Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 58

Потом выступила Марьяна Ивановна:

— Я скажу так. План хороший. Его утвердить надо и пожелать, чтоб наши дети выполнили его. Мне очень нравится забота о липе. Мы все липу любим и бережем. Но я хочу сказать о другом — о лещине. Она у нас больше обижена, чем падчерица у злой мачехи. Если про горох старые люди говорят: «Кто ни пройдет, тот и сорвет», так про лещину можно смело сказать: «Кто орехи не собирает, тот лещины не ломает». Но и этого мало. Кому надо удилище какое — руби лещину; кому какой обруч на бочку — ломай лещину; кому переплет на лубок — обдирай лещину… Про нее в плане ничего не сказано. Хорошо еще, что кто-то из наших детей вспомнил да в газету написал. И что же там написано? А написано то, что в лещиновых орехах доброкачественного, полезного масла чуть ли не 50 процентов.

Зося уточнила:

— От 58,6 до 71,5 процента.

— Спасибо тебе, Зося, за подсказку… Слышите, какое это чудо? Да еще можно орехи на муку молоть, а из муки этой и торты тебе, и лакомства всякие… А как же мы, культурные ботяновские колхозники, благодарим эту нашу ценную и красивую лещину за такие богатые подарки? Вы только посмотрите, какая она гостеприимная, какая она приветливая! Даже ветки, отростки свои к нам клонит: «Угощайтесь, люди, подкрепляйтесь!» А мы как? Я уже сказала как. Не стоит повторяться. Сходите в лес, в наш орешник, посмотрите, что там делается после сбора орехов! Простите, может, я что и не так скажу, но как раз такой вид имеют орешники, какой наши деревни имели после нашествия врагов, — все поломано, покалечено. Мало того, еще и порублено. Разве можно думать, что тут были хозяева? Не то что хозяин, а обыкновенный человек разве станет тебя топором рубить за то, что ты его напоил и накормил? А мы, значит, можем, если так поступаем… А что, если б наши дети, школьники, взяли шефство над этой падчерицей, над этой сироткой, чтобы они пришли к ней весной, как на праздник, с музыкой, с песнями, чтобы они спросили у нее:

Чтоб они взяли сухие сучки посрезали, в кучки сложили, чтоб лопатами на размытые корни земельки подкинули, порыхлили… Что вы думаете, обидится за это лещина? Уверяю вас — не обидится! Наоборот, зашумит всеми ветвями, всеми листочками да и скажет так: «Спасибо вам, детки! Приходите ко мне осенью, я вам гостинцев приготовлю!» А осенью, когда орехи хорошо созреют, снова всей школой, всем селом пойти туда с музыкой, с песнями. Да не ломая, да не круша, собрать там все поспевшие орехи. Скажите: разве хуже будет и для лещины и для наших детей?

Сергей Петрович, нагнувшись к Сымону Васильевичу, тихо сказал:

— Вот тебе и рядовая колхозница. Такую мысль хорошую подала, да как — даже растрогала людей… Ответь ей сразу.

Сымон Васильевич и ответил:

— Товарищи! Уважаемая Марьяна Ивановна не только хорошая певица, но и хорошая хозяйка. То, что она сказала, не только правильно, но даже исключительно правильно. Мы действительно забыли о том, что у нас под боком, что само просится в руки. Ведь в нашем колхозном лесу самые богатые орешники. Но они запущены. Я думаю, что вы все присоединитесь к тому, что сейчас зачитает Нина Ивановна.

Нина Ивановна внесла дополнение:

— В очередное воскресенье организуется поход всех школьников старших и младших классов в колхозный лес для упорядочения наших лещевников.

Тут голос Нины Ивановны заглушили рукоплескания главным образом младших школьников, которые дождались все же своего праздника: «Не обошлись без них! Вспомнили о них! Какая она славная, Нина Ивановна!»

Нина Ивановна, как только аплодисменты утихли, продолжала:

— Чтобы усилить внимание и ответственность, каждая делянка будет закреплена за отдельными звеньями, в которые будут введены ученики и от старших и от младших классов. Первый выход для сбора орехов осенью провести так же, как и весной, с музыкой, песнями, как «праздник лещины».

Сымону Васильевичу не надо было ставить вопрос на голосование.

Аплодисменты и радостные восклицания свидетельствовали о том, что это предложение Марьяны, отредактированное и зачитанное Ниной Ивановной, пришлось всем по сердцу. Когда все немного успокоились, поднялся дед Тумаш и попросил слова. Сначала все подумали, что он хочет сказать что-то против, так как, будучи бондарем, вырубил не один добрый прут на обручи. Поэтому у него кто-то спросил:

— Ты про лещину? Вопрос решен.

Дед Тумаш на ходу ответил:

— Какая там лещина! У меня дела поважнее.





Дед Тумаш прошел на сцену и произнес короткую речь:

— Вот я читал… Одним словом, мы читали, что в камышовых корневищах находится 40 процентов крахмала, а в стеблях столько же сахару. Там же написано, что есть в нем еще немало ценных веществ, но не сказано, какие они и чем они хороши. А потому я и спрашиваю: нет ли в тех веществах дрожжей?

Что тут произошло в зале, передать невозможно. Такие сравнения, как «гомерический смех» или «катались со смеху», слабы для этого. Но чтобы было понятнее, почему именно так реагировали люди на его вопрос, следует дать пояснение.

Дело в том, что дед Тумаш любил порой выпить чарочку-другую. На второй день он, не позавтракав, шел по улице, надеясь, что кто-то откроет окно и скажет: «День добрый, дедуля! А не зашли бы вы на минутку к нам, позавтракали бы вместе?» Действительно, изредка такие случаи бывали. Главным образом осенью, когда нужны обручи и кому-то надо клепку заменить. А весной такое случалось редко. Походы чаще всего кончались тем, что дед Тумаш приходил домой злой, грустный и спрашивал: «Нет ли квасу или рассолу из-под огурцов?»

Когда он проходил по селу в подобных случаях, некоторые шутили: «Что-то дед Тумаш ходит согнувшись, как еж по дрожжи». Как еж ходит по дрожжи, зачем ему дрожжи, никто никогда не знал, не видел, но картина была абсолютно ясна.

Ни о чем ином, а именно про дрожжи и спросил дед Тумаш! Вот почему смех был таким веселым и заразительным.

Сымон Васильевич, насмеявшись вдоволь, быстро навел порядок и спросил серьезно, но подчеркнуто вежливо:

— А зачем вам понадобились дрожжи?

— Это всем понятно. Вы только хорошенько подумайте… Крахмал в камыше есть? Есть. Сахар в камыше есть? Тоже есть. А если добавить немного дрожжей, бери и горилку гони!

Новую волну смеха унять было трудней. Сымон Васильевич немного рассердился:

— Такое собрание, так хорошо все подготовлено, так хорошо все шло — и нá тебе, вылез со своими дрожжами!

Посоветовавшись с членами президиума, он встал и объявил перерыв.

Насреддинова гробница и нарочанский мост

Хоть босиком хожу, а с перцем ем.

Говорят, что восточный мудрец Насреддин попросил еще при жизни поставить для него гробницу, а перед ней — отдельно — ворота и запереть их большим замком. Ученики его удивились.

— Учитель, — спросили они его, — что это за прихоть такая, что за причуды такие? Ворота, замок, а ограды никакой. Кто захочет, может подойти к твоей гробнице если не с четырех, то, во всяком случае, с трех сторон.

— Эх, вы! — ответил им мудрец. — Поставь я еще и ограду, какой обыкновенной казалась бы гробница для всех людей! Никто и не поинтересовался бы ею, ведь таких тысячи. А вот мимо моей гробницы никто не пройдет, не остановившись. «Это что еще за диво дивное? Кто в такой гробнице похоронен?» — «Великий мудрец Насреддин», — ответят ему. Пойдет дальше и десятому расскажет…

Когда я спустя много-много лет приехал на свою родину, побывал на Поставщине, на Мядельщине, я встретил там известного писателя Михася Тихоновича Лынькова. Точнее говоря, встретил его на берегу Нарочи, того самого озера, в каком я когда-то, мальчишкой еще, не раз купался.