Желтая акация

Антон Саломаха встал и откровенно сказал:

— Решительно отказываюсь от своего предложения!

Многие засмеялись. Кто-то крикнул:

— Нина Ивановна прояснила сознание! Капуста еще будет жить, если Антон ее «помиловал».

Как это, может, ни странно, но один из самых важных вопросов — о кедре — почти что не обсуждался. Дело в том, что большинство участников собрания либо прочитали статью в стенной газете, либо были хорошо проинформированы до собрания. Вопрос этот показался для всех ясным. Тогда слово взял председатель колхоза Сергей Петрович:

— Товарищи! Вы все понимаете, что это дело полезное, ясное. Разговор должен идти о том, когда, где и как проводить его в жизнь. Мы на правлении колхоза уже обсудили, а общее собрание, твердо надеемся, утвердит наше мнение — отдать молодой сосняк в Суховерше, более одного гектара, для этой цели. Сымон Васильевич сказал, что дело с путевками и деньгами решено положительно. Не останется в стороне и колхоз, — дело наше, родное. Что касается водяных орехов, тут вопрос совсем простой. Ехать надо осенью. Машины у нас есть. Надо только обязательно, по-моему, написать в три-четыре школы на Полесье, чтоб они ответили, в каком месте более удобно набрать водяных орехов.

Кто-то подал голос:

— И где они вкуснее!

Сергей Петрович подхватил этот совет:

— Вполне резонно: и где они вкуснее. А про расходы на такую поездку разговора нет. Сами всем обеспечим, — дети наши, дело наше.

После утверждения плана работы собрание закрылось.

Про Наполеона Бонапарта, про Зою Кирилловну и про нашу лещину

Завоеватели! Немало книг

Написано про десять тысяч их,

А превзошел их всех мудрец один —

Для нас смиривший молнию Франклин,

И слава вечная дана ему!

Пожалуй, на сотне картин выдающихся художников вы можете увидеть, как давние полководцы, когда люди не знали ни пулеметов, ни огнеметов, ни тем более термоядерного оружия, — как они отдавали последние приказы перед большими битвами.

На высоком холме на большом барабане восседает Наполеон. Перед ним на еще большем барабане раскрыта карта. Он указывает на карте определенный пункт и отдает приказы:

«Маршал Нэй занимает со своими полками эту высоту… Маршал Дау — эту… Маршал… Маршал…»

Приняв приказы, маршалы садятся на коней и со своими адъютантами отъезжают ставить полки на указанные места.

Наполеону остается одно: сидеть на барабане с подзорною трубою, время от времени поглядывать через нее на дымовые облака и ждать сообщений-реляций об итогах сражений. За эти итоги более всего — своими головами — отвечали солдаты…

Если разобраться как следует, так обязанности и хлопоты Зои Кирилловны по расположению своей армии перед походом на чествование лещины были несравненно более сложными и трудными.

Ее маршалы, они же и адъютанты, без всяких аксельбантов, только с красными нарукавными повязками, были совсем молоды. Они фактически впервые участвовали в таком походе, а это усложняло и без того сложную обстановку.

Это — ученики старших классов, комсомольцы, которые должны были следить за порядком в классах-отрядах. В большинстве девчата, потому что хлопцы, по каким-то непонятным причинам, уклонялись от таких обязанностей. Но при расстановке октябрят (в особенности) и пионеров (частично) помощники оказывались недостаточно авторитетными. Все непременно обращались к пионервожатой:

— Зоя Кирилловна! Он меня толкает…

— Зоя Кирилловна! Он меня за косы дергает…

— Зоя Кирилловна! Он говорит, что мою лещину поломает…

— Зоя… Зоя… Зоя…

Если бы кто подсчитал, сколько раз было названо ее имя в это утро, так, кажется, было б не меньше, чем тысячу и один раз.

И эта смуглая, черноглазая, стройная девушка, с красным галстуком на шее, с комсомольским значком над сердцем, поспевала всюду, отвечала на тысячу и один вопрос.

— Мы все друзья. Мы идем делать общее дело. А ты его толкаешь…

— Весь лес наш, колхозный, народный. Весь лещевник, каждая лещинка наша…

— На вас смотрят малыши, с вас будут брать пример. А какой же пример вы показываете?..

Наконец школа выстроилась по номерам классов: первый, второй… И так, по очереди, все остальные.

Правда, вперед вышел оркестр с блестящими, позолоченными трубами, трубочками и свирелями. А впереди — красный флаг.

Как только оркестр занял свое место, к Зое Кирилловне начали подходить по очереди ее помощники — адъютанты — и рапортовать: «Первый класс к походу готов!», «Второй — готов!..»

Нина Ивановна стояла рядом с пионервожатой и только улыбалась, глядя на шустрых, веселых и шаловливых школьников. У многих старшеклассников были при себе лопаты, у некоторых топоры или пилы.

Малыши проснулись на восходе солнца и не позавтракали: никак не могли есть от возбуждения. Пришлось успокоить матерей — в лес выедет школьный буфет.

Было воскресенье. Детей вышли проводить почти все матери, даже отцы. Собрались все учителя, но они в лес не пошли. Пошел, кроме Нины Ивановны, один директор.

Когда матери, и особенно бабушки, смотрели на своих счастливых детей, как много вспоминалось им тогда.

— Посмотри, какой порядок у них!

— С музыкой пойдут!

— Рыбонька моя, отчего же нашим деткам не жить! Такой радости дождались…

— Меня, когда-то, маленькую, разбудят… Спать хочется, а мама-покойница… Разве она меня не жалела? «Никак ты не выспишься! А гуси в ярину пошли. Телушка в рожь побежала!..» Да как жиганет меня кнутом по ногам! Не нужен и твой оркестр — бежишь да как труба медная голосишь…

Да только ли об этом они вспоминали, стоя у забора крайней избы.

Наконец Зоя Кирилловна подала команду:

— Орлята, в поход!

И ударил оркестр во все трубы, гусли и свирели:

Музыку на эти слова Янки Купалы написал композитор-самоучка — он же руководитель школьного оркестра и хора, — Микола Лапушинский.

Весь хор подпевал оркестру:

Эхо катилось далеко — и к родным хатам, и к могиле отца нашей поэзии Янки Купалы. Если бы он был жив, если б услышал эти напевы, как бы он обрадовался и, конечно же, не прогневался бы за то, что «вам» и «вас» они переиначили на «нам» и «нас».

В каждой армии бывает свой арьергард. У ботяновских школьников таким арьергардом были неорганизованные дети лет по шесть-семь, которых никакая сила не могла бы удержать дома. Они обежали деревню огородами, украдкой стояли у заборов, а когда школа вышла на дорогу, присоединились к ней и создали таким образом этот самый арьергард. Было с ними не менее десятка псов, как у древних воинов, которые не могли остаться дома без своих маленьких хозяев. Среди псов были лохматые и гладкие, черные и белые, рябые и пестрые, рыжие — Бобики, Тузики, Рябчики, и как только их не назвала досужая детская фантазия.

В перерывах шла дискуссия:

— Прогонят или не прогонят нас?..

— Разрешат или не разрешат помогать?..

— А не осталось ли там прошлогодних орехов?..

— А что, если повстречается медведь?..

Задавались и более серьезные вопросы:

— Ты отдашь мне синюю пуговицу или я должен ее силой отнять?

Предстояло пройти немногим более километра, а шли очень долго.

Но вот и лес.

Вот она, партизанская поляна, вокруг которой стоят, как колонны дивного старинного храма, великаны дубы. От них и начинается лещевник. Между двух дубов, под величавым шатром, растет красивая, разлапистая лещина. Она первая на этой поляне, как хозяйка у порога гостеприимного лесного дома.