хозяева и гости. Сомовья уха пошла хорошо. Может, прибавили вкусу и рогозовые лепешки. Во всяком случае, хвалили и то и другое. Ели из больших общих мисок, так как тарелок на такую компанию не хватило б, а в несколько смен есть — это не дело.
Для второго блюда — сома — тарелок было с избытком: чистые капустные листы. Все в один голос признали: «Вкусно! Как поросятина!»
Когда же на стол поставили орехи, так их ели исключительно гости, чтоб окончательно убедиться, что водяной орех стоит большого внимания. Бóльшую часть приготовленных орехов оставили на ужин. Правда, до ужина времени оставалось немного — часа три, но все ботяновцы пошли вместе с лесником в пущу, чтоб посмотреть, какая она, так как они видели ее издали, с краю. Тимох Сымонович перекинул через плечо двустволку, подпоясался патронташем.
— На всякий случай, пояснил он гостям. — Нам без ружья ходить нельзя. Мало ли что может случиться, все равно как с сомом…
Насмотрелись они многого. Некоторые деревья, которые в Ботяновичах росли только при усадьбах, в палисадниках, тут росли как обычные лесные. Взять хоть бы тот же самый граб. Было немало диких яблонь и груш. Кто-то вспомнил, что на Кавказе, особенно в Грузии, садовники ходят по лесам и прививают к диким яблоням и грушам культурные черенки. Таким образом, их леса наполовину станут садами.
— Я об этом не слышал, — признался Тимох Сымонович, — но своим умом дошел до того же самого. Свернем немного в сторону, я вам покажу привитые мною яблони.
Пошли тропкой на более высокое место, чем то, по которому они все время шли. Вышли на поляну и ахнули…
Среди поляны стояло не меньше десятка яблонь и груш, суки гнулись до земли от крупных, красивых плодов.
— Угощайтесь, братцы! Интересно, как на ваш вкус покажется…
Попробовали. Ничего не скажешь, первый сорт!
— Вот видите! А всего и хлопот было — только привить. Правда, приходим со Стасем, перекапываем землю вокруг, а то травой сильно зарастает.
Иван Степанович был явно восхищен:
— Это же не только для себя, но и для людей?
— А как же! У нас все знают: яблоки есть можно, но деревья портить нельзя, за это я не прощу.
Отсюда они спустились еще ниже и подошли к лощине, через которую шумел ручей. Гиляр сразу, разогнавшись, перескочил на другую сторону. А там стоял огромный и высокий пень. Неизвестно, сколько лет было тому дереву, от которого теперь остался пень. Гиляр решил пошутить. Он вскочил на пень, поднял вверх правую руку и торжественно начал: